Страница 41 из 48
— И взялся бы за тендер и прогорел, не так ли? — поворачиваюсь к нему.
Сникает немного.
— У меня вы голове не укладывается… ты. Он. И каким многозначительным становится все, что происходило… Почему ты молчала, почему?
— Может потому, что не хотела снова впускать его в свою жизнь?
Опять отворачиваюсь и смотрю на реку. Впитываю блики и спрашиваю после паузы:
— Ты летал к маме? И провел там…
— Все эти дни.
— В разговорах о том, какая у вас нерадивая дочь? — усмехаюсь грустно.
— Майя…
— Что, Майя? Майя уже выросла… и имеет право скрывать от родителей нелицеприятные подробности собственной жизни. Защищать таким образом и их, и себя.
— Ты беспокоилась… что он может что-то сделать, если ты…
— Если что-то не то сделаю? — вздыхаю. — И это тоже. Но важнее, что я беспокоилась — чем больше буду говорить о Каримове, переживать из-за него, из-за ситуации, тем вернее отравлюсь снова. Видишь, не помогло. Он все равно… везде. Даже в наших разговорах.
— Вот именно для этого я тебе и нужен, — рычит. — Разделить эту тяжесть! Я ведь могу… да много чего могу! У меня тоже есть влияние, возможности. И плевать, что он мне помог.
Перебиваю:
— Пап. Скажи… что мы ценим больше всего во взрослой жизни? Что ты ищешь в бизнесе, в деньгах? Во власти?
Думает какое-то время.
А потом заявляет уверенно.
— Свободы.
— Вот и я ищу свободы…
— От него?
— О нет, — хмыкаю. — Если свобода «от кого-то» — это не свобода. Я ищу ее для себя. Свободы жить своей жизнью, совершать свои поступки и делать свои глупости. Когда все победы — мои победы, и все поражения — тоже. Ты это хочешь забрать?
— Но…
— Даже я признаю, что Каримов помог тебе в бизнесе. Признай и ты. Ты свободен выстраивать с другими людьми собственные отношения.
— А какие отношения у вас с ним?
— Я не хочу подробностей.
— Поясни хоть что-то!
— Мы их пока… выстраиваем, — пожимаю плечами. — В сторону нуля.
— Но моя помощь…
— Если понадобится — я скажу. Что ж, теперь, когда тебе известен прошлый акт этой драмы, а маме, частично, нынешний… — я вдруг замираю и впиваюсь в него взглядом. До меня доходит окончательно. — Погоди, ты сказал провел все эти дни… с ней? А может… у нее?
Кажется мой отец смущается.
— Господи… — зажимаю рот рукой, — только не говори что…
— Вот и не буду.
— Но вы же не…
— Уже не знаю!
— Но ты женат! И Ирина в бешенстве — вчера она появилась в квартире и устроила мне допрос! Похоже она знает о чем-то и доведена до отчаяния.
— Я решу этот вопрос.
— Ч-что значит р-решу? — я аж заикаюсь от удивления.
— Я не хочу больше оскорблять Ольгу своим статусом женатого человека. И буду ухаживать за ней по всем правилам, когда снова стану холост, — смотрит на меня открыто.
Ахаю.
— Мама что… простила? Приняла тебя?
Отец морщится:
— Не совсем… но я все равно постараюсь её убедить.
— А если не получится? — спрашиваю после долгой паузы. — Не пожалеешь, что затеял все это?
— Нет.
Качаю головой.
Кто бы мог подумать… неужели мои родители могут быть вместе?
Это вызывает двоякие чувства. Будь мама моей подругой, я бы первая заявила, чтобы не смела прощать — тогда он поступил отвратительно. Но я же простила… приняла его ошибку. Так почему стоит отказать ей в этой возможности?
— Давай договоримся, что ты не будешь и дальше углубляться в мою ситуацию, — говорю по размышлении. — А что касается вас… Хочу сразу предупредить — в любом случае я буду на маминой стороне.
— Я готов и к этому, — снова трет ладонью лоб. Похоже, он устал также, как я. — Так что… конспиративная квартира раскрыта?
— Угу. И подвергнута «обыску», — показываю я пальцами кавычки.
— Может в ресторан и гостиницу? — спрашивает с надеждой.
— Домой, — качаю головой, — давай закажем только что-то поесть. И позвони уже Ирине… не надо снова исчезать, чуть только проблемы не касаются твоего бизнеса.
Смотрит с изумлением. Но кивает. А потом привлекает меня к себе и прижимает сильно-сильно.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не я тебя воспитывал.
8
За какой-нибудь месяц мой собственный мир опять стремительно меняется. Раньше это меня пугало — необходимость жить в эпоху перемен. Ощущение, насколько все в беспорядке в моей жизни, что так легко и стремительно несется в водовороте судьбы, налетая на каменистый берег и получая вмятины, пробоины, которые надо спешно латать, повреждения, ограничивающие дальнейшее существование каких-нибудь функций…
Но… жизнь-то приобретала при этом все менее идеальные формы и становилась похожа на настоящую.
«Не дай Бог жить в эпоху перемен, если вы не готовы этими переменами воспользоваться».
Немного странно, местами необычно, но я вдруг понимаю, что взрослый человек, если он достаточно уверен в себе и своих действиях, в состоянии навести порядок в большинстве сфер своей жизни не за годы, а за считанные дни.
И у меня есть у кого этому поучиться.
Отец, несмотря на то, что я прошу не вмешивать меня и мое прошлое в его настоящее, разрывает деловые отношения с Каримовым. Уж не знаю, о чем он там с тем говорит — а он говорит, сам предупреждает меня об ужине — но возвращается задумчивым, уверенным в своей правоте и в том, что санкций со стороны Ильи не будет.
А с его…
— Да какие санкции, — морщится. — Подспудно мстить и искать прорехи в бизнесе того, который, по факту, спас мой? А вот за тебя я ему в морду дал.
— Ч-чего? — поперхиваюсь я чаем, который пью в этот момент, и в шоке ищу на лице папы следы боев без правил. Ну не мог Каримов не ударить в ответ — а если не ударил, это хуже. Это может означать, что ударит по другому…
— Он ниже метил, — снова морщится отец, а я только и могу, что сделать жест рука-лицо. А потом хохочу.
— Вы что, и правда подрались? Как мальчишки?
— Немного, — бурчит отец. — Но как мужчины остались без претензий друг к другу.
А он же дорожил этой их дружбой…
Это я понимаю тоже внезапно.
Прежде мне даже в голову не приходило, что с Каримовым можно дружить, я его с этой точки зрения не рассматривала — для меня он был, поначалу, слишком чужим, слишком выпадающим из моей жизни элементом, потому я на него вовсе старалась не смотреть. Потом он оказался так близко, что я видела только крупные детали, которые были у меня перед глазами.
А затем… так далеко, что я жмурилась каждый раз, когда нечаянно смотрела в ту сторону.
Вот только отец выбирает — снова — меня. И я ему за это благодарна.
И с Ириной он разводится. Быстро, тихо — для меня, конечно, у него самого, полагаю, все с шумом происходит.
Он оставляет ей хорошие отступные в виде квартиры в центре, оплаты обучения ее сына и достойного содержания. И даже обещает, что если бывший пасынок возьмется за ум, он поможет ему и с работой, и с бизнесом. Ирину я вижу всего раз и то случайно — прихожу в офис отца и сталкиваюсь с ней в приемной. Я готовлюсь дать отпор, но женщина выглядит так, что хочется не драться с ней, а жалеть. И вряд ли в ее взгляде только боль от потери денежных знаков.
— Она ведь… неравнодушна к тебе, — говорю тихонько, когда подхожу к отцу.
— И они мне не чужие, — вздыхает. — Столько лет рядом. Какое-то время я даже уверен был, что люблю Иру, пусть и с этими ее закидонами и игрой в аристократию… Поэтому я постарался обеспечить их будущее.
— Пап, тебе нет необходимости оправдываться.
— Есть. Вас я оставил ни с чем, — как всегда, к себе он относится без сантиментов.
— Компенсируешь теперь?
— Компенсирую.
Если бы дело было только в этом, я бы, наверное пыталась его остановить. И от развода, и от скоропалительных решений во многих сферах. Но я вижу, что дело совсем в другом.
Вижу, как горят его глаза, когда он разговаривает с мамой по телефону. Вижу как жадно он роется в фотках на моем телефоне. Как осторожно, боясь сделать неправильный шаг, расспрашивает меня о нашем прошлом. И шлет ей подарки, ездит…