Страница 14 из 22
Родители выпили по несколько больших стопок водки. Несмотря на действующий в России с 1914 года сухой закон, в их доме всегда было несколько бутылок лучшей московской водки – «Московская особенная». Всю прислугу, как обычно по субботам, отпустили домой до понедельника. Никаких особых мероприятий на эти выходные не планировали.
Обед прошёл спокойно, без ругани и упрёков. Родители, как всегда, разбрелись по своим комнатам на двухчасовой послеобеденный сон. Через минуту в комнату к отцу вошёл сын Женька и без лишних слов всадил ему в сердце итальянский стилет, снятый накануне со стены отцовского кабинета. Удар был смертельный, недаром Женя целую неделю его отрабатывал. Не вынимая кинжала из трупа, сынок занялся папиным сейфом. Всё оказалось очень просто: ключ висел на отцовской шее, на серебряной цепочке.
Женька достал из сейфа бархатный мешочек с алмазами, золото в слитках общим весом шесть килограмм и баночку чистейшего героина около восьмисот граммов. Всё это аккуратно сложил в свой саквояж, закрыл сейф и повесил ключ на прежнее место. Затем достал из оружейного шкафа подарочный вариант американской двустволки Remington. Таких ружей в России всего шестнадцать штук. Они были изготовлены в 1910 году в США специально по заказу российского торгового дома. Все они разошлись на подарки нужным людям. На этом ружье была гравировка: «Господину Огарку – самому честному человеку России». Женька достал из кармана два накануне купленных патрона, снабжённых английской калёной картечью марки «АААА» 6,35 мм, и зарядил ружьё. Он вошёл в спальню своей матери без стука. Зинка крепко спала голой, широко разбросав конечности, в позе упавшей навзничь дохлой садовой жабы. Её художественный храп разносился по всей квартире. Держа в одной руке ружьё, а в другой подушку, сын Женька тихо подошёл к своей маме. Он осторожно подставил ствол к её миндже и хладнокровно, дуплетом всадил маме английскую картечь, превратившую Зинкины внутренности в фарш. Одновременно Женька накрыл её лицо подушкой на тот случай, если мама вдруг не умрёт сразу, а начнёт кричать. В этом он не ошибся: Зинка действительно не умерла сразу, и сквозь подушку был слышен её предсмертный хрип. Сынок сел верхом на её лицо, дожидаясь, пока мама не испустит дух. Он наблюдал, как из неё медленно, словно лава маленького вулкана, выползала плотная пузырящаяся болотная масса, на запах которой тотчас слетелись синие мухи-падальщицы. Наконец предсмертная агония – и мама затихла.
– Ну, вот теперь я круглый сирота, – вслух пошутил Женька Огарок.
У него было приподнятое настроение, потому что всё прошло хорошо: выстрел вряд ли кто-то слышал, а значит, времени достаточно, чтобы собраться в дорогу. Он открыл мамин денежный шкаф, благо не первый раз, и аккуратно сложил купюры в банковской упаковке в свой саквояж. Из маминых ювелирных изделий забрал лишь самые ценные. Затем он собрал по дому все свои фотографии и сжёг их в камине. В отдельный пакет он завернул хорошую закуску для ужина двоих мужчин, пару тарелок, вилки, два стакана. В бутылку водки «Московская особенная» через пробку иглой и шприцем он залил приличную дозу разбавленного в водке героина. Убедившись, что на пробке нет повреждений, сложил бутылку и закуски в саквояж. Уходя, он «случайно» оставил на полу своей комнаты оплаченный счёт на железнодорожный билет первого класса до Москвы на воскресенье.
Было около восьми часов вечера, когда Женька вышел из квартиры через чёрный ход для прислуги. В это время в Петрограде уже темно, и он незамеченным прошёл в квартиру, снятую на имя Анатолия Павловича Смолина. Здесь он спрятал в двойном дне чемодана золотые слитки и алмазы, а также часть денег, которые не нужны в предстоящей сделке.
Ровно в десять часов вечера он подошёл к квартире, которую снял для покупки алмазов. Здесь его уже ждали два человека.
– Кто это? – спросил Женька продавца алмазов.
– Не беспокойтесь, это мой брат, – прошептал продавец. – Сами понимаете, сделка крупная, нужны гарантии безопасности. Мой брат в курсе всех дел, да и к тому же это он работает в Алмазном фонде.
– Ну что же, правильно, – согласился Женька. – Идёмте, закончим дело.
Операция купли-продажи ворованных алмазов на преступные деньги длилась недолго. Братья тщательно пересчитали все деньги и здесь же, поделив их поровну, рассовали по своим карманам.
«Всё-таки Россия великая страна, у неё всего много – и несчитаных алмазов, и идиотов, которые поручают откровенным жуликам их охранять в Алмазном фонде», – подумал Женька, глядя на довольные физиономии братьев.
– Если всё в порядке, как говорится: по стаканчику – и разбежались, – не ожидая комментариев, сказал Женя, вынимая из саквояжа хорошую закуску и бутылку дефицитной водки.
– Я вижу, вы предусмотрительный человек. И откуда у вас это сокровище в наше безалкогольное время? – кивнул на бутылку продавец алмазов. – Хотя, зная ваших родителей, мой вопрос неуместен, – заключил он.
– Я не всё предусмотрел. Видите, я принёс лишь два стакана – мне и вам, а вы пришли с братом, так что пить будем по очереди. Открывайте бутылку и разлейте по стаканам себе и брату, но только так, чтобы и мне осталось, а я пока приготовлю закуску, – весело заметил Женька.
– Ну уж как получится, – поддержал шутку продавец алмазов, разливая по стаканам водку. Братья взяли по солёному огурчику и, чокнувшись по русскому обычаю, опрокинули в себя по полному стакану дефицитного напитка. Они повалились на пол почти одновременно. Женька всё правильно рассчитал: они отключились надолго, но не умрут. Ему невыгодно их убивать. Эти два идиота не будут на него заявлять в полицию, но ему хотелось, чтобы они беленились от своего бессилия.
Женька хладнокровно вынул из карманов братьев деньги и снова сложил их в свой саквояж. Также убрал в саквояж снедь и посуду, а стол вытер шапкой одного из братьев. Уходя, он ещё раз обвёл взглядом комнату и, довольный собой, покинул помещение.
Через полчаса коммивояжёр Анатолий Смолин вышел из своей комнаты с небольшим свёртком, в котором лежала одежда Жени Огарка, и направился в ближайший трактир ужинать. По дороге он незаметно сунул свёрток в бочку с горящими дровами и мусором, каких по Петрограду в это время было много. Ужин был скромный, по карману коммивояжёру. Через час Смолин вернулся домой собираться в дорогу. На следующее утро, в воскресенье, ровно в 6:00 длинным гудком пассажирский пароход «Королева Виктория» возвестил о том, что отправляется из Петрограда на Ливерпуль. На верхней палубе левого борта стоял довольный собой молодой человек, согласно судовым документам – коммивояжёр Анатолий Павлович Смолин, и смотрел на спящий Петроград. Он был уверен, что Женька Огарок со всеми своими грехами остался в России, а миллионера Анатолия Смолина ждёт распрекрасное будущее сначала в Англии, но потом, конечно, в Америке – хрустальной мечте его детства.
Тотчас по прибытии в Ливерпуль Смолин посетил несколько обменных пунктов, в которых обменял маленькими суммами, чтобы не привлекать внимание, все свои российские рубли на английские фунты стерлингов. Затем он отправился в Ливерпульское отделение Halifax Bank of Scotland, потому что знал – это самый старый банк Англии, основанный ещё в 1695 году и абсолютно надёжный. Он положил на хранение часть своих денег, а также алмазы и мамины драгоценности. На третий день ожидания американской иммиграционной визы и парохода на Нью-Йорк Смолин, прогуливаясь по живописным улочкам Ливерпуля в районе Royal Albert Dock, заглянул в ирландский бар, каких здесь немало.
– Мне пиво и что-нибудь из закусок, – сказал он на своём английском, садясь за барную стойку.
– Может быть, лучше водки? У бармена есть «Московская особенная», – по-русски прошептала подошедшая красотка с бюстом, не влезающим в бюстгальтер.
– Вы хорошо говорите по-русски, – пропел Смолин, оценивая размер бюста незнакомки.
– Так же, как и вы. Марина Николаевна! – Она сунула под нос Смолина свою пухлую белую ручку.
– Не может быть! – воскликнул Женя. – Вас действительно зовут Марина Николаевна?