Страница 5 из 34
– Wegriehen! Schnell!8
Тут и там взревели двигатели. Комбат Ребяков попытался подняться на ноги, но боль гранатой взорвалась в левом боку, где сапогом фельдфебеля были сломаны рёбра. Снова упал, тяжело дыша. Мотоциклы пронеслись мимо, рыча, как хищные звери.
– Братцы-ы! – попытался крикнуть он, но послышался лишь придушенный шёпот.
– Братцы-ы! Товарищи… – простонал майор, когда в следующий момент мотоциклы исчезли за поворотом и рёв их трескучих выхлопов быстро затих среди всеобщего грохота боя.
И надо же!.. В этой дьявольской какофонии громов, среди сего кромешного ада, рвущихся бомб и снарядов, он каким-то чудом сумел услышать звон одинокого колокола. Точно такой же…какой слушал когда-то в Тюлюке, что плыл в прозрачном хрустале воздуха над малахитовой стеной Сигальги и, такого же древнего каменного громадья Иремеля. «Откуда он взялся в этом пекле? Как сохранился? По ком звонит?.. По мне? По погибшим…живым? По нашей Красной армии? По Сталинграду?.. По всей России?..»
А колокол продолжал бить набат, только теперь он казался, где то безмерно далеко, на краю бесконечности…
Он испытал тошнотворное головокружение. Его крепкое сильное, но теперь избитое-истерзанное тело не справлялось, дыхание захлёбывалось, в пересохшем горле бурлил ком боли. Глаза заливал липкий пот. Воля, кою он использовал, как палку, колотила его мышцам ног, по плечам, по горячим сломанным рёбрам, по дрожащему мокрому животу. Он попытался столкнуть с себя тушу фельдфебеля – тщетно. Но воля иссякла, отступила перед страданием униженной, обессиленной плоти.
«Нет! Не могу…умереть вот так! – прикрикнул он на себя. – Я должен выжить. Упредить Абрека о танках фон Дитца! Должен…обязан упредить!»
… «Помоги! Поддержи!..» – умолял он кого-то, кто летел над ним, ослепляя, закатным светом, кидал в лицо вихри колючего ветра.
– Да чтоб тебя… раз-зорвало жирного борова на части! Н-ну же, тварь!..– сквозь липкий пот и размыто-туманный жар он увидел-почувствовал: труп фельдфебеля, подобно могильной плите, наконец-то сдвинулся, а потом всей мёртвой массой скатился с него. – Твою мать!.. Ну и порос…Центнера полтора с гаком…Отожрался гад на даровых колхозных харчах…» Яйко, млеко, шпик!..» – с клокочущей ненавистью прорычал Ребяков. – Всё хорош…отгулялся хряк…Из такого холодца наварить…взвод с голодухи студнем обдрищется!
Отдышавшись, он кое-как перевернулся набок, начал ползти к своим. Благодарил Небо за помощь, за то, что остался жив, что дышит, что видит мир.
Теперь он отсчитывал едва слышные удары колокола, чтобы не позволить сознанию соскользнуть в чёрную пустоту Тьмы.
«Один…два…четыре…семь…десять…» Временами, на несколько мгновений он потерял сознание. Приходил в себя, хватал губами припорошенный мельчайший окалиной снег. Берёг силы. Но гнев, бурливший в его напруженных жилах, заставлял ползти всё дальше и дальше.
* * *
Через четверть часа его, полуживого, подобрали танкаевские стрелки, так и не сумевшие пробиться сквозь немецкий заслон.
…Угостив фрицев свинцом, убедившись, что враг откатился назад, группа стрелков, под началом старшего сержанта Нурмухамедова, выдвинулась вперёд. Следовало узнать, по какому поводу мотоциклисты слетелись, как вороньё на падаль, возле трамвайного депо…
…Группа из пяти человек вышла гуськом из развалин. Впереди на улице, озарённой всполохами разрывов, среди воронок, наполненных тьмой, обломков, объеденных тенью, лежало мёртвое тело. Не видно было лица, бесформенно вяло вытянулись руки и ноги.
– …и какого рожна…Мы тута ищ-шем, товарищ старший сержант! – боязливо пригибаясь под свистом шальных пуль, продолжал недовольно брунжать комаром Буренков. – Разве, смерти? – Не ты, а она тебя ищет, чучело, – едко усмехнулся Марат, как вдруг поднял руку.
Бойцы насторожились, ощетинились автоматами. Их командиру Суфьянычу, вроде, как показалось, – «мертвое тело» шевельнулось.
– А ну, Григорич, вперёд! Вона к той развалюхе…– Нурмухамедов указал рукой на смятую танком пушку. – Вишь, тело рядом?
– Так точно.
– Вот и спознай, чо к чему. Только тихо! Гляди в оба!
– Да тама одни мертвяки и поганки, Суфьяныч! – нервно хихикнул толстяк. На затылке и шее его бежали мурашки.
– Разговорчики, рядовой Буренков. Топай, «поганка», пока сам не «мертвяк». Одна нога здесь друга там. Ну, же!
Григорич набряк обидой, как губка водой. Обреченно втянул голову в плечи, на полусогнутых понёс своё большое, рыхлое тело вперёд. Он не был уверен, но кажется, кто-то там, впереди, пробежал вдоль дома. Сердце качало не кровь, а ледяную воду.
Бойцы затаили дыхание, ждали…И вот послышался возбуждённый окрик:
– Товарищ старший сержант!
– Тьфу, дурак, мать его чёрт! – в сердцах матюгнулся Марат. – Чо орёшь, ежа рожаешь…
Но Буренков, будто не слышал. Ещё громче крикнул:
– Ну, где ты, Суфьяныч? Подь сюды! Глянь, народ, никак свой . Танкист!
– Да пропади ты пропадом…шайтан разнелюбый! Впился, как репей в свинячий хвост! – снова скрежетнул зубами сержант. – Ай да, мужики! Пока Григорич всех фрицев до кучи к себе не созвал.
Стрелки лязгнули затворами, серыми тенями просочились к депо. Окружили с двух сторон крикуна.
– Цыц, Буренков, мамкино горе…Рот закрой, тепло не трать! – Суфьяныч в лёт, заткнул словесный фонтан земляка. Глянул на лежавшего пластом танкиста, цокнул зубом от возбуждения.
– Уф Алла! Да это ж…комбат Ребяков, мужики! Вот те на-па…
– Точно?
– Точнее не бывает. Оно и ордена при нём…
– А где ж его батальон? Сам без танка…– не удержался Буренков. – Почему?
– По кочану. А ты чо особист? Глаз чо ли нет? Не вишь обгорелый он весь! Ты, мамакино горе, в танке горел?!
– Братцы, воды…воды… – как задушенный, захрипел, пришедший в себя Ребяков.
Ему тот час подали фляжку, чутка приподняли со спины, чтоб было удобней. Он долго дёргал кадыком, покуда не утолил в груди печного зноя. На силу оторвал от разбитых губ фляжку, задрожал голосом:
– Братцы…родные!..– на глазах его заискрились слёзы. – Чёртовы окояхи…Забросили-позабыли меня тут… Едва не околел…хорошие вы мои…
– Не спеши, майор, на тот свет. Там кабаков нет.
– Эт…в точку, сержант. – Он растянул в улыбке чёрные от крови губы, глядя на грязных-страшных, и впрямь, как черти болотные, стрелков. – Ну и волк…петуха! Не зря вас фашист боится…
– Вы не краше, товарищ майор. Увидела вас немчура, вот и драпанула со страху! – рассмешил всех Суфьяныч. Но тут же решительно перешёл к делу: – Сколько вас тут осталось? Где ещё след поискать?
– На небе, разве…– Ребяков мотал головой, словно уклонялся в углу, на ринге от кулаков-ударов, чернел в скулах, раскрытым ртом хлипко всасывал воздух. – Один я тут…как Папанин на льдине. Нет больше моего батальона…Нет и прощенья мне…
Нурмухамедов споро скинул с себя плащ-палатку, разбросил рядом с майором:
– А ну, кладите его и мухой в лазарет!
– Не-ет! – сквозь стиснутые зубы прорычал Ребяков. Щёки его сабельным ударом раскроил надсадный оскал. – Сначала…к комбату Танкаеву…упредить надо! Следом…за мной…прут танки фон Дитца…– он хотел приподняться, что-то ещё сказать, но жгучая боль в рёбрах, вновь бросила его в бессознательное состояние.
– Абжандадзе, Лукаш! Подхватили и понесли! Эй, осторожней, не дрова тащите! – прикрикнул на бойцов старший сержант, и голос слабым эхом отозвался в голове Ребякова.
Глава 3
Барон был в ярости! Мотопехота Кальта Бельтера положительно спутала ему все карты, – упустила красного майора, командира танкового батальона.
– Alpaka! Nutten ficken! Du gehst mir auf die eier! Именно из-за его инвалидных мотоциклеток с кретинами в люльках…Я вынужден был остановить свои «тигры», чтобы не подавить их, как куриные яйца! Dummkopf! И кто им только доверил ещё лучшие пулемёты в Европе?! Prost! Этому удаву Бельтеру, кажется, что он умнее других. Идиот! Подрезав мои танки своими тарахтелками он что же…Думал удивит? Покажет мне белого дрозда? Или летающую свинью! Scheisskerl! Но это ему просто так с рук не сойдёт! Чёрт с ним, с Бельтером…Я, один бес, доведу начатое до конца. Обойду этих лузеров и выйду к Волге первым на сём рубеже! Чего бы мне это не стоило…
8
Отходим! Быстрее! (нем.)