Страница 18 из 75
Брэм выругался.
— Оставайся на линии.
Шуршание, еще один женский стон, звуковой сигнал, затем тишина. Герцог поморщился.
Мгновение спустя еще один звуковой сигнал дал знать о возвращении Брэма. Он дышал еще тяжелее.
— Ты и Фелиция одни. Это благоразумно?
Конечно, нет.
— Она совершенно вымоталась. Я не буду использовать спящую женщину.
Брэм усмехнулся.
— Мне все равно, что ты сделаешь с девушкой, это между тобой, ней и Мейсоном. Но ты с Неприкасаемой и не имеешь защиты.
— Мы не останемся дольше, чем на несколько часов. Не думаю, что Матиас следил за нами.
— Но ты не знаешь этого наверняка. Я пришлю подкрепление, на всякий случай.
— Спасибо.
— Ты сказал Фелиции о том, кто ты такой?
— Нет.
Герцог растрепал рукой волосы.
— Я бы предпочел этого не делать. Чем меньше она знает о нас, тем лучше для ее безопасности. Но она полна вопросов.
Брэм заворчал.
— Думаю, что ты не сможешь долго избегать правды, но мы разберемся с этим позже. Сосредоточься на ее безопасности. Мне не нужно говорить тебе, насколько она ценна.
— Увидимся завтра утром.
Герцог закончил звонок, когда Фелиция открыла дверь ванной и выглянула, ее лицо было нерешительным.
— Ты можешь мне помочь? Ненавижу просить…
— Что угодно, — поклялся он, пересекая комнату к ней.
Она прикусила губу.
— Мое платье…
Затем повернулась к нему спиной. Ряд маленьких атласных пуговиц стягивали кружевное платье от шеи до талии, их было, по крайней мере, штук двадцать. И она хотела, чтобы он расстегнул их? Развернул ее как посылку?
Новая волна желания захлестнула его, почти переполняя. Боже милостивый, как он мог коснуться этих пуговиц, ее кожи и не взять больше?
Фелиция снова бросила нервный взгляд через плечо, сдвинув с пути густую волну золотых кудрей, которые упали от ее движения.
Герцог сделал все возможное, чтобы обуздать выражение лица и успокоить ее, когда пересек расстояние между ними. Его сердце взревело, ладони вспотели. Он так сильно хотел ее, что едва мог ходить.
"Она не твоя".
Дрожащими руками он потянулся к первой пуговице на кремовой плоти ее шеи, чуть ниже тонких кудрей, буйствующих возле линии волос. Еще одна пуговица, потом вторая, третья… обнажающая линию позвоночника и нежнейшую кожу. С каждой пуговицей Герцог раздевал ее все больше и больше, и его жадный взгляд съедал каждый дюйм. Платье опало, обнажая тонкие склоны плеч, верхнюю часть спины, намекая на ее узкую талию.
Его дыхание стало прерывистым. Фелиция не могла не заметить, так как он был рядом.
Остались две пуговицы. Он потянулся к первой и не удержался от ласки кончиком пальца ее спины. Она вздрогнула и оглянулась, широко раскрыв глаза, ее зрачки расширились. Она покраснела. Закусила пухлую нижнюю губу зубами. Ее дыхание также звучало резко в тишине между ними.
Господи Боже, она возбуждена.
Схватив последнюю пуговицу, он скрутил ее, сдвинув с петельки. Он должен был отойти от нее, прежде чем сделает что-то, о чем они оба пожалеют.
Платье просело вперед, и она поймала его, но только когда то упало с ее обнаженных плеч и скользнуло к бедрам, оно обнажило белые кружевные трусики, которые он жаждал сорвать с ее тела.
— Спасибо, — выдохнула она.
— Пожалуйста.
Его голос звучал скрипуче, как будто он не использовал его годами.
"Уходи!"
Но он стоял, прочно. Пристально смотрел.
Фелиция отступила, пока не попала в проем. Одной рукой она схватилась за край двери. Чтобы успокоиться? Закрыть ее? Другой она прижала платье к груди. Герцог все еще видел тень между ними, бледную, пухлую, соблазнительную…
Его взгляд дернулся к ее лицу. Она уставилась на него.
Жажда, сгущающая кровь, почти сбила его с ног, и Герцог схватил дверной косяк над ее головой для поддержки. В свои сорок три года он никогда не чувствовал ничего подобного. Ни во время своего привилегированного подросткового возраста, где правильный взгляд и титул позволяли получить любую девушку, которую он хотел. Ни во время его бурного перехода от человека к волшебнику. Конечно, и не в последнее время, когда секс стал механическим, являясь не более чем способом питания для следующей битвы с Матиасом.
Это было совершенно незнакомо и неподвластно его контролю.
Герцог пошевелился. Тепло ее тела охватывало его через полосу пространства между ними. Он наклонился, опустил голову, его пристальный взгляд остановился на ее губах, мысли о том, чтобы попробовать ее, бушевали в голове.
Он собирался сделать самую большую ошибку в своей жизни.
— Останови меня, — прошептал он.
Фелиция уставилась на него, затаив дыхание, и молчала.
Сердце вздрогнуло, Герцог подошел ближе, достаточно, чтобы увидеть маленькую линию, разделяющую эту пышную нижнюю губу, и почувствовать запах мятных конфет, которые он дал ей в машине.
— Фелиция, останови меня.
Но она качнулась ближе, ее глаза закрылись. Рука оставила дверь и вцепилась в его плечо. Ее прикосновение встряхнуло его организм, заряд громоотвода пронзил его. Мысли остановились, желание вспыхнуло.
Да, он собирался в ад, но он пойдет с ее сладким вкусом на языке.
Он слил их губы, накрывая ее рот своим. Такой мягкий. Ее вздох ударил его в грудь, пальцы сжались на его плече, ногти впились в кожу. Герцог прижался телом к ее телу и убеждал ее открыть рот, инстинкт ревел в нем, чтобы попробовать ее на вкус. Фелиция поколебалась, затем медленно ее губы начали открываться.
Он пожелал себе терпения, сжимая пальцами дерево над головой, пока щепки не впились ему под кожу. Он так сильно хотел прикоснуться к ней, погладить рукой ее нежную плоть и поласкать. Но с желанием, бушующим внутри, Герцог не мог быть нежным сейчас.
Свободной рукой он стащил с ее бедер платье, не в силах расслышать за стуком барабанившего сердца, порвал ли он его. Оно собралось у ее ног.
Затем, наконец, ее губы раздвинулись полностью, все сладкие сокровища оказались внутри для его пробы.
Он скользнул по ее бедру, одетому в кружева, ее обнаженной талии, пока не устроил ее голую грудь в своей ладони, ее сосок сжигал его плоть.
Желание взорвалось как фейерверк внутри него, нечто громкое, яркое, игнорировать которое невозможно.
Герцог сокрушил ее рот и глубоко погрузился в него, не теряя времени на пробы. Он вдохнул, ее сладкий запах гардении наполнил его чувства, как наркотик. Она застенчиво коснулась его языка.
Она вздрогнула, и ее рука выжгла дорожку на его плече, вцепившись ему в затылок, ее кулак сжал короткие пряди волос. Натяжение волос на голове подсказало ему, что он повлиял на нее, и это возбуждало.
Тогда инстинкт раздавил его. Как и все волшебники, Герцог почувствовал свою половинку на вкус. После одного поцелуя он точно знал, что Фелиция должна принадлежать ему.
Он не терял ни секунды, прежде чем прижаться к ее телу; их обнаженные грудные клетки находились друг против друга — горячо, интимно. Он пожирал ее, как будто она была самым роскошным угощением, которое он когда-либо брал на язык. Как будто он голодал без нее. Чувство было правдой.
Слова ворвались в его голову, знакомые, несмотря на то что он никогда их не говорил.
Важные слова. Меняющие жизнь. Он не мог дождаться, чтобы сказать их. Чтобы воззвать и сделать ее своей.
Потом, когда Фелиция застонала и толкнула его в плечо, он вспомнил, что она любит его брата.
Черт! Скандал. Его мать. Мейсон, который никогда не простит его…
Герцог оторвался от поцелуя, тяжело дыша. Тем не менее, слова были песнопением в его мозгу.
"Стань частью меня, как я стану частью тебя. И с тех пор я обещаю тебе… "
Этого не произойдет.
Фелиция отдернула руку от его шеи, как будто кожа у него горела, и нырнула за платьем, прижимая одежду к груди.
— М-мы… не можем этого сделать.
Герцог не мог с этим поспорить.
Он уже сдерживал слова болезненным усилием. Если бы произнес Зов, он принадлежал бы ей безвозвратно и навсегда. Ее же сердце всегда будет принадлежать другому.