Страница 6 из 10
Бертольд был счастлив в первом браке. Они были женаты почти восемь лет. Мадлен была настоящей женщиной – романтичной, нежной, любящей. Она не только любила праздники – умела создавать их из всяких мелочей – из ужина, из поездки в горы, из увиденных цветущих эдельвейсов… Она умела сопереживать всем тем, кто был рядом, и героям книг. Одно только омрачало их брак – у них не было детей. Врачи разводили руками. Только через семь лет она забеременела. Как они тогда радовались… И вдруг у Мадлен обнаружили какое-то редкое заболевание сердца – она стала задыхаться. Когда его в первый раз предупредили, что Мадлен может не перенести родов, он в это не поверил. Да и сама Мадлен уверяла его, что все будет хорошо. Из какого-то очередного романа она выкопала имя Розмари и решила, что если родится девочка, она непременно назовет ее этим именем. Он не спорил, он был уверен, что если роится девочка, они подберут другое, более подходящее имя…
Мадлен действительно не пережила родов. Бертольд был подавлен этой несправедливостью судьбы. Окрестив девочку и назвав ее Розмари, он оставил ее с Лизхен. Это была няня еще самой Мадлен. Мадлен никогда не считала ее служанкой, но и никогда ни в ком, кроме нее, не нуждалась.
Бертольду все сочувствовали – потерять молодую любимую жену! Он ушел в работу. Адвокатские дела и преподавание занимали все его свободное время. Он почти не помнил первые полтора года после смерти Мадлен. В то время он был поглощен своим горем, и девочка его не интересовала. Как-то вечером Лизхен завела Мари к нему в кабинет, чтобы девочка пожелала отцу спокойной ночи. И вдруг отец заметил, что девочка как две капли воды похожа на Мадлен. Те же черты лица, тот же цвет волос, такая же мимика. Вся любовь, которая так болела в нем, перенеслась теперь на Мари. Она стала смыслом его существования. Женщины не играли особой роли в его жизни. Его приятельницы никогда не появлялись в доме. Он отшучивался, когда друзья заговаривали о женитьбе. Жизнь его сосредоточилась на Мари и работе.
По вечерам он беседовал с портретом Мадлен. Портрет был написан к пятилетию их свадьбы. Ему так хотелось, чтобы художник запечатлел ее красоту. Только потом, уже после смерти жены, он обратил внимание на обреченность в ее глазах.
Психолог прервал мой рассказ вопросом, как отнеслась Мари к известию о женитьбе отца. В принципе она понимала, что это когда-то должно произойти. Она приняла эту новость спокойно. Но девочка пыталась понять, как она относится к Магде и чего ждет от нее. Магда была приятельница отца лет тридцати. Мари вспомнила, что ее всегда поражало у Магды, – вечная улыбка, которая часто не соответствовала выражению глаз, и тогда все в ней казалось наигранным. Отец как будто не замечал этого, и Мари ничего не оставалось, как смириться с мыслью, что скоро Магда появится в их доме.
Когда Мари была маленькой, она часами смотрела на портрет матери. Ей казалось, что однажды мама сойдет с портрета и снова поселится с ними. Позже Лизхен научила ее разговаривать с портретом. Она вспомнила, как рассказывала портрету Мадлен все свои детские секреты. И вот отец приводит в дом чужую женщину, которую почему-то надо будет называть мамой.
Я задумалась. В действительности мне было непонятно, как Мари отнеслась к этому известию. И еще я пыталась ответить на вопрос психолога, что со мной происходило в возрасте тринадцати лет. К большому его разочарованию, я ничего не могла вспомнить. У меня все было ровно, без проблем. Любящая семья, хорошая школа, друзья. Нет, ничего особенного не вспоминалось. Занятия давались мне легко, а все свободное время я посвящала чтению. Причем читала все, что попадалось под руку. Эту любовь к чтению я пронесла через года. И только сейчас, после аварии, чтение отошло в сторону, так как вся была поглощена моей «инкарнацией». Но в отличие от книг, которые я буквально глотала, продвижение по прошлому занимало очень много времени. Оно проходило через меня, оно вживалось в меня.
Следующую встречу с психологом мы начали с возвращения Мари домой. Преступив порог своей комнаты, она вдруг подумала: а вдруг все то, что сказал отец было неправдой, фантазией, страхом? Так или иначе, она убедила себя – будь что будет. И продолжила прежнюю жизнь.
Все ее подруги в то время зачитывались новеллами Стефана Цвейга. То, что писатель жил в их городе, придавало всему особую романтичность. Откуда-то взялся его адрес, и они бегали смотреть на дом, в котором жил Цвейг. От Linzer Gasse надо было подняться по короткой кривой дороге. Две девочки в классе рассказывали, что как-то им удалось увидеть самого Цвейга. Мари перечитывала его новеллы по несколько раз. Это были книги, которые не рекомендовались для их возраста, и тайное чтение придавало произведениям особую прелесть. В какой-то момент Мари показалось, что все уже в прошлом – поездка, разговор с отцом, и только когда Магда, появившись в доме, нежно поцеловала ее в щеку, Мари поняла, что отец действительно женится. Сидя в кафе, куда отец привел их после воскресной прогулки, она исподтишка разглядывала будущую мачеху. Абсолютно правильные черты лица делали бы ее красавицей, если бы не взгляд. Взгляд был жесткий и колючий. Короткая стрижка, светло каштановые волосы уложены один к одному, строгий костюм без украшений, если не считать цепочку с крестиком… И всегда улыбающаяся. Мари обратила внимание, что перед тем, как приступить к еде, Магда что-то тихо шептала, опустив глаза. Большую часть обеда взрослые говорили между собой, и хотя отец старался привлечь дочь к разговору, она оставалась лишь сторонней наблюдательницей. Когда же они заговорили о предстоящей свадьбе, Мари очнулась. Она вдруг поняла – все произойдет гораздо быстрее, чем ей казалось. Свадьбу планировали сыграть в конце февраля, сразу же после окончания Моцартовского фестиваля. Обычно фестивальные дни проходили ярко и празднично. У отца было много друзей, которые съезжались сюда именно в это время. И вот теперь свадьба, которая войдет в ее жизнь не праздником, а буднями, и никто не знает, что принесет с собой.
Вернувшись домой, Мари побежала разыскивать Лизхен. Ей хотелось с кем-нибудь поделиться услышанным. Найдя ту на кухне, она стала пересказывать новости. Для Лизхен это не было чем-то неожиданным. Она волновалась только об одном – как это может изменить жизнь Мари. И у нее вечная улыбка Магды вызывала недоверие. Кроме того, Бертольд говорил ей, что хочет перевесить портрет Мадлен из салона в свой кабинет. Она не знала, что думать, – было это решение самого Бертольда или же просьба его будущей жены? Во всяком случае, она знала, что после ремонта на месте портрета будет висеть другая картина. Думая об этом, Лизхен вдруг обратила внимание, что они обе молчат. Она притянула Мари к себе, обняла и коснулась губами ее лба. "Все будет хорошо", – успокоила она девочку. "Все будет хорошо", – повторила Мари.
Время до свадьбы пролетело очень быстро. В салоне и в нескольких комнатах сделали ремонт, поменяли мебель. Что-то очень родное стало уходить из жизни Мари. Одноклассницы донимали ее вопросами – где будет проходить свадьба, как будет одета невеста и всякой прочей ерундой. Мари это не занимало, гораздо важнее было знать, что ждет ее после свадьбы, что изменится в доме, что изменится в ее отношениях с отцом.
Венчание проходило в католическом соборе. В белом платье, отороченном перьями, Магда казалась сказочной принцессой. Церемония была очень красивой, все были счастливы. Было весело, шумно и суетно. После свадьбы новобрачные уехали на месяц в путешествие по Европе, и Мари осталась с Лизхен. Ей было хорошо с этой нежной женщиной, не чаявшей в ней души. Она старалась не думать о возвращении отца, о переменах, которые ждут ее дома. Умом она понимала причину перемещения портрета матери из салона в кабинет Бертольда, но принять это ей было сложно. Весь месяц Лизхен баловала ее, как могла, готовя самые любимые блюда и разрешая допоздна засиживаться за чтением. Она понимала, как тяжело девочке, но при этом она понимала и то, что Бертольд должен был рано или поздно жениться, и что не дело мужчине в его возрасте так долго оставаться одному. Она надеялась, что отношения между Мари и Магдой наладятся, и Магда, если уж не заменит ей мать, то по крайней мере станет девочке старшей подругой.