Рубедо

— Его высочество мудр и дальновиден! А что до мощей — то ведь предки его. Кому, как не его высочеству, понимать? Он ведь Спаситель наш!

Город по-прежнему был наполнен лишь патрулями да каретами медиков.

С колокольни глашатай кричал:

— Вторые сутки никто не заболел! Вторые сутки чахоточных ноль!

Люди с надеждой липли к окнам, провожали завистливыми взглядами экипаж Марго. А она ехала как на иголках, не смея держать в своей руке руку Раевского, рассеянно поддакивая ему и стараясь не думать о Спасителе.

Госпиталь был как и раньше — с заколоченными окнами и разбитой лестницей, — но все же и в нем что-то неуловимо изменилось. Марго ощутила это, едва переступив порог. Коридоры, будто, стали светлее, в холле появились вазоны со свежими тюльпанами, и доктор Кауц, поспешно вышедший им навстречу, был опрятен и явно довольный собой.

— Рад новой встрече, фрау, — поклонился он сперва Марго, затем ее спутнику. — Герр…

— Евгений Андреевич Раевский.

Видя, какое недоумение вызывает славийское имя, Марго невольно заулыбалась.

— Вы, фрау, были посланы нам Господом, — меж тем, продолжил доктор Кауц.

— Небеса смилостивились над нами, обратив свой взор и протянув руку помощи. И, хвала Спасителю, у нас есть первые выздоровевшие!

— Вы шутите?! — вырвалось у Марго.

— Позвольте, прошу сюда.

Доктор Кауц прошел по коридору, указывая посетителям путь.

В палатах — явное оживление. Из полуоткрытой двери раздавался смех и громкие мужские голоса. Приостановив шаг, Марго с любопытством различила в проеме нескольких одетых в военные мундиры мужчин, сгрудившихся вокруг сидящего на больничной койке человека в одном исподнем. Покраснев, Марго отвела взгляд. Но сердце пело радостной птичкой. Выздоровели? Выздоровели!

Раевский со своей стороны, выдав несколько комплиментов лекарскому искусству местных фельдшеров, принялся рассказывать о своих наработках, о многолетнем опыте в химической промышленности и прочее, прочее. Кауц заинтересованно слушал, порой сыпал вопросами, затем, остановившись перед неприметной белой дверью, сказал:

— Герр Раев-ский, если соблаговолите, пройдемте в рабочий кабинет, наш госпиталь весьма заинтересован в сотрудничестве. А вашей супруге, — он поклонился Марго, и она не стала его поправлять, — должно быть, будет не слишком интересно слушать брюзжание старых фармацевтов. Не будет ли любезна фрау пройти сюда и угоститься чашечкой свежайшего кофе?

Марго хотела сперва возразить. Но во взгляде доктора было что-то такое, от чего она прикусила язык и ответила, что конечно, она подождет супруга (будущего супруга! Но стоит ли об этом знать посторонним?), и позволила открыть перед собою дверь. Пропуская ее вперед, доктор Кауц, убедившись, что не слышит Раевский, шепнул на ухо:

— Вас ожидает тот, о ком вы справлялись.

И, не дав Марго осмыслить сказанное, закрыл за нею дверь.

Показалось: она была тут раньше. Вот плетеная кушетка. Вот хромированный стол с пузырьками различных размеров и форм. А вот — рукомойник. И застекленный шкаф у противоположной стены. И слишком знакомая фигура, обряженная в медицинский халат.

— Доктор Уэнрайт?!

Не в силах удержаться на дрожащих ногах, Марго опустилась на кушетку.

Голову повело: белые и солнечные пятна замельтешили, точно в калейдоскопе. И в губы ткнулся край стакана.

— Выпейте, баронесса. Вот так…

Она глотала холодную воду, и мир обретал целостность. И в нем действительно был ютландец — живой и здоровый, только изрядно похудевший.

— А где же ваши усы? — осведомилась Марго.

— Пали жертвой чахотки, — браво ответил Уэнрайт.

И Марго, неприлично икнув, отодвинула стакан и дотронулась пальцами до его руки.

— Вы не призрак.

Сказала с такой убежденностью, что Уэнрайт не сдержал здорового хохота. А, отсмеявшись, ответил:

— Я подумал то же о вас. Харри говорил, что вы покинули Авьен. Рад, что вы вернулись. Пусть даже в столь трудное время.

Марго пытливо глядела в его лицо, взглядом пытаясь нащупать признаки болезни — мешки под глазами, пепельный цвет кожи, белую пленку на губах или сотрясающий грудь кашель. Но не было ничего. Глаза Уэнрайта ясны, а движения уверенные. На щеках — румянец.

— Как это случилось? — прошептала Марго.

Уэнрайт таинственно улыбался, и, придвинувшись к нему ближе, Марго вдруг различила вспыхнувшие и тут же погасшие в его зрачках золотые искры.

— Ламмервайн! — вскрикнула она.

На ее рот тотчас же легла ладонь.

— Тшшш… Прошу хранить молчание, баронесса, — дождавшись, когда она кивнет, Уэнрайт убрал руку и продолжил: — Да, это он. «Эликсир доктора Уэнрайта». Я пока еще не запатентовал название, но уже испробовал его на нескольких больных.

— Доктор Кауц говорил мне…

Понимание обожгло Марго так, что она перестала дышать.

То, над чем работал ее отец. То, чего всем сердцем желал Генрих. Оно теперь было здесь. Запечатанное в пробирках, поданное больным вместе с бромом и виноградным спиртом. Эликсир, настоянный на крови Эттингена, с помощью которого можно исцелить весь мир.

Но не успело спасти жизнь маленькому Родиону.

Внутренние уголки глаз защипало, и Марго отвернула лицо.

— Мне жаль, что это случилось так поздно, — будто поняв ее мысли, сказал Уэнрайт. — Но рад, что случилось вообще. Харри явил чудо.

— Генрих? — Марго вскинула глаза. — Он знает о моем возвращении?

Замерла, ожидая ответ.

— Нет, — ответил Уэнрайт.

Марго выдохнула и кивнула.

— Может, и к лучшему. Я видела его на пожаре…

— Там погиб Томаш.

— Боже! — Марго взволнованно подскочила. — Мне жаль!

— Для Харри волнений достаточно, — продолжил Уэнрайт. — Не думаю, что ему нужно знать о вас. Тем более, вы пришли с мужчиной…

Марго сжала пальцы в замок. Сердечко подпрыгивало и билось у горла. Она знала — конечно, знала! Что Генрих ничего не обещал ей! Что сам был женат! Что они не могли бы быть вместе! И пыталась выбросить мысли о нем из головы, ведь рядом был добрый, понимающий, надежный Раевский…

Знала — и все равно стало мучительно стыдно и горько.

— Мы только помолвлены, — сказала она. — Мы…

И не успела договорить.

За дверью, далеко в коридорах госпиталя, зловеще загромыхали выстрелы.

Госпиталь Девы Марии.

Они не успели ни испугаться, ни удивиться — дверь с грохотом отлетела от удара, и Марго упала спиной на хромированный стол. Звякнули и рассыпались осколками колбы.

— Что вам угодно, господа? — Уэнрайт подался навстречу, но его грубо отпихнул вошедший верзила с револьвером в руке и в распахнутой шинели явно с чужого плеча. Обведя присутствующих мутным взглядом, рыкнул:

— На выход без разговоров!

В коридоре маячило еще двое молодчиков, и разговаривать с такими вправду не хотелось.

Хлопали двери палат и процедурных. Серые пижамы больных смешивались с белыми халатами фельдшеров. Где-то за поворотом мелькнуло озадаченное лицо доктора Кауца. Кто-то из больных метнулся к окну, дернул обеими руками раму — и с улицы тотчас же раздалась пулеметная очередь. Больные повалились на паркет. С потолка посыпалась штукатурка. Марго прижалась плечом к колонне, но ее быстро оттащил верзила с револьвером. Двое других вооруженных до зубов мужланов тащили доктора Уэнрайта и на каждую его попытку что-то спросить, совали кулаком под ребра, отчего ютландец складывался пополам и натужно сипел, тараща налитые кровью глаза. Мелькали пижамы и черные шинели. На рукавах — заметила Марго, — красовались белые повязки с грубо намалеванным крестом с краями, загнутыми как когти. И в груди сразу похолодело: она узнала этот символ — он был отпечатан на листовках, которые разбрасывали в кафедральном соборе за минуту до взрыва. И было в этом знаке что-то непередаваемо хищное, отчего Марго почувствовала дурноту.

Или это действовала духота — в холле было не протолкнуться.