Страница 2 из 4
Колька получил приказ открыть военно-учётный отдел и переписать всех мужчин призывного возраста.
В конце октября зашёл к нам, звал в недавно построенный клуб на концерт и два спектакля с символическими названиями: «Беззаботные буржуа» и «Идилия буржуазного царства». Я отказался и своим не советовал, но для племянников это был целый праздник и они отправились на представление вместе с нашим 19-летним комиссаром.
А на следующий день Букатинский совет депутатов выселил священника из его собственного дома и сам переехал туда. Батюшке пришлось снимать комнату у одного из прихожан. Прежнее здание правления отдали под школу, набрали ещё два класса учеников и там же разместили отдел образования.
На общем собрании жители хутора выбрали председателя совета депутатов большевика Николая Гребенникова, специально для этого присланного и рекомендованного уездным советом депутатов в Цареве. Гребенников и Колька сразу же взялись за агитационную работу: на центральной площади проводили митинги по любому поводу.
Из слободы Капустин Яр в хутор приехал частный предприниматель Юшков с женой, тёщей и сыном Никитой. Предложил Гребеннику свои услуги по оформлению фасадов и кабинетов в совете депутатов, в школе и в клубе. Букатин и Гребенников тут же собрали митинг, на котором осудили Юшкова как «буржуазного элемента» и пригрозили революционным судом в Царицыне. Чтобы избежать расправы, Юшков согласился устроиться на работу в затоне и пообещал раз в неделю приходить к Кольке в комиссариат читать вслух «Манифест коммунистической партии». Через месяц купил домик около храма и навсегда остался в хуторе.
Как-то вечером к нам вновь зашёл Колька Букатин, ужинал с нами на улице под навесом, с энтузиазмом рассказывал как в хуторе устанавливается советская власть. Теперь все корабли в затоне были национализированы и бесплатно переданы рабочим. Для них комиссары создали судовой союз водников и на общем собрании выбрали им комиссара и заместителя.
– Вот как! – удивился я. – Думаешь, правильно отбирать чужое имущество?
– Не отбирать, ты что! – возмутился мой друг. – Имущество передали тем, кому оно по праву принадлежит – рабочим!
– Кто его покупал?
– Буржуи! На деньги, украденные у трудового народа!
– Нет! – возразил я. – Имущество покупали на деньги акционеров судовых компаний. Ты читал списки? Уверен, там люди самого разного происхождения. А что если и у тебя заберут имущество?
– А чего у меня забирать? – обрадовался Колька. – Ничего ж нет! С родителями живу.
– А если у родителей отнимут?
– Так зачем отнимать-то? Я сам отца уговорил. У нас же три дома, ты знаешь. В одном сами живём, а другие царицынским сдавали. Я убедил отца добровольно передать их совету депутатов. В одном разместили рабочий кооператив водников, в другом – больницу. Теперь он там сторожем работает.
– А что стало с Вашей лавкой?
– Отдали в продовольственный комитет. Тоже добровольно.
– Значит, ты больше в лавке не торгуешь? – задумчиво спросил я.
– Нет! Долой буржуазное прошлое! – замахал руками Колька.
– Подумай, Николай, когда ты был прав? Тогда, торгуя в лавке, или сейчас, создавая в хуторе коммуну?
– Конечно, сейчас!
– Сейчас ты также уверен в своей правоте, как и год назад, когда торговал в лавке! Не думаешь, что когда-нибудь наступит время и ты поймёшь, что сейчас ты снова ошибся?
– Ты что! – вновь замахал руками Колька. – Мы, большевики, для трудового народа стараемся, Тут ошибиться невозможно. Вон в апреле открыли библиотеку. Помнишь Марию Богуславскую? Сама предложила открыть в своём доме! Теперь бесплатно свои же книги даёт хуторянам читать. А мы ей жалование платим. Хочешь, отнеси свои. Всё польза будет для хутора. У тебя же в два раза больше, чем у неё.
– Ты прав, – согласился я. – Пожалуй, отнесу.
– В конце августа мы в брошенном доме сторожа затона открыли воскресную школу для детей рабочих судового союза, – продолжал хвастаться успехами мой друг. – Ты не поверишь – столько детишек пришло учиться, что пришлось искать помещение побольше!
– Нашли? – подозрительно спросил я, предчувствуя очередную экспроприацию.
– Нашли, – Колька смутился от моего строгого взгляда. – Забрали дом у хуторского врача Токарева.
– Зачем? Он же не буржуй! Простой врач. Весь хутор лечит.
– Так разбогател он на нашем здоровье! Зато у него в доме поместились целых пять классов да ещё место для клуба осталось!
– Откуда набралось столько детей?
– Так, – Колька снова смутился, – из Царицына привезли сирот.
– Из приютов?
– Нет.
– Откуда?
– Дети высланных буржуев. Рабочие затона взяли их на воспитание. Сейчас выписываем документы с фамилиями новых родителей.
Я разозлился.
– Ты понимаешь, что эти «высланные буржуи» были расстреляны?
– Не может быть!
– Поверь мне. Новые руководители Царицына, понаехавшие не весть откуда, теперь с ними не церемонятся: отбирают имущество и ставят к стенке. Кому повезёт – высылают. Но с детьми! Так что тебе привезли детей расстрелянных родителей.
Колька задумался.
– Ладно, спрошу у уездного комиссара. Но эти буржуи сами в нас стреляли! – вспомнил он. – В прошлом году, ещё до революции, мы, студенты реального училища, вышли на демонстрацию в сквере в Царицыне, так полицейский застрелил моего однокурсника Сергея Гончарова!
Мы помолчали.
– Слушай, давай записывайся к нам в футбольную команду! – сменил тему Колька. – Будем играть против ахтубинских и песчанских. И племяша бери с собой! Юрок, пойдешь вратарём?
В ноябре из школы и храма вынесли портреты императора и цесаревича, иконы и всю церковную утварь, заменив красным знаменем и портретом Ленина. А конце месяца с фронта в затон вернулся дивизион Волжской Военной флотилии. Пять кораблей всю осень вели бои на Нижней Волге. Вернулись только три.
Это же верная смерть!
Балашов. Саратовская губерния. Осень 1918-го.
Арестованные большевиками в Царицыне сотрудники Северо-Кавказского Военного округа Носович, Ковалевский, Кремков, Тарасенков и Садковский 16-го августа на пароходе «Гроза» под конвоем прибыли в город Балашов и были под охраной размещены в гостинице, но по городу им разрешалось перемещаться без сопровождения. Ждали приезда председателя Высшей Военной Инспекции Подвойского, чтобы начать следствие в его присутствии.
Носович встретился с временным военным руководителем Южного фронта Красной Армии бывшим генерал-майором царской армии Сытиным. Во время Первой Мировой войны они командовали соединениями на соседних участках фронта и остались высокого мнения о военных талантах друг друга. Носович решил «подготовить» Сытина к следствию: пожаловался на «безосновательные» обвинения в саботаже, сотрудничестве с контрреволюцией и на самоуправство Сталина. После его ареста обстановка на Южном фронте складывалась не в пользу большевиков, что могло быть косвенным подтверждением невиновности Носовича и всего штаба округа: казаки вытеснили красноармейцев с железной дороги Поворино-Царицын и прижали к дороге Балашов-Камышин, а бригада Сиверса и дивизия Киквидзе отступили к Воронежу.
Генерал познакомился со стенографисткой штаба Ниной Востоковой, дочерью известного священника и черносотенца, которая оказалась подругой его сестры – вместе учились в институте в Москве. Востокова была членом антибольшевистского подполья и согласилась передавать Носовичу всю информацию о ходе расследовании и стенограммы переговоров высшего руководства большевиков. Генерал узнал, что Подвойский мечтает захватить столицу белой гвардии Новочеркасск. Для этой операции ему и Сытину нужны были опытные военоначальники. Тогда Носович выразил готовность принять любую должность и «продолжать служить делу революции». Ковалевский и адъютанты его поддержали. Подвойский и Сытин предварительно согласились, но с условием, что подследственные смогут доказать свою невиновность. Однако политический отдел Высшей Военной Инспекции был совершенно уверен в их контрреволюционной деятельности и к тому же не желал ссориться со Сталиным, который добивался расстрела Носовича.