Страница 5 из 8
Судзу и Азуми жили в счастливом ожидании своего первенца. Они старались изо всех сил, чтобы их ребёнок родился, как им тогда казалось в достойном для него окружении. Но и в дни полной безмятежности и счастья не может не оказаться какого-нибудь но. После чудесного исцеления Азуми, Судзу стал замечать, что с ней происходит что-то странное. Иногда, когда Судзу становилось жарко ночью, он просыпался, чтобы выйти и подышать свежим воздухом и смотрел на Азуми, которая что-то невнятно бормотала, как будто на совершенно чужом для них языке. То иногда приходя домой пораньше, он заставал Азуми сидящей за столом в обеденной комнате и выглядящей очень страшно и непонятно. Она сидела, выложив руки на стол, говоря совершенно непонятные для него вещи, глядя в одну точку совершенно пустыми глазами. В глазах у неё не было ни зрачка, ни радужки глаза, а лишь пугающая и всёпоглощающая белизна. Когда Судзу пытался разбудить её или привести в чувство, Азуми лишь на мгновение поворачивала на него белизну пугающих глазниц-призраков, а потом снова отворачивалась обратно, продолжая бродить в глубине своего разума. Так случалось уже неоднократно, и по этой причине Судзу решил, во что бы то ни стало, когда такое ещё раз повторится, постараться как можно сильнее потревожить Азуми, чтобы она вышла из такого состояния и всё ему рассказала. Так и произошло. В один из дней, когда Судзу вернулся домой раньше обычного, он застал Азуми в точно таком же положении сидя за столом. Он не стал тратить время попусту. Подбежав к столу, Судзу схватили Азуми рукой, в которой у него был маленький раскалённый пруток из кузни. Этот кусочек железа должен был стать маленьким гвоздиком, на который должен был крепиться лопатный черенок. От сильной боли в руке, Азуми резко пришла в себя.
– Судзу, не надо меня обжигать железным прутком, каждый раз, когда я лишь на минутку призадумываюсь и не слышу того, что ты мне говоришь.
– Азуми. Не на минутку. Я уже целую половину часа стараюсь привести тебя в нормальное состояние.
–Так долго? – удивилась Азуми. – Я думала, что не так много времени прошло, с тех пор как я начала говорить с отцом.
– Прости Азуми, с кем говорить? – с удивлением спросил Судзу.
– С моим отцом, – повторила Азуми.
– Но Азуми ведь твой отец умер.
– Я знаю. Но Судзу, когда мне становиться одиноко дома, и когда я начинаю вспоминать о днях, как нам было с ним хорошо вместе, он является мне. Мы садимся за этот стол, как и раньше, и начинаем разговаривать с ним, о тех днях, когда он был жив и о том, что ты занял в кузнице его место. Он очень благодарен тебе за то, что ты спас его дело. Ведь без умелых рук, кузница давно бы уже развалилась, а жители не смогли бы трудиться без инструментов изготовленных умелым мастером. А ещё я видела тётушку Инари, только почему? Она же не умерла, нет? – с опаской спросила Азуми у Судзу, но тот лишь покачала головой в знак того, что не знает где сейчас Инари, жива ли она, и что с ней вообще происходит.
– Она что-то пытается мне сказать, но я не могу её услышать. Каждый раз она находится слишком далеко от меня, и я не могу разобрать её слов, – сказала Азуми. – Может это потому, что она жива, и таким образом ищет встречи со мной? – рассуждала вслух Азуми.
– Может она хочет поведать мне что-то важное? Что-то, что может касаться нас с тобой Судзу и может даже нашего будущего ребёнка, – подумала вслух Азуми, и сердце её сжалось так сильно.
– Судзу нам нужно срочно её найти! – сказала Азуми. – Нам нужно срочно с ней поговорить! Узнать, чего она хочет от нас и от нашего малыша.
– Стой! – крикнул Судзу. – Куда ты собралась в твоём положении? Будь дома. Смотри за хозяйством, сильно не перетруждайся и готовься к рождению нашего малыша. Я сам отправлюсь на её поиски. У меня есть опыт в путешествиях по миру, я сам смогу её отыскать. Узнаю, что она хочет и вернусь. Всё будет хорошо, – сказал Судзу и, поцеловав Азуми на прощание, отправился готовиться к предстоящему походу.
– Будь осторожен и да хранят тебя Боги земли и небес, – сказала Азуми и пошла собирать мужу припасы в дорогу.
***
– Я починил все инструменты в деревне и заготовил парочку новых. Вам должно хватить до моего возвращения, – прощался с жителями деревни Судзу. – Весь инструмент будет храниться у меня в кузнице. Спрашивайте их у Азуми. Она будет помогать вам в моё отсутствие и снабжать всем необходимым инструментом. Но и вы не оставьте её. Поддерживайте её, помогайте ей, в чём она попросит помощи, – договорил Судзу и вышел за ворота своего родного селения. Провожать его в путешествие вышла почти вся деревня, за исключением тех людей, кто был занят работами. И это не удивительно. Хоть Судзу и Азуми были не самые богатые люди в деревни, зато самые добрые, понимающие и отзывчивые. Двери их дома всегда были открыты для бедных и нуждающихся людей.
***
Прошло уже несколько дней с тех самых пор, как Судзу отправился на поиски тётушки Инари. Он начал с той деревни, где, по словам Инари, она жила и помогала людям и их животным в качестве травницы. Но когда Судзу пришёл туда, её уже там не оказалось. Опросив жителей той деревни и пополнив запасы еды и воды, он отправился дальше. По пути в другую деревню, Судзу и не заметил, как дошёл до небольшого городка, где он вырос и жил до отправки его в додзё императора. Подходя всё ближе к воротам родного городка, он вспомнил слова Рин о том, что Акуно похоронен где-то неподалёку от городских стен. Обойдя почти весь город, Судзу нашёл старые и обветшалые ворота. Через них в город заходила прислуга, и люди из других окрестностей, которые искали приюта и работы за городскими стенами. Пройдя ещё немного в сторону от ворот, Судзу увидел одиноко стоящее дерево Сакуры, с опавшими розовыми и красными лепестками цветов. Эта красота напоминала ему розовый цветочный ковёр, который заслуживал, чтобы по нему ходил только император и его семья.
Созерцание такого прекрасного зрелища заставило Судзу даже прослезиться. Подходя к могиле старого друга, он аккуратно ступал по земле, чтобы не наступить на цветы, доживающие их последние мгновения в лучах заходившего солнца. Судзу приложил руку к холодному, как лёд мрамору и, продолжая удивляться красоте закатного неба, произнёс:
– Здравствуй старый друг. Вот мы и встретились снова. Прости, что не приходил так долго… и прости за то, что не оказался рядом, когда был тебе нужен. Будь я тогда не в додзё, всё могло бы сложиться совершенно иначе. Я очень долго раздумывал приходить мне сюда или нет, потому что не знал, сможешь ли ты простить меня за то, что наша встреча так и не состоялась, в то время, когда ты был жив, и что именно из-за меня с тобой это и произошло. Но и не прийти сюда и не попросить у тебя прощения я тоже не мог. Надеюсь, что ты сейчас в лучшем мире, и тебе воздаётся с полна почестей за твою столь долгую и верную службу нашей семье, – продолжал говорить, сквозь тень своих слёз Судзу. – Я уже совсем вырос. У меня есть Азуми и очень скоро я, и сам стану отцом. Мне очень жаль, что ты не сможешь увидеть моего ребёнка, не сможешь рассказать своих прекрасных историй, и уж тем более не сможешь сыграть на своей волшебной флейте. Сыграть так, как мог играть только ты, – продолжал Судзу, извлекая ту самую флейту из своей походной котомки. – И, кстати говоря, она до сих пор является моей самой главной памятью о тебе, мой названный отец – произнёс Судзу тихим и печальным голосом. – Я очень рад, что ты доверил её мне Акуно. Она стала для меня очень верным другом, каким был ты Акуно. Судзу и не заметил, как на небе стали появляться звёзды и начинало очень быстро темнеть. Разведя костёр недалеко от могилы старого друга, Судзу сел на колени, приложил к губам флейту и, смотря на прекрасное, звёздное ночное небо, начал играть на флейте. Первые два звука, которые издала старая флейта, были очень протяжными и печальными, как-будто где-то неподалёку раздался плач медленно засыхающей реки. Но стоило Судзу перевести дыхание и издать другой звук, как всё вокруг словно ожило, и стала танцевать сама природа. Огонь костра, вырывался за ограничительные камни, ветки сакуры с оставшимися на них цветками стали виться и гнуться под звук музыки так, словно флейта ими управляла. Но вся эта неописуемая красота, была лишь частью не живого мира, что окружала Судзу и, стоило ему прекратить играть, как он тут же заметил, что всё вокруг него стихло, как и стихли мелодичные звуки его флейты.