Страница 4 из 16
В центре площади стоял электрический столб. Наверху всегда вечерами включался фонарь. Место вокруг столба называлось «пяточком». Там по выходным или праздникам устраивались танцы под радиолу или патефон. Но чаще всего, вечерами, уставшими за день от полевых работ ногами, девчонки – под гармошку выбивали дроби.
Вот такое оно – «Вельяминово», разбросанное: и маленькое и большое, и богатое, как «Центральная усадьба» и бедное, как совхоз «МПС», но всегда красивое, как красивы все подмосковные местечки.
Почему я так подробно описала Вельяминово, каким оно было в те далёкие годы?.. Недавно, моя сестрёнка – Милочка, прожившая в Вельяминово дольше меня, решилась съездить на старые места своего детства и юности.
Сойдя с электрички, она не узнала посёлка вообще. На месте деревенских домов с огородами, выросли каменные коттеджи. Всё чужое. Как ни странно, прежней остался только вокзал. Когда Милочка вошла внутрь здания, на неё со всех сторон навалились воспоминания. Ничего не изменилось…
Дойдя до бывшего перелеска, который раньше и влево и вправо перерастал в лесные заросли, она увидела лишь небольшой пустырь с редкими деревцами.
От совхоза ничего не осталось вообще. На месте его тоже выросли коттеджи. Разговорившись со случайным встречным, Милочка узнала, что совхоз давно закрыли. Бараки сломали. В центральном Вельяминово, где-то недалеко от шоссе, выстроили жилой многоквартирный дом, в который переселили всех жильцов из бараков. У Милочки больные ноги, и она не решилась идти дальше в поисках своего прошлого. Да и мало вероятного, что она отыскала бы своих бывших подружек. Их родителей, наверняка, давно нет в живых. Да и они сами все уже бабушки…
Вернувшись домой, Милочка сделала для себя вывод – прошлого не вернуть, и, вероятно, не стоит его искать. С годами плохое – не забывается, просто в памяти боль притупляется.
А всё хорошее – греет душу. Так и надо жить с этим хорошим. А встречи с состарившимся прошлым чаще всего ранят, и разочаровывают…
Поскольку папа был направлен в совхоз на «временное поселение» от самого министерства, ему выделили «квартиру в бараке». Других домов в совхозе не было, кроме дома директора. Барак был крайний с левой стороны площади. В отличие от стандартных бараков, где входили в коридор в дверь в одном конце барака, а выходили – в другом конце, этот «наш» барак имел другое расположение. С торцов был вход в большой тамбур, из которого опять же был вход в одну «квартиру» – нашу. Она состояла из двух комнат, вернее из одной большой комнаты, в которой стояла огромная русская печь. Если зайти с другой стороны печи, создавалось впечатление второй комнаты.
В первой стояла бабусина кровать, и вдоль окна – обеденный стол. Во второй – наши кровати. Боря с Милкой предпочитали спать на печи, а я и – мама с папой – на кроватях.
Из тамбура ещё одна дверь вела в огромную комнату, которая достраивалась внутри. В ней на земле были установлены столбики, на которых накиданы доски. Часть комнаты, от дальней стены уже была застелена полом. Создавалось впечатление сцены и длинных лавок. Днём там работал плотник, а вечером мы, ребятишки собирались в этой комнате, и играли в театр.
Бабуся очень любила сидеть на крылечке и подолгу смотреть в сторону леса. Она была дальнозоркой. Тем не менее, однажды я очень удивилась. Мы с бабусей сидели на крылечке, и вдруг, она встала, и, раскинув руки, не твёрдыми шагами поспешила по дороге в сторону леса. Оттуда шел мужчина. Как оказалось, к нам приехал погостить на короткое время её родной брат Витя. Это была их последняя встреча.
Как она его разглядела, и узнала, ведь, это всё-таки далеко было – до леса метров 800. Бывает…
Позже, когда мне приходилось ждать где-нибудь Витю, я, хоть и была сильно близорукая, всегда узнавала его по каким-то особым признакам: фигуре, манере двигаться и т. д.
А, может быть, телепатически чувствовала, что он появился на горизонте, или в толпе. Чувствуют же собаки родного человека, не видя его в поле зрения…
Когда достроили комнату рядом с нами, нас переселили в противоположный конец барака. А теперь уже – двухкомнатную «квартиру отдали какому-то начальнику. У нас не было второй большой комнаты, но зато был большой коридор, в который мы незамедлительно выставили всю не нужную мебель: какой-то матрац, кровать и т. д.
В этот недолгий период жилось нам не плохо. Папа каждый день ездил в Москву на работу. Мама первое время не работала. Да и подыскать работу с её специальностью – чертёжницы, было не возможно.
Весну в Вельяминово мы встретили в приподнятом настроении и томительном ожидании чего-то очень хорошего. Ожидали, когда достроят дом в Москве, и мы туда переедем жить. А пока мы просто жили, и радовались. Наконец, мы жили с отцом. Он каждый день возвращался с работы на электричке. Мы, дети бегали к перелеску его встречать, а бабуся сидела и ждала его на крылечке. Приближалась пасха и майские праздники.
Дома поставили брагу. В большой молочный бидон разводили дрожжи в воде и сахар. Позже, когда она бродила, мама подкрашивала её чаем. Самогонку не делали, но и сама брага производила нужный эффект.
Помню, как я ради любопытства, а мне было всего 12 лет, выждала момент, когда в прихожей никого не было, зачерпнула кружкой пенящуюся брагу, и отпила. На вкус она была сладкой, пилась легко и приятно. Через несколько минут мне стало весело. Я зачерпнула ещё немного. В это время к нам зашел Серёжка Морозов. Серёжка застал меня за поглощением браги. Поскольку я уже была пьяненькая, так как брага быстро бросается в голову, я рассердилась на то, что Серёжка подкрался незаметно, и обозвала его уличной дразнилкой – «Серя-засеря». Он обиделся. В знак примирения я зачерпнула и ему полную кружку браги… Когда он ушел, я вошла в комнату и легла на кровать, где моментально отключилась, пока не проспалась… Это был мой первый «опус» с употреблением алкоголя.
Пасху в советское время было не принято отмечать. Тем не менее, её отмечали в совхозе в каждой семье. Причём в «партийных» семьях это тщательно скрывали, а жены партийцев всем на показ, на пасху стирали бельё, и вывешивали его сушиться на верёвки.
В этом году мы всей семьёй сидели за настоящим пасхальным столом: были и куличи и пасха, и пироги, и, наверное, ещё что-то вкусное, хотя с продуктами было туговато.
Пасхальный стол
Бесплатная картинка с сайта – prodvigenie-blago.ru
Год был голодный. Но папа сумел достать всё необходимое, вероятно – с рынка, за деньги. Потом долгие годы, почти десять лет такого стола больше в нашей семье уже не было.
Часть 3
Школа
Поскольку мы приехали весной, и учебный год ещё не окончился, нас с Борькой сразу же отправили в школу. Естественно, школы в совхозе не было. Поэтому, мы ходили в школу в рабочий посёлок «Вельяминово» при станции. Я – в 6-й класс, Борька, кажется, в третий. Милочка пошла в школу только на следующий год.
Школа находилась в рабочем пристанционном поселке, от совхоза – за перелеском.
Весной, в разлив, когда таяли снега, и покрывали водой все поля и дороги, в школу можно было пройти только в резиновых сапожках. Дороги размывало так, что по ним и проехать-то было трудновато, а уж нам пройти и того хуже. Ходили мы группками. И с нами, совхозными часто специально пристраивались ребята, чтобы помочь. Через огромные лужи, в которых наши детские резиновые сапожки запросто захлёбывались, ребята переносили нас на закорках. Когда уже наступал пик таяния снега, в школе объявляли каникулы.
Но особенно мне запомнились в нашем хождении в школу, изумрудные дорожки от наших следов. Когда рано утром выходили из дома, особенно после дождя, дороги были размытыми, и чавкали грязью. Тогда мы шли по луговой траве. Она была матовой от дождя или росы. Мы шли по траве, и после нас, как бы проявлялись, и ярко выделялись на поле изумрудные дорожки…