Победа для Гладиатора

Нет, я не хочу настаивать. Для себя я уже всё равно всё решила. И то, что мы оба делаем вид, будто ничего не произошло, меня тоже устраивает. Нет желания скандалить. Нет сил его ненавидеть. И выяснять отношения тоже не хочу. Нет у нас никаких отношений. Просто фиктивный брак. Данное мной обещание. Мой невыплаченный долг. И моё неукротимое желание вернуть все эти долги и уехать. И ничто его уже не изменит.

Только, как мне объяснили в аптеке, противозачаточные таблетки я начать пить уже опоздала, а того экстренного средства, что мне продали, хватит лишь на несколько дней. Нужны дополнительно презервативы, свечи, в общем, что-то на что Алекс должен дать добровольное согласие. И я во что бы то ни стало должна его уговорить.

— У нас остался один не внесённый в договор пункт, — всё же произношу я, когда шампанского осталось на дне бутылки и смелости во мне изрядно добавилось.

— У нас и договора-то не осталось, — усмехается Алекс.

— И всё же это придётся обсудить.

— Я понял, понял. И мой ответ: никаких противозачаточных, — Алекс забирает мой бокал, отставляет вместе со столиком и тянет меня к себе. Откуда только берутся силы у этого парня? — Мы не будем предохраняться.

— Будем, — пусть и не убираю я его руки, скользящие по голой коже под шёлк, но настроена очень решительно.

— Давай не будем? — меняет он тактику. Улыбается мягко и располагающе, засранец. И его губы шепчут мне в самое ухо. — Давай дадим нам шанс? Я клянусь, ты не пожалеешь.

— Правда? — покрываюсь я мурашками от макушки до самых пяток от его вкрадчивого голоса. От его прикосновений. От его запаха. Просто от его тепла, присутствия, дыхания. — Ты же вечно будешь сомневаться, твой ли это ребёнок.

— Просто скажешь мне, что он мой, и я тебе поверю, — играет он с мочкой уха языком. И я теряю равновесие даже сидя на кровати, на его коленях. Откидываюсь в его руках, а голова так приятно кружится.

— Нет, — звучит откуда-то издалека мой собственный голос.

— Да, — голос Алекса звучит из ложбинки на груди.

— Нет.

— Почему? — резко отстраняется он, и, подняв мою голову, смотрит в глаза. Плохо смотрит. Недовольно. Опасно. — Только не говори: потому что это ненастоящий брак. Забеременеешь — и он станет самым настоящим из всех настоящих на свете.

— Я не доверяю тебе, Алекс. А ты не доверяешь мне. Ты давишь, а я просто подчиняюсь.

— Я давлю? — аж подпрыгивает он на кровати. — Это же ты вынудила меня жениться. Так что, можно сказать, я тут сторона пострадавшая.

— Бедненький, — усмехаюсь я и тянусь за своим бокалом. — Давай не отступать от темы. Детей не будет. Но способ, которым мы будем предохраняться, можешь выбрать сам. Я соглашусь с любым твоим выбором.

— Я уже выбрал, — он встаёт. — И ты не согласилась.

Окно в этой комнате плотно задёрнуто, но он одним рывком раздвигает шторы. И долго стоит, молча глядя на ночной город, пока я мучаюсь с невыносимым желанием покаяться. Рассказать ему всё, чего он не знает. Про квартиру, про штамп, про работу.

Проклятое шампанское всегда делает меня невменяемой. Он же тогда не отпустит меня, даже если я ему не нужна. Из вредности. Из сволочизма. Назло. Просто потому, что может.

И я не знаю, как объяснить ему сейчас, в этой спальне, что у меня своя жизнь, а у него своя. Что мы никогда не будем вместе. Не потому, что нам плохо вдвоём. Потому, что не сможем. Поубиваем друг друга. Растерзаем в яростных вспышках темперамента. Порвём души в клочья, изранимся о шипы друг друга, но вместе всё равно не останемся.

Как бы нам ни хотелось — это просто физическое притяжение и ничего больше. Ну, или что-то большее, только добром это всё равно не закончится. Мы каждый сам за себя. И мы всё время словно по разные стороны баррикад.

— Алекс, — не выношу я больше этого молчания. — Нам хорошо вместе только в постели.

— И всё же ты приехала. Сегодня, — наконец поворачивается он. Но лунный свет ярче, чем от ночника в комнате — его лицо расплывается на фоне окна тёмным пятном. — После того, как я был так жесток. Или это ты просто в исполнение договора?

— Это не просто. Я волновалась. Я переживала за тебя.

— Прости меня, — он опускается на колени перед кроватью и тянет меня за ноги к себе. — Пожалуйста, прости. Я уже не понимаю, что во всём этом настоящее, а что поддельное. Где правда, а где ложь. Я сам себя не понимаю.

— Я волновалась по-настоящему, — глажу его по волосам, пока он пристраивает голову у меня на коленях, но «прощаю» сказать ему не могу.

— А я по-настоящему ревновал. Я и сейчас ревную. Невыносимо. Хоть это и глупо. И я уже боюсь тебя потерять.

— Это просто ночь, Алекс. Просто одиночество. И это просто слова. Завтра, с первыми лучами солнца, ты, как обычно, пожалеешь обо всём, что сказал. Разозлишься, что слишком раскрылся, и снова сделаешь мне больно.