Страница 118 из 144
Кто бы мог подумать, что эта взбалмошная девчонка окажется мудрее меня. Но она оказалась права, когда сказала, что нам обоим будет лучше, если всё останется, как есть. Просто договор. Просто секс. Просто живём вместе, пока не надоест.
Ради неё я выбросил всю романтическую подростковую чушь из головы и стараюсь быть взрослым. Как раньше. Хладнокровным, уравновешенным, порой безучастным. Непрошибаемым, циничным, временным в её жизни.
Так нам обоим проще. Мы не пытаемся строить отношения. Не предъявляем друг к другу никаких требований. Мы просто живём.
Секс ради секса, пока он доставляет нам удовольствие, — и больше ничего.
У меня даже получается притворяться. К третьей неделе этого безумного секс-марафона я даже втянулся изображать благоразумие. Делать вид, что мне всё равно. И за невозмутимостью каменного утёса скрывать всё, что творится у меня в душе.
— Укол? — равнодушно переспрашиваю я Вику в кабинете гинеколога. — Ты выбрала укол?
— Среди современных средств контрацепции — это пока лучшее предложение, — поясняет женщина в белом халате. Ухоженная, даже холёная, слегка надменная, неопределённого возраста.
Это не моя знакомая. Вика записалась на приём к участковому гинекологу. И я не стал возражать.
— Противозачаточный укол делается раз в три месяца на пятый день менструального цикла, — поясняет доктор по второму кругу, выписывая рецепт. — Всего четыре инъекции в год. И контрацептивный эффект выше, чем у других гормональных средств — до двух беременностей на сто женщин. При минимальных побочных эффектах и осложнениях.
— Девяносто восемь процентов, — подсчитываю я вслух и едва подавляю вздох.
Три месяца и никакой надежды. «Сколько денег надо дать этой прожжённой эскулапше, чтобы она согласилась сделать фальшивый укол?» — пищит в голове назойливым комаром. Да, я согласился со всеми Викиными условиями. Но так боюсь её потерять, что готов почти на всё. Почти.
Всё же хочу быть с ней честным, поэтому прогоняю эту нелепую мысль о подлоге лекарства. А ведь ребёнок мог бы всё изменить. Всё. Но три месяца! Почему она не выбрала какие-нибудь таблетки? Пропустила, забыла — и у нас есть шанс. Наверно, именно поэтому — почти стопроцентная гарантия.
— Да, очень высокая эффективность, — подтверждает доктор. Она протягивает бланк, даже улыбаясь, хоть и довольно неприятно.
— И никаких презервативов и дополнительных мер, — поясняет мне Вика в машине свой выбор, уже вертя в руках вожделенную коробочку с лекарством. — Ещё недельку подождать — и будет тебе настоящее счастье, без всяких резинок.
— Да мне и так неплохо, — подтягиваю я её к себе. — Если бы ты ещё места выбирала не такие экстремальные. В туалете ресторана мне ещё, скажем, повезло: крышка унитаза упала не на ногу. Но та собачонка в подъезде прокусила штанину насквозь.
— Но ты держался как герой, — смеётся она. — Даже когда её хозяйка нас почти спалила, всё равно довёл дело до конца.
— Я не мог оставить свою девушку неудовлетворённой, — шепчу ей на ухо, привычно пересаживая на колени. — Миш, припаркуйся где-нибудь в тихом месте и покури минут пятнадцать.
— В тихом месте? Фу, какой ты скучный, Берг! — морщит она носик и изгибается к водителю. — Миш, едем в ближайший торговый центр.
— Александр Юрьевич? — смотрит на меня в зеркало заднего вида невозмутимый водитель.
— Ну, в торговый центр, так в торговый центр, — соглашаюсь я, словно нехотя.
Три недели бесконечного безумия.
И каждый день эта богиня утреннего стояка начинает с разминки в постели. Душ, лёгкий завтрак, обязательная «мимими-терапия» с тисканьем двух пушистых кроликов. А потом мы едем на работу: она на свою, а я на свою.
Просыпаться с ней рядом уже удовольствие. Засыпать с ней рядом — неописуемое удовольствие. Но встречаться с ней на нейтральной территории в течение дня — такое изысканное удовольствие, что хочется залезть на Эверест и кричать: «А-а-а-а-а!» Кричать, пока не сорву голос.
Нет, я что-то, конечно, делаю. Какие-то простые вещи: управляю компанией, гоняю подчинённых, встречаюсь с партнёрами. Заключаю договора, решаю текущие вопросы, подписываю документы. Даже в спортзал хожу. Но это всё такие мелочи по сравнению с тем, что творится, когда мы остаёмся наедине. И всё сложное становится делать вид, что этот спарринг — чисто из спортивного интереса. Мне — сложнее.
Каждый день я проживаю с ней, как последний. Каждый день она устраивает такой отрыв, словно хочет отдать себя полностью и умереть. Каждый день словно ходит по краю. И я чувствую в ней эту беспощадность к самой себе. Этот крышеснос, безбашенный, безбрежный. Он сводит меня с ума, но я загнан в ловушку собственного эгоистичного предложения.
Скован правилами игры, которые сам же и принял.
Я женат. Но не знаю, как сказать своей жене, что, чёрт побери, я хочу большего. Наших детей. Наших внуков. Хочу прожить с ней долго и счастливо. Не так однобоко счастливо, как мы сейчас изображаем. А по-настоящему. Чтобы в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии. Что я сдохну, если она уйдёт. Потому что, чёрт побери, я люблю её.