Страница 6 из 12
– Ничего, справимся, – произносит он спокойно.
– Я больше не могу.
– Разберемся, – бросает он коротко, давая понять, что разговор на эту тему окончен.
Есть не могу, но приходится проглотить несколько роллов. Лицо Олега непроницаемо, но я знаю, что это оттого, что он переживает. Показывать эмоции не в его правилах, потому он напускает на себя это нарочитое равнодушие. И мне от этого еще хуже – потому что причина всего этого, увы, я.
– Пойдем, походим, – предлагает он, рассчитываясь.
– Там противно.
На самом деле я боюсь наткнуться на Ляльку. Но Олег непреклонен, и мы идем гулять. Зная этот район довольно хорошо, я увожу Олега в ту сторону, где гарантированно не натолкнусь на нее, и даже домой мы возвращаемся по другой дороге, чтобы обойти ее дом и двор, через который неизбежно пришлось бы пройти. Не могу.
Билет у него на завтрашний утренний рейс, вставать нужно рано, но разница во времени в этом случае нам только на руку. Заказываем ужин на дом, ложимся в постель, и я вдруг с радостью обнаруживаю, что его прикосновения ко мне никак не изменились. Он ведет себя так, словно ничего не поменялось, и меня снова переполняет чувство благодарности – Олег, пожалуй, единственный, кто понимает мое стремление не жить в болезни. Он не привез ничего из девайсов – ну, это понятно, но ремень-то никто не отменял, и экшн я получаю такой, как привыкла. Потом стою на застекленной лоджии в полотенце и курю, глядя на погрузившуюся в ночь Москву. Спина горит так, словно с нее содрали кожу, но на душе легче. Олег выходит из душа, обнаруживает меня на балконе и отвешивает ощутимый шлепок по заду:
– Нормальная ты? Стоишь вся горячая на холоде, давно не болела? Марш в комнату!
Подчиняюсь. Он идет следом, закрывает балконную дверь. В квартире жарко, но если оставить открытым балкон, появляется сквозняк. Олег садится на диван, манит меня к себе и сдергивает полотенце:
– Ну-ка, спину покажи. Нормально, – трогая кожу, говорит он. – Ложись на колени ко мне.
– Олег…
– Быстро.
Опять подчиняюсь, хотя терпеть не могу спанкинг, меня это почему-то морально подавляет. Через пару минут зад горит, как в костре, Олег легко переворачивает меня на спину и целует:
– А что лицо недовольное?
– Ну, ведь знаешь, что я это не люблю.
– Знаю. Потому и делаю.
Я вдруг сажусь к нему лицом, обхватываю ногами его спину и беру в руки лицо. Мы так близко, что слышно, как колотятся сердца. Прикасаюсь губами к губам, еще раз, еще… его руки начинают двигаться по моей спине, я чувствую, как он весь напрягся и еле сдерживается. Провожу языком по мочке уха – и все, мой самурай сломался, сбрасывает меня на пол, разворачивает спиной к себе, укладывает на диван грудью и… судорожно хватаю диванную подушку, утыкаюсь в нее лицом, что есть силы, чтобы не орать в голос – все-таки ночь. Я люблю эти моменты, когда он перестает думать обо мне и делает только то, чего хочет сам. Чувствую руку в своих волосах, он сгребает их и сильнее вжимает мою голову в подушку, два-три последних толчка – все, Олег сбрасывает меня на пол и валится сверху, придавливая к ковролину. Лежим так пару минут, восстанавливая дыхание. Как же я не хочу, чтобы он уезжал завтра… могу, конечно, попросить, и он отложит все свои дела, сдаст билет и будет со мной столько, сколько нужно, но… нет, это слишком эгоистично, у него много дел в конце года, много документов, отчетов, он не может просто так взять и вырвать неделю из своей деловой жизни. Придется справиться самостоятельно.
Он несет меня в душ, а я даже на ноги подняться не могу, настолько устала. Люблю это состояние…
Утром он все-таки уезжает, и я плачу все то время, что сама собираюсь в больницу.
Возвращаться из тепла и дождя в мороз всегда чревато простудой, но я человек опытный, подготовилась, и в самолете вынула из рюкзака свитер и теплый шарф, потому не замерзла. Олег приехал встречать, как и обещал. Обнимает меня так, словно мы расстались не пять дней назад, а не меньше месяца.
– Соскучился, – бормочет он в волосы, сняв с меня капюшон в зале прилета. – Ко мне поедем.
Я не спорю – даже лучше, что к нему, не хочу быть одна, устала.
– Тебе же на работу.
– Я сам себе начальник.
Отлично, значит, сейчас я смогу спокойно поспать, обняв его, и это будет самый лучший сон, о каком только можно мечтать. Олег забирает с ленты мой чемодан, в его руке кажущийся просто небольшой сумочкой, обнимает меня за плечи и ведет к выходу. Машина припаркована совсем рядом – как ему это удается всякий раз, даже не представляю, в нашем аэропорту перманентная реконструкция вот уже который год, прямо как в Домодедово, потому с парковками настоящая беда. Едем в город в плотном морозном тумане, дороги почти не видно.
– Холодно, – ежусь я, засовывая руки в рукава дубленки – рукавицы, конечно, в чемодане, а тонкие кожаные перчатки ситуации не улучшают.
Печка в машине работает во всю, окна запотели, становится немного теплее.
– Ты себя нормально чувствуешь? – спрашивает Олег, поглядывая на меня искоса.
– Вполне. Если ты чего-то хочешь…
– Ну, вот кто про что, – смеется он. – Я всегда чего-то хочу, но это же не значит…
– Значит, – перебиваю я. – Значит.
– Не перегибай, Мари. За столько лет не научилась, что рулить мной нельзя?
– Я не рулю, я хочу, чтобы тебе было хорошо.
– А мне хорошо. Я везу домой любимую женщину – что еще надо-то?
– Мы с тобой не… – но он перебивает:
– Вот именно потому, что мы с тобой «не», как ты выражаешься, ты сейчас не будешь со мной спорить, а молча сделаешь то, что я скажу.
Ого… сделать-то я, понятно, сделаю, только вот что именно? Обычно мой Верхний не склонен к экзотическим заданиям, у него нет каких-то совсем уж извращенных фантазий, какие он непременно желал бы реализовать с моей помощью, но все когда-то бывает впервые. К счастью, ничего страшного он не хочет. Когда приезжаем домой и поднимаемся в квартиру, он с порога велит мне раздеваться прямо в коридоре и идти в ванную. Сам проделывает то же самое и присоединяется, наполняя водой огромную ванну и ложась туда вместе со мной. Горячая вода, соль, пена, его руки, его тело – я, кажется, теряю сознание от удовольствия. Олег вытаскивает меня, заворачивает в полотенце и несет в спальню. Я вдруг чувствую в себе острое желание боли, настолько сильное, что не могу удержаться:
– Господин, пожалуйста…
– Нет.
О-о-о!!! Я-то знаю, что он ни за что не отступит от своих слов, значит, придется терпеть и ждать, когда он сам решит, что пора. А он решит, я знаю, вопрос только во времени.
Послушно укладываюсь в постель, вытягиваюсь всем телом и только теперь чувствую, как сильно устала за перелет. Противно ноет спина, но это пройдет через пару часов. Олег опускает темную штору, чтобы не дать начинающемуся дню беспардонно вламываться в комнату, и ложится рядом. Я чувствую запах его тела, и внутри все переворачивается. Хочется прикасаться, трогать, целовать. Хочется чувствовать, что он принадлежит мне.
Мое напряжение передается ему, Олег открывает глаза и насмешливо смотрит на меня:
– Что, кошка, так подпирает?
Киваю, закусив губу, потому что – странное дело – боюсь застонать. Казалось бы, после дороги, ночного перелета, предыдущей тоже почти бессонной ночи – я испытываю такое острое желание, с которым не могу совладать.
– Умотаешь ты старика, – смеется Олег, вставая с кровати и быстро закидывая меня на плечо. – Ну, не жалуйся потом.
– Когда это я жаловалась?
– Ты – никогда, – со смехом подтверждает он, опуская меня возле креста. – Стой пока тут.
Он наскоро набрасывает полотняные хакама и кимоно, вынимает из шкафа чулки, туфли и перчатки, бросает мне и, пока я все это натягиваю, раскладывает на диване плети, связку зажимов и кляп. Манит меня пальцем, подхожу и привычно закладываю руки в замок за спиной, подставляя ему грудь, которую он сперва долго гладит кончиками пальцев и языком и только потом выуживает из связки завинчивающиеся зажимы и крепит их на соски. Натягивает цепочку так, что я невольно тянусь за ней, тихо охнув от пронзившей все тело боли. На губах у Верхнего ухмылка, и на грудь цепляются еще и тугие пластиковые прищепки. И со всей этой конструкцией он меня сейчас к кресту зафиксирует, так, что при каждом ударе плетью я буду впечатываться в доски грудью и ощущать адскую боль. Он подходит ко мне вплотную, так, что прищепки упираются ему в тело: