Страница 55 из 84
Подошёл, неуверенно переставляя ноги. Не может быть, она должна сейчас дремать на груди у Лёши, посапывать, казаться ангелом в их прежней грязной квартире, расположенной немного ниже уровня облаков.
Постель пахла землёй, казалось, куски почвы упадут ему под ноги, он чертыхнётся и пойдёт себе в свою каморку. Взгляд его неуверенно полз по обшарпанной стене, дрожал, когда чувствовал робкие шевеления штукатурки.
- Сига, - прошептал он, звуки дёргались, будто их распинали, - неужели тебе удалось спастись?
Женщина обернулась, и он понял, что ошибся. Лицо было совсем чужое, будто бы вспаханное, красные загрубевшие полосы наползали на потухшие глаза. Она задрожала и уставилась сначала в стену, потом в пол. Вероятно, уже разучилась говорить и лишь кивала, издавая сдавленные приглушённые крики. Один из таких сморщенной мышью покатился под кровать.
- Простите, - пробубнил себе под нос Влад и поспешил к Горавски. Опять он позволил мыслям увести его в прошлое. Там было столько подлого, что любой ангел почернеет. А если не помнить, выбросить лишнее из палаты прочь, быть может, и не придётся потом отвечать.
Колин вышел из каморки, сперва, как и прежде, потерялся в огромном пространстве палаты, потом заметил опору и подошёл к женщине. Но этого Влад уже не видел.
Дача чернела за высоченным забором, окрашенным в кровавый цвет. На неё указал опять-таки Ростбиф. Откуда он узнавал о плохо охраняемых домах с дорогими безделушками внутри Колин так и не выведал. Вряд ли серьёзные воры могли доверять такому увальню.
- А вдруг здесь псы? - впервые Колин видел Шкитуна напуганным, зубы вожака стучали, он готов был свалить отсюда обратно к церкви.
- Не было их, - неуверенно произнёс Ростбиф, - когда мы с Калашом лазили, всё чисто было.
- Ну, смотри. Появятся ведь, ты же ни хрена не видишь. Тогда мы им скормим тебя. Ты жирный, всё равно убежать не успеешь.
Калитка обнаружилась вместе с вытоптанным до ювелирной гладкости клочком земли. Неприметная среди забора она казалась неприступной: ни замка, ни ручки. Только разинутая пасть замочной скважины, готовая проглотить их. Колин заметил на калитке альбомный листок с надписью, сделанной нетвёрдой детской рукой "Дабро пажаловать". Шкитун насторожился.
- Ты ведь говорил, до середины мая здесь никого? - глаза его, озорные, цыганские, сейчас метались, не зная за что зацепиться, в любом неровно забитом гвозде он видел подвох.
- Это ведь балуются дети из соседней деревни, - уверенно проговорил Ростбиф, нравилось ему быть хозяином положения, подмечать, что Шкитун ссыт, показывать, что ему-то нисколечко не страшно.
- Такие же говнюки, как и мы, - Колин пришёл на выручку своему вожаку, хотя и сам не был уверен в каких-то мифических пацанах - пойди поищи ещё таких идиотов, -ладно, кончаем базар, показывай дорогу.
Ростбиф нащупал неприметный выступ в калитке, примерился и неожиданно легко перемахнул через неё. "Хитрец, никого не захотел подсаживать", - заметил Маккиавели, однако сам пригнулся, чтоб Шкитуну было удобнее перелезть. Потом сам, цепляясь изодранными руками, нащупывая любую неровность, отчаянно полз, не ожидая помощи сверху. Да про него словно и забыли. Толстяк жевал сухую прошлогоднюю травинку. Шкитун, скрытый от остального мира забором и не обнаруживший за ним откормленной собачатины, чувствовал себя куда увереннее. Глаза его снова горели, алчная злоба владела им.
- Колин, дежурь у калитки. Если что - свистни. Мы внутрь. Ну, толстый говнюк, показывай дорогу.
- Может, лучше я подежурю? - неуверенно пробормотал Ростбиф, - На задней стороне только одно окно, сами его легко найдёте.
- Ты не свистишь, а пердишь, - оборвал его Шкитун, - топай, пока не нарезал из тебя свининки.
Колину было бы интересней пойти с вожаком, порыскать в холодных, помертвевших от сырости комнатах, представить холодных морщинистых их обитателей, однако он спорить не стал, кивнул и остался у входа. Ребята растворились быстро, как тени, их точно весенний ветер унёс, сорвавшись с обгоревшей берёзы.
За неприметным без архитектурных излишеств домиком тянулся запущенный сад, сухие сморщенные вопросительные знаки яблонь и слив не чувствовали весны, даже не шевелились. "Мы держим небо, - твердила их упрямая вопросительная поза, - а что сделал ты? Только и способен, что забираться вместе с безмозглыми пацанятами в чужие дома да небрежно подхватывать то, что плохо лежит".
"Каждое дерево, - усмехнулся Колин, прислушиваясь к вопрошающему молчанию, - втайне считает, что держит небо, что именно оно является главной опорой. Но если этот купол из дешёвого хрусталя действительно вздумает грохнуться оземь, вряд ли вы все его удержите, даже если бессознательно станете действовать сообща".
Белоголовый пацан появился будто бы из флигеля, находящегося позади дома, но Колину показалось, что он был здесь всегда. Просто они в безумной своей сумятице не могли его заметить.
- Ма-ла-ко, - сказал мальчуган, - обнажив пустые дёсны.
Он не шёл, а словно скользил по голой не размякшей ещё земле. Длинная мужская рубашка напоминала халат, она волочилась за ним, собирая сухую морозную пыль.
- Ма-ла-ко, - повторил он, будто бы примеряясь к звукам, вылетавшим из него. Затем взгляд, стукаясь о краску забора, обнаружил чужака, - Маль-чик.
- Заткнись, - прошипел Колин, не зная, что делать, дрожа всем телом. В левом виске барабанило, казалось, глаз сейчас вылетит из него, перебравшись через спасительную ограду. Может, нужно засвистеть? Но если дома кто-то есть, друзья и так влипли, лучше свалить отсюда, пока вслед за малышом не выбежали мамаша и нянька, а то и здоровые ребята с лопатами.
Первый удар опрокинул его на землю, он попытался отползти подальше, и ему повезло: лопата стукнулась в миллиметре от его уха, он даже ощутил на ней вкус своей крови.
- Вы не видите, что это ребёнок? - услышал он позади себя уже знакомый неуверенный неуклюжий голос.