Страница 11 из 20
Иван хотел по-простому сразу спросить его о свойствах смысла, но уставший Павлин Матвеевич сурово ухватил его за ногу.
– Никшни, – изрёк правовед. – Смотри, какой худой. Он нас сожрёт, как только очнётся. Пусть лучше продолжает режим экономии.
– А что же делать, – попытался понять Иван. – Зря, что ли, мы сюда карабкались.
– Конечно, зря. Я это ещё внизу сказал. Надо спуститься обратно и извлечь непреложный урок из моей правоты. Счёт я пришлю.
– Ну уж нет. Мы, дураки, никогда оглобли не поворачиваем. Только вперёд, что бы там ни было. Имейте уважение к нашим корпоративным принципам.
– Корпоративные принципы? Никогда не слышал о таких. А ведь я федеральный адвокат. Значит, и нету их. Это ты нарочно выдумал, чтобы мне гонорар за правоту не платить.
Иван хотел было возразить, но тут Кощей из-за злобного шипения отвлёкся от своей медитации и бросил леденящий взгляд в сторону висящих по сторонам пришельцев.
– Повод заморозить вас вы мне уже дали. Но чтобы мне не зря было из медитации выходить, дайте мне повод ещё для чего-нибудь. А уже потом я вас всё равно заморожу.
– Ваше бессмертейшество, я тут вообще ни при чём, – поспешил со своим ходатайством Павлин Матвеевич. – Меня сюда привели под давлением психологического насилия.
– Невиновный, значит?
– Совершенно, безусловно и безупречно невиновный, ваша честь-перечесть.
– Значит, первым пойдёшь на ледышки. Я невиновных особенно люблю. Или ты тоже невиновный? – обратился Кощей к Ивану.
– Я дурак, – как всегда гордо заявил Иван. – Выводы делайте сами.
Кощей даже на мгновение опустил свой леденящий взгляд. Дурак всегда виновен? Или дурак всегда невиновен? Это проблемка ещё на тыщу-другую лет глубочайшей медитации.
– А что же тебе тут понадобилось, – задумчиво подобрел Кощей.
– Царь меня за смыслом послал, а чтобы узнать, что это, я с адвокатом по Тёмному лесу шатаюсь, информацию собираю – байки всякие, фольклор местный.
– Смысл? Было что-то такое. В далёкой юности.
– У вас и юность была? – попытался заискиванием компенсировать свою невиновность Павлин Матвеевич.
– Да, только бесконечное количество лет тому. Так что почитай и не было. Так вот насчёт смысла, – вернулся Кощей к Ивану. – Смысл – это такая штука, на которой ты можешь остановиться. Совсем.
– В смысле перестать бегать? – живо отозвался Иван.
– И бегать, и прыгать, и ходить, и ползать, и вообще как-либо куда-либо стремиться. Полная остановка. Бездвижность. Вечность.
– Как в гробу, что ли?
– Так да не так. Вечность – это не наша обычная жизнь, где мы мечемся и суетимся, но и не смерть. Это надо постараться вообразить. Что-то такое между жизнью и смертью – когда ты жив, но тебе не надо шевелиться, потому что и так уже всё сделано.
– Он дурак, – опять встрял адвокат.
– Нишкни, – постановил Кощей Бессмертный и зыркнул.
– У меня с воображением тоже не очень, – заскромничал Иван.
– Вот если я тебя заморожу – а я тебя непременно заморожу – ты не умрёшь, но застынешь. У будешь наедине со своей последней мыслью, мелькнувшей у тебя перед заморозкой. Ну как с мыслью – с чувством, переживанием, с чем-то таким. Так оно мимолётно, а при моей специальной заморозке оно загустевает до состояния полной стабильности. И вся суть пытки в том, что обычно у людей такое в голове, что останься оно там на мгновение дольше, тут же становится мерзким и постылым. А представь, если это мгновение растягивается и останавливается. Ад. Со смыслом же наоборот. Когда ты достиг своего смысла, ты можешь заморозиться в любой момент, и хоть бы хны. Потому что от смысла ты никогда не устанешь. Иначе какой же это смысл.
Иван-дурак так заслушался Кощея с его звенящим голосом, что совсем забылся, при этом усиленно ковыряясь в носу.
– Я называю это свойство никогда не надоедать, даже в самой глубокой заморозке – вечностностью, – Кощей ажно причмокнул от удовольствия и тоже как-то забылся.
Один только федеральный адвокат помнил себя и угрозу своему благосостоянию. В голове у него было такое, что останавливаться было нельзя ни на микроскопический миг. Увидел он, что мимо вершины утёса проплывает облако странное. Тут Кощей очнулся и стал злобно предвкушать, как заморозит непрошеных гостей. Откуда только в Павлине Матвеевиче прыть взялась, как в молодом. Он хвать Ивана и как прыгнет с утёса прямо в облако. Иван только крякнул. Облако оказалось каким-то не то твёрдым, не то мягким, но во всяком случае не жидким и не газообразным, как можно было здраво предположить. Брыкля уцепился за его уступ и повис, держа Ивана. При исполнении трюка, однако, из-за пазухи Ивана вывалилась грамота самописная. Иван её только в самый последний момент за тесёмку удержал. Кощей же в это время как пульнёт леденящим взглядом по облаку.
– Ну всё, – интеллигентно подумал федеральный адвокат, – хана.
Облако, однако, изящно парировало леденящий луч и ускорилось в направлении от утёса. На облаке висел Брыкля, который держал Ивана, который держал за тесёмку самописную грамоту, которая передавала в Центр такие слова. Смысл можно почувствовать, смысл должен быть осуществим, смысл равен целой жизни, к смыслу стремятся, смысл ценят выше всего, смыслом оценивают всё остальное, смысл открывает своё измерение, смысл для всех, смысл для любых обстоятельств, смысл рождает картин мира, смысл неисчерпаем, смысл имеет свой прообраз в вечности.
Жил-был Иван-дурак и очень любил мороженое. Постоянно его ел. До того дошёл, что прокрался на фабрику мороженого и пристроился к конвейеру. И так заморозился там, что не мог пальцем шевельнуть, но сознание его ещё теплилось где-то глубоко внутри. А мороженное продолжало поступать в организм Ивана регулярно и его поддерживать. Иван уже не мог видеть это проклятое мороженое, но что делать.
Жил-был Иван-дурак и однажды увидел своё отражение в зеркале под таким благоприятным углом, что немедленно влюбился. С тех пор не отходил от этого зеркала и любовался собою. Когда же это стало его истощать, некая добрая волшебница или даже богиня сжалилась над Иваном и сделала так, чтобы Иван мог ходить куда угодно и заниматься любыми делами, а притом видеть кругом только самого себя. Иван поначалу очень был счастлив, но через-пару тройку лет слегка утомился. "Ты пойми, – сказал он самому себе, – я тебя люблю, ты у меня единственный и всё такое, но должно же быть и какое-то личное пространство". "Конечно, – согласился сам с собою Иван, – только ты верно заметил, что я у тебя единственный. Мы с тобой навеки вместе, и никуда друг от друга не денемся". Затужил Иван и откусил сам себе голову.
Глава XIV. Запредельное облако,
где Сирин, Гамаюн и Алконост внушают, что смысл – это абсолют
Уклоняясь от леденящего взгляда Кощея, странное облако устремилось в стратосферу, что в тоже странно, так как в стратосфере тоже прохладно. Видимо, облако или тот, кто им управлял, это внезапно осознало или осознал или осознала, так как стремительный подъём резко остановился. Брыкля, Иван и грамота по инерции продолжили свой полёт, в результате чего прорвались своими телами сквозь стены облака неизвестной консистенции и оказались внутри.
Внутреннее пространство облака оказалось гораздо больше его внешнего размера. Но при этом было как будто и не пространство вовсе, а нечто пространствоподобное. То есть двигаться в нём было можно, но границы его были не видны и определить, где верх, где низ, где право, а где лево, было затруднительно. Это была какая-то квинтэссенция Тёмного леса, которая сама по себе была настолько туманна, что уже нельзя было сказать, лес ли это.
И вот посреди этой неопределённости пребывали три чудесных существа. Они нагло контрастировали с окружающей тёмно-серостью. Если среда была хоть глаз выколи, то существа были цветастыми прямо-таки вырви глаз. Хотя, с другой стороны, хоть выколи, хоть вырви, всё равно остаёшься без глаз. Так что это была своего рода гармония. При этом они ещё переливались.