Страница 111 из 144
Милая, добрая, светлая девочка эта Маринка.
И сердце уходит в пятки, пока я снимаю с неё пальто. А с языка так и рвётся: «Ну, я же говорила!»
Только что бы я ни спросила, она сейчас не в состоянии ответить — так стучат её зубы.
Заворачиваю в тёплый плед. Отпаиваю чаем. Вытираю слёзы. Все вопросы потом, потом, если захочет ответить.
— Ты была права, — наконец выдыхает она. Я в ужасе закрываю лицо рукой. Чёрт! — Он как с цепи сорвался. И мне бы не поздоровилось, так он был зол, но я сбежала.
— Так о чём же плачешь? — с облегчением выдыхаю и отнимаю руку от лица. Эх, зря я это спросила: её губы опять предательски дрожат. — Я вернулась. Уехала домой, но не могла найти себе места. И вернулась. А он, дурак, напился. Разбил стеклянный стол. Весь изрезался.
— Идиот, — вырывается и у меня.
— Так и есть, — вздыхает она, передумав плакать. — Если бы я не приехала, наверно, истёк бы кровью. Перевязала, отвезла его в травмпункт. Там его зашили и отпустили домой.
— Так о чём же плачешь?
— Я люблю его, — и слёзы всё же снова текут из красных опухших Маринкиных глаз. — Думала, что разлюбила, забыла, но не смогла.
Обнимаю её за худенькие вздрагивающие плечики, глажу по спине, чтобы успокоить, но она вырывается.
— Он сказал Бергу, что любит тебя.
— Кто?! — не верю я своим ушам, но в ответ слышу только рыдания.
— Он сказал, что спал с тобой, — выдавливает она тонюсеньким срывающимся голоском.
— О, мой бог! — И какой-то новый страх сковывает сердце: если и Алекс принял это за истину, он больше не придёт. — И ты ему поверила?
Она согласно качает головой.
— А Берг?
— Не знаю.
— Убью этого Стаса, — рычу, и Маринка смотрит на меня с испугом. — А потом оживлю и снова убью. Марин, ничего не было. Клянусь.
— Да ты не обязана мне ничего объяснять, — вытирает она нос.
— Может, и не обязана, — закипает во мне новый приступ бешенства. — Но мы сейчас поедем и всё при тебе выясним, — подскакиваю я с дивана и начинаю переодеваться. — Прямо сейчас.
— У него были доказательства.
— Что?! — я замираю, натянув всего одну штанину.
— Он сказал, что у тебя были месячные.
— Вот урод, — не удерживаю равновесие и падаю прямо на пол.
Барахтаюсь, пытаясь подняться. И всё же встаю, потирая ушибленный копчик. Наверно, это смешно выглядит — Маринка робко улыбается. Зато это даёт мне время подумать.
— Наверно, он видел в ведре использованные прокладки, — строю предположения. Да и всё моё поведение, наверно, навело его на такую мысль: скованность, одёргивание одежды, эти невольные взгляды на стул, когда встаю. В общем, нетрудно было догадаться. Но чтобы использовать это как доказательство… Прибью скотину!
Набираю номер такси.
— Скажи мне адрес, — обращаюсь к удивлённой Маринке. И называю продиктованные улицу и номер дома.
— Я не поеду, — упирается она, бегая за мной по комнатам, пока я ищу то второй носок, то ключи.
— А зачем тогда ты приехала ко мне, если не за правдой?
— Я просто шла, куда глаза глядят, потом села в первый попавшийся автобус, а потом вдруг объявили «Алеутская» — и я вышла. Тоже машинально.
— Неудивительно, что ты так замёрзла, если шла сюда пешком от «Алеутской», — качаю я головой, но не сдаюсь. — Давай, давай, одевайся! Покончим с этим раз и навсегда. Пусть скажет мне в глаза, как он меня любит. И как любил, что собрал столько неоспоримых доказательств.
В квартиру Стаса звоним так долго, что я не на шутку опасаюсь, что придётся вернуться ни с чем. Но всё же он открывает. Заспанный, всклокоченный.
— Здравствуй, — обдаёт меня запахом перегара, когда я, не спрашивая разрешения, вламываюсь в дверь.
— И тебе не хворать, — критически осматриваю его перебинтованные руки, разбитую опухшую губу. Самоубийца. Отчаянный самоубийца. Это мысль, определяющая его характер, лишь мелькнувшая в беседке, теперь кажется вырезанной у него на лбу.
— Марин, — начинает он смущённо поправлять волосы, увидев вошедшую следом девушку. — Прости меня. Пожалуйста. За всё.
— Ты подожди извиняться-то, — оглядываюсь я в прихожей с шикарным мозаичным панно на полу, с рифлёными колоннами, которыми оформлены проходы. И облаками, придающими этим нарисованным сводам ощущение неограниченного потолком пространства. — Рановато ещё. Расскажи-ка нам лучше о своих чувствах ко мне. И о жарких ночах, которые мы, видимо, проводили вместе.