Страница 13 из 22
«Презрение» же могло быть, вернее, явно было бы весьма обидным для Самого Творца, что, разумеется, совершенно недопустимо. И если что и было, так это, скорее всего, глубокое сомнение в собственных силах, необходимых для отшлифовки столь явно примитивной ещё заготовки. То есть это было сомнение в своей способности соревноваться с Богом в создании разумной жизни в Космосе. А за «презрение» было принято переводчиком вполне понятное отношение Престола к земному дикарю как, скорее, к животному, чем к разумному существу.
И тут мы подходим к наиболее трудной теме: почему же называют себя астронавты Детьми Бога? Имеет это переносный или прямой смысл?
Разберём всего два варианта.
Вариант первый, согласно которому цивилизация, приславшая на Землю астронавтов, возникла на планете Престол – согласно теории Дарвина – путём естественного отбора и постепенно достигла таких успехов, что астронавты в малых планетах, как в естественных и сверхнадёжных кораблях, летают во всей Вселенной и, возможно, даже способны создавать новые солнечные системы с заранее заданными параметрами, – этот вариант нам придётся сразу же отбросить. Ведь он не объясняет, откуда при таком «строго научном» пути возникновения жизни появился сверхдревний текст, повествующий о примитивном, но всё же сумевшем назвать себя и предметы вокруг дикаре на Земле; о споре Семаила с самим Всевышним; о посланцах из чистого света, полетевших на Землю вслед за Семаилом; о Престоле и Царстве Строгости и реакции присных на как бы непонятную для всех шалость Творца с Землёй и создание Им на ней рая и в нём дикаря, но при этом – совершенно намеренно – по образу и подобию Божьему; о сложнейшем взаимодействии тела, Души и Духа; о симпатии к этому процессу Самого Творца и так далее.
Зададимся вопросом: неужели какой-то, из самых древних людей выбившийся в писатели автор – в очередной стадии естественного отбора – смог в очень плохо представляемые, но считающиеся нами по вполне естественным причинам примитивными доисторические времена создать столь затейливое, многослойное и как бы специально замутнённое повествование, что никогда ранее не поддавалось оно полному и ясному пониманию? И вообще – как он мог выдумать вещи, никак не пересекающиеся с бытом людей ни того времени, ни нашего?
Уточнив ещё раз, что переводы всех древнейших текстов не могли быть точными по нескольким известным нам причинам, мы можем прийти к неожиданному выводу: первоисточник был простой и бесхитростной записью хроники событий, предшествовавших появлению человеческой цивилизации, а фантастика в тексте появилась из-за невозможности сделать адекватный перевод его по причине иного уровня образования и культуры переводчиков.
Первоисточник этот, вполне возможно, был написан ещё в Атлантиде, когда можно было воспользоваться живыми рассказами самих астронавтов, полностью откровенных с атлантами; хотя тут необходимо делать некоторые скидки на то, что никак нельзя им было не учитывать уровень своих слушателей, безусловно, способных осилить лишь какую-то общую схему. Не думаю, впрочем, что и мы могли бы сейчас, в наше время, понять намного больше.
Однако мог этот текст родиться и в гораздо более поздние времена вторых колонистов, когда ещё живы были потомки атлантов, которые могли воспользоваться первоисточниками либо некими обрывками сведений, видимо, уже искажённых временем, из-за чего и получился текст несколько неясным. Но суть не в прикидках времени рождения текста, определить которое – совершенно безнадёжная затея, а в том, что в те давние и фантастические времена вряд ли могли появиться посторонние темы для фантазий, так как сама повседневность и недавнее прошлое атлантов были перенасыщены материалом, дававшим множество поводов для осмысления и воплощения на бумаге с целью закрепления навеки того, что после отлёта астронавтов неумолимо ускользало от людей с каждым годом и с каждым веком…
И, стало быть, нам остаётся лишь доверять полностью варианту создания разумной жизни на Земле, описанному в древнем этом тексте. При том, что у нас тут же возникает масса непростых вопросов, ответы на которые, если бы они были сейчас произнесены, были бы нами наверняка не вполне правильно поняты. А главное – взрослая самостоятельность, которая придаёт нам творческих сил и уверенности в себе, могла бы уступить место неопределённости и крайне прискорбной зависимости от чужой воли, к ожиданию, если не поводырей (а ими могут стать любые авантюристы!), то новых намёков Свыше, которых просто не может быть!
Надо-надо теперь нам как можно быстрее вернуться к рассказу о Прометее, а то уже вторые колонисты промелькнули мимо нас, когда мы и первых-то не видели.
Напряжённый труд команды Прометея по созданию из «царя природы» разумного человека начал постепенно приносить результаты: атланты научились использовать разум для решения насущных задач и твёрдо держаться своего нравственного стержня. Учёба стала интересовать их, а творчество – давать свои плоды. Необходимо было оставаться с ними ещё некоторое время, пока государственность атлантов укрепилась бы на острове окончательно, приблизившись к идеалу, а мораль общества превратилась бы в неприступную крепость для всех видов зла. Популяция, к тому же, была ещё очень малочисленна, и народ атлантов напоминал собой малыша, требующего постоянного внимания и поддержки.
Но слишком долгая опека имеет множество негативных последствий, исправление которых требует также огромных усилий. К тому же некоторые атланты стали вдруг проявлять совершенно неприемлемую фамильярность, возникающую порой в отношениях между учителем и учеником, вообразившим себя его любимцем. А оскорбительные косые взгляды иных из них прямо указывали на осознание атлантами разницы между собой и астронавтами – не только во внешности – и на ставшую очевидной для них ненужность прибытия на Землю чужаков – можете себе представить – неизвестно откуда и зачем. Не звали, мол.
Дикарская суть проявилась в только что послушных и внимательных учениках, радующих учителей своими успехами, как это ни странно, с мощью, прямо пропорциональной достигнутому ими довольно высокому уровню образования. Это скорее даже было похоже на непонятное поветрие, появившееся как бы ниоткуда и набиравшее всё большую силу.
Мало сказать, что это был удар ниже пояса. Настоящий боец продолжает поединок – а поединок Детей Бога с «темнотой» дикарей был гораздо сложнее, поверьте, чем все наши земные свершения вместе взятые, – невзирая на неожиданное и вдвойне обидное, когда оно исходит от ученика, нарушение правил. Но для деликатнейших, тончайших в общении с подопечными своими астронавтов это был очевидный знак краха их надежд на сотворение из дикаря высшего разумного существа за один этап эксперимента.
Вы можете сказать, что я мастер сгущать краски, что всё это не так уж страшно и со временем поправимо, но оглянемся вокруг или лучше всмотримся в самих себя: двадцать тысяч лет прошло, и много мудрости и славных дел лучших из нас, людей, пронизали и озаряют эту толщу времён, а найдётся ли хоть один, кто не проявил бы дикарской сути своей на протяжении жизни? И не один, к тому же, раз… Не в одном – так в другом.
Звериное начало, как ни маскируй его, как ни прячь за утончённостью манер, очень явственно порой выдаёт себя, как на картинах несчастного Брейгеля. И можно было бы, поспешив, решить, что вести с ним (началом) нескончаемую борьбу, меняя лишь декорации, – и есть удел человека и всего человечества. Но такое решение слишком бы упростило задачу, которая изначально, имея в виду её Сотворившего, не может быть простой и однослойной. Значит – это всего лишь один из множества её слоёв, ставший для нас наиболее очевидным.
Ко второму слою можно отнести – тоже бросающуюся в глаза —некоторую театральность протекающей как бы сквозь нас жизни. Большинству из нас в пьесе этой отведена роль статистов далеко не первого, а десятого или даже сотого плана, если рассматривать период развития государства как цельный, со множеством сцен, актов и действий, длящийся столетия спектакль. Но при этом жизнь каждого человека – отдельный спектакль, в котором он – даже при полном внешнем подчинении его судьбы кому-то – играет главную роль.