Дети Ночи

Котел пел. Вода в нем теперь была радужной, и от нее шел запах свежей травы и цветов.

Старший рассмеялся — и осекся. Жадный тоже смеялся.

— Ты говорил чистую правду, о почти король! — послед нее слово он произнес с непередаваемой издевкой. — Но ты не сказал истины. А истина в том, что сейчас — только сейчас — ты, скажем так, чуточку победил. Совсем чуть-чуть. Да, прости, ты же смертный, для тебя это огрооооомная победа! — он развел руками, показывая огромность, и снова рассмеялся. — Да, ты прав, я не могу выйти из этого дома, из этого мира, я не всесилен. Но ты не знаешь, насколько я силен. И я бессмертен, маленький ты человечек. На моей стороне время. Не ты — так другой. Человечки как рыбки — ловятся на разное. Но ловятся. Даже если ты замкнешь меня здесь, даже если ты запретишь ходить сюда — рано или поздно найдется тот, кто скажет, что ты сделал эти ради какой-то своей корысти, и придет. Даже если ты всем своим подданным откровенно расскажешь всю правду, и даже истину, — он снова насмешливо протянул это слово, — то кто-нибудь да не поверит. Люди умеют не верить очевидному и любят придумывать те объяснения, которые нравятся лично им. И кто-нибудь придет — как тот, девятый король. И попросит. И дастся ему. Я умею ждать, человечек. Все время — мое. И знай — пока ты будешь королем в Холмах, не будет твоей земле покоя. Нет между нами уговора — что же, не жди от меня милости. И я не стану защищать тебя от Провала. А ты ведь еще даже и не король, человечек, — осклабился он. — И не...

— Ничейный час настал! — вдруг закричал Младший. — Ничейный час!

Жадный встал — словно дым поднялся. Старший увидел сквозь него светлую полосу над горизонтом. Тень мелькнула перед глазами и исчезла.

— Помни..., — раздался из ниоткуда глумливый шепот.

Старший помотал головой, стряхивая наваждение.

Котел бурлил.

— И вода его становилась напитком бессмертия..., — пробормотал Младший, завороженно глядя на радужную жидкость.

— Ничего не ешь и не пей, когда будешь там..., — пробормотал Старший и толкнул котел. Он был ледяным, как смерть. Радужный напиток ушел в камень, как в мягкую землю.

— Идем, — проговорил он брату. Только сейчас он почувствовал, как устал. Он протянул руку и взял с земли два кусочка мозаики.

И они пошли прочь, спускаясь по дороге, идущей вокруг холма посолонь. Солнце поднималось над горизонтом.

— Брат, время Дневных, — тронул его за плечо Младший.

— Не здесь, — помотал головой Старший. — Здесь просто время. Я должен.

Они объехали холм посолонь, замыкая внутри Жадного. И Старший вдруг улыбнулся, обернувшись к брату.

— Все. Земля не высасывает меня. Она меня признала. Я король.

Братья вернулись в Королевский холм, когда луна снова стала полной. Наступало время самых морозных ночей и колючих, блеклых от холода звезд. Это было время зимних пиров, охот, долгих рассказов у очага и свадеб.

Братьев уже ждали в холме главы родов. Весть о гибели короля разнеслась быстро — и магической вестью, и с коршунами-вестниками, и с гонцами, что скакали и по верхним дорогам, и по дорогам под Холмами.

Провал молчал. Верхние твари затаились. Как будто все чего-то ждали.

Братья въехали в холм об руку, точно так же вступили в Узорный чертог, и каждый вставил в Узор свой камень, и оба камня светились. И это стало первым беспокойством Холмов, потому, что непонятно было, кто же прошел испытание и кто теперь король. А братья ничего не говорили, но отправились к своей матушке, Нежной Госпоже, королеве-вдове, которая правила Холмами до возвращения сыновей.

Она приняла их в круглом зале, отпустив все свое Драгоценное Ожерелье.

Когда другие оставляли ее, она сдавалась своей великой тоске. Вот и сейчас она позволила своим плечам поникнуть, а векам — опуститься.

— Что вы мне скажете? — прошелестела она.

Старший почтительно коснулся лбом ковра и рассказал ей все.

А Младший молчал.

— Вот как, — блекло промолвила мать. Потом подняла взгляд. — Значит, земля признала тебя?

— Да, матушка, — ответил Старший.

— Хоть ты и не коронован еще, но ты уже король.

— Это так.

— И не будешь коронован.

— И это тоже верно. Он сказал — пока я буду править, он будет мстить Холмам. Стало быть, я не буду править.

Оба посмотрели на Младшего.

— Я знаю, — ответил Младший.

— Ты будешь хорошим королем, — сказала Нежная Госпожа. — Лучшим, чем стал бы твой брат.

Старший только руками развел и улыбнулся.

— Этого никто не знает, матушка, — сказал Младший, которому вдруг захотелось заплакать. — Но я постараюсь блюсти правду королей.

— Сделай же то, что должен, — сказала Нежная Госпожа.

И тогда Старший взял руки Младшего в свои и сказал:

— Да слышат боги в своих снах — ныне я отдаю брату моему, моему близнецу, половине души моей свою королевскую власть и свою королевскую силу. Да признает его земля, как ныне признаю я.

И камень Старшего в Узоре медленно угас.

— Смотрите! — вдруг воскликнула матушка. Оба брата обернулись и увидели, что Узор стал похож на знак вечности — на стене мерцала почти совершенная спираль, заворачивающаяся в благом направлении. Еще один камень — и Узор проявится окончательно.

— Кто придет за нами? — хрипло проговорил Младший.

Хотя в Холмах решение Старшего многих удивило, но никто не стал оспаривать его. Тем более, что многие помнили, как именно Младший не дал оборваться Объезду. Именно благодаря Младшему сохранялся порядок в Холмах, пока Старший проводил ночи в уединении, готовясь к походу. Из него выйдет хороший король — говорили многие. И разве он не был в Испытании вместе с братом? Разве он не вставил свой камень в Узор?

А тем, кто сомневался, Старший сказал — мой брат отважнее и мудрее меня. Ему надлежит править, и так будет, а кто усомнится — я готов выйти на поединок от имени Лунного рода.

Дураков не нашлось.

И Младший принес клятвы народу и земле. По весне теперь он отправится в Объезд.

Так Младший брат стал королем. И всадник из Закатного холма отправился к Пограничному камню с черным знаменем.

Глава 23

ЗЕМЛИ ДНЯ. КОРОЛЕВСКАЯ ЧЕТВЕРТЬ

Госпожа Энальде, старшая сестра государя, была хороша собой и приятно полна, хотя пройдет еще пара лет, и полнота ее станет неприятной. Было ей уже тридцать и четыре года. Первый раз она овдовела двадцать девять лет назад, когда ее первый супруг погиб на южной границе. Был он князем Восточной четверти, так что теперь госпожа Энальде по праву вдовы владела еще и этими землями. После этого отец придирчиво искал ей мужей, угодных себе. Но как только муж начинал проявлять своеволие, с ним непременно случалось какая-нибудь неприятность. Наконец от лестного жребия стать очередным супругом принцессы все стали шарахаться как тварь от барда в боевом безумии. Потом отец ушел из снов богов. Наступила принцессе воля, да только к браку она испытывала уже такое отвращение и подспудный ужас, что решила провести свои дни безмужней. А всю свою неизрасходованную супружескую и материнскую любовь обрушила она на младшего брата.

И это был тяжкий груз.

Но это была его единственная сестра. Государь очень жалел ее, потому терпел.

Вот почему, когда поутру как всегда вошел верный Тьянда, государь ожидал, что первыми словами его будут «ваша сестрица ожидает вас к себе, и завтрак уже приказано накрыть у нее в покоях». А где сестрица, там и Айрим — в последнее время сестрица уж очень стала прислушиваться к этому крайне неприятному типу. Надо подумать, что можно с ним сделать, не нарушая правды короля.

— Государь, у Пограничного камня — черное знамя, — сказал Тьянда.

Оно было огромное, поле Энорэг. Зимой, когда и небо, и земля одинаково белы, оно казалось просто бескрайним. И бесконечно, до самого горизонта кругами расходились белые курганы — от самого высокого, с большой каменной чашей на вершине. Она была черной. Почему-то снег никогда не засыпал ее. Весной, летом и осенью в ней стояла дождевая вода и ее пили небесные птицы, прилетавшие из-за Стены.