В тени транспарантов

И всё-таки сквозь издаваемый шум я уловил гневную реплику, умышленно брошенную во всеуслышание бывшим мэром:

– Своих покрывает Кессаев! Отыскался на мою голову мафиози…

Хорошо, что Мурат в это время беседовал с кем-то возле двери и не слышал, иначе бы бури не миновать. А может и расслышал да не придал значения. Или сделал вид, будто не слышал? Не так он прост и умеет сдержать себя до поры…

Мы вдвоём в кабинете Янины обсуждаем текущие вопросы закончившейся планёрки, выпыхивая в два рта сигаретный дым, который, густо клубясь, поднимается к потолку и расстилается туманной пеленой вокруг. У неё, как всегда, хлопот не оберёшься. Назавтра нужно распланировать регламент дня шефу с учётом сегодняшних корректировок. Я у себя в блокноте делаю пометки, в каких случаях необходимо моё участие. Коллега, как фронтовой пайкой, делится последними впечатлениями, почерпнутыми с прошедшего форума:

– Сергей, ты заметил, как сегодня распустил хвост этот старый павлин? Тоже мне, блюститель нравственности из загаженного курятника. Решил Мурата клюнуть. Но не на того нарвался, говнюк.

– Шеф, это точно, не даст себя в обиду в этом серпентарии, – удовлетворённо соглашаюсь я, выпуская очередную клубящуюся струю из носа. – Только с Хестановым не всё так просто, поостерёгся бы наш, ненароком нарвётся на крупные неприятности. Гляди, как у того всё схвачено! Многие, как брошенную хозяйскую кость, заискивающе ловят его снисходительные взгляды.

– Пусть ловят. Сегодня не его день – теперь мы подаём убогим, – на миг её глаза сверкнули, будто закатного солнца блик отразился в оконном стекле.

Янина ожесточённо воткнула окурок в переполненную пепельницу, из которой вокруг по столу, заваленному бумагами, рассыпался серебристой горкой остывший пепел. Не пойму, как до сих пор при таком нарушении противопожарной безопасности мы ещё не спалили мэрию. Наверное, всё же существует заступник и по наши души, простирающий заботу о подопечных.

– Серёжа, ты точно отметил у себя, что завтра без четверти пятнадцать нужно быть обязательно на дамбе? Туда приедет комиссия из технадзора оценивать степень разрушения от весеннего паводка. Будет ещё представитель республиканского казначейства – прислали на месте разнюхать во сколько реально обойдётся устранение стихийного бедствия.

– Ну что ж, пусть собственным оком оценит ущерб. Свой глаз – алмаз!

– Да нет же. Как раз и не нужно проявления его инициативы. Мурат поручает тебе заняться охмурением финансиста. У нас уже всё рассчитано и никак нельзя уступить, иначе появятся дыры в городском бюджете. Так что, ты уж постарайся его ублажить. Сводишь в хороший кабак. Сумму на представительские расходы на тебя уже выписали – зайдёшь в бухгалтерии в ведомости распишешься.

– А что ему надо подсунуть на подпись?

– В том-то и дело, что никаких официальных бумаг на сей раз. Ты просто очаруешь его своим обаянием и щедрым угощением. И это всё.

Я, было заартачился, мол, не стриптизёрша же, в самом деле, чтоб собой сводить мужиков с ума. Но, в конце концов, мне польстило, что столь высоко оценили моё внутреннее содержание. Пусть хоть комплекцией не вышел, и белобрыс с бесцветными, как вылинявшая простынь, глазами на округлом по-детски лице с вызывающе вздёрнутым носом, напоминающим картофельный клубенёк достаточного для посадки размера – так далёк от модельной внешности, а поди ж ты, считаются! И ведь сохранился каким-то образом на щеках румянец, присущий купидонам, коих в начале прошлого века изображали на рождественских открытках. Пожалуй, только измаявшиеся в ожидании очерёдности к парикмахеру соломенные патлы запущенностью несколько вредят общему образу примерного паиньки.

– Ну, ладно! – говорю. – Замётано. Будет к вечеру, как огурчик, ваш заезжий представитель.

Туман табачный сгущался. Мы ещё какое-то время покалякали ни о чём, когда по внутренней селекторной связи прозвучал голос секретарши шефа Ирочки, разыскивающей меня:

– Янина Соломоновна, случайно Сергей не у вас?

– Да, здесь он. А что?

– Его мэр срочно к себе вызывает.

– Хорошо! Будет сейчас.

Пришлось только что начатую сигарету, не докурив, поспешно сунуть вглубь громоздящейся над пепельницей горы окурков. И я обречённо побрёл в логово шефа. Там наступил тот момент, когда достигла высшей точки накала сцена вершащейся расправы. Мурат сидел, взгромоздившись, на столе с перекошенным набок галстуком и метал вокруг громы-молнии, грозно вращая налившимися кровью белками. Его трясла холодная ярость. А перед ним униженно замер, как провинившийся шалунишка, тот самый асфальтовый ворюга, по вине которого возник конфликт на планёрке. Видно было, как весь измаялся бедолага, уличённый в содеянном безобразии, но по виду совсем не походил на кающуюся Магдалину. Его обрюзгшая ряха позорно тряслась от безысходности положения. Толстяк всеми фибрами души жаждал уменьшиться до размеров мыши и шмыгнуть куда-нибудь в щель, лишь бы стать незаметным. Его поросячьи глазки бегали, как маятник на часах, из стороны в сторону. Лоб жирно лоснился от выступившей липкой испарины. И никаких звуков не исторгало это рыхлое безропотное существо, разве что временами доносилось надсадное сопение, какое очевидно слышали зеваки, сопровождавшие тащащего тяжкий крест на Голгофу беднягу-Христа.

Мурат кивнул в сторону стула, чтобы я туда сел и сам продолжил распекать расхитителя:

– Ты думал, что самый умный, да? Всех обвёл вокруг пальца. Ан нет, бродяга, попался! Теперь у меня на крючке. Не отвертишься. Я раздавлю тебя, как козявку. Кого ты собрался обобрать? Своих же земляков. Но чёрт бы с тобой, только я наивно тебе доверился. Ты, Тедеев, подорвал во мне доверие к людям. Некоторые так и думают теперь, что я с тобой заодно – поделили между собой наворованное и в ус не дуем. Ну что будем делать? У тебя есть семья?

– Да, – слегка оживившись, едва подал голосок одеревеневший со страха оболдуй. – Двое ребятишек с женой, да престарелая мать на руках.

– Осиротеют они без тебя. Совсем несчастными останутся. И тебе, конечно, не позавидуешь. Посмотри на свою комплекцию – таких на зоне любят, там вместо женщины достанешься похотливым сидельцам.

– Не надо, Мурат Черменович, я не выдержу наказания. Дайте время исправиться, – жалобно взмолился запуганный аферист.

– А на кой ты мне, чтоб тебя выгораживать? Умыкнул из городской казны, считай, миллион! Кто будет возмещать сумму убытка?

– Я сегодня же верну этот миллион.

– Ну, нет, дорогой. Так не пойдёт. Это тебя поймали на миллионе, но по всему видать, ты парень не промах. Не сомневаюсь, что не раз наваривался за государственный счёт. Признайся, ведь утаивал истинные доходы, чтоб поменьше платить налоги! Ну, было же, было?

– Вы же знаете, все так делают.

– Значит, договорились, – подвёл итог разговору Мурат. – Внесёшь в казну мэрии три миллиона – и дело с концом. Будем считать, заслуженное наказание понёс. Сейчас же зайди в бухгалтерию и оформи платёжку на эту сумму, вроде как делаешь жест благотворительности на нужды города. Деньги чтоб не позднее завтрашнего числа оказались у нас на балансе, иначе я с тебя живьём шкуру сниму.

Шеф кивнул на меня и добавил:

– Завтра Сергей мне доложит о выполнении тобой обязательства. Посмотрим, как ты слово держишь. А сейчас пошёл вон, и больше не попадайся мне на пути. Второй раз не помилую.

На негнущихся ногах, словно на лыжах по оттаявшему асфальту, с трудом проелозил прохвост до двери и разом, как пробка из шампанского, выскользнул вон, чтоб больше здесь никогда не появиться. Навсегда теперь будет знать Тедеев, что там, где Мурат Кессаев, не получится урвать себе жирный кус. Я смотрел на закрытую дверь и думал: «Только что какой-то зажиревший хряк осквернял своим присутствием окружающее пространство, и нет его больше – исчез в дверном проёме, как персонаж третьего плана, удалённый со сцены, после исполнения им проходного эпизода, о котором публика в зале никогда и не вспомнит. А без него никак не обойдёшься, ибо добро и зло всегда шествуют бок о бок, уравновешивая силы противоположностей в мире».