Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 26

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

Очередной том Собрания сочинений Виктора Борисовича Шкловского продолжает опираться на принципы, изложенные составителем в первом томе, – 1) целостность авторского замысла, отложившегося в композиции его книг, и 2) организация отдельных томов Собрания вокруг определенного концептуального сюжета, дающая возможность реконтекстуализировать литературное наследие Шкловского, не только прочитав тексты, которые так и не были опубликованы или лишь однажды были опубликованы в первой половине – середине прошлого столетия, но и по-новому перечитав тексты хорошо знакомые, не раз переизданные. В этом смысле принцип остранения совершает круг, возвращаясь к его автору, вокруг восприятия которого уже успела нарасти «стеклянная броня привычности», разрушать которую он призывал в своем манифесте «Воскрешение слова» (1914).

Второй том называется «Биография» и состоит из автобиографических и мемуарных текстов, написанных с 1919 по 1982 год. Его цель – попытаться представить многообразие и внутреннее единство биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. Объединение в один том – классической и ранней автобиографической трилогии («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковых воспоминаний об Отечественной войне, написанных и изданных еще до ее окончания (и вступающих в диалог с военными главами «Сентиментального путешествия», посвященными Первой мировой и Гражданской), поздних мемуарных книг, возвращающихся к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устных воспоминаний о Владимире Маяковском, ставшем для Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе, – позволяет совершенно иначе увидеть фигуру человека, начавшего писать воспоминания в возрасте 25 лет. Работа с временной дистанцией, обнажение фактуры различных темпоральных пластов, монтируемых в намеренно лишенный фабульной линейности мемуарный нарратив, мультипликация рамочных конструкций, задающих динамические отношения между временем вспоминающего и временем воспоминания, – становится видна тем лучше, чем больше форм и вариантов коммеморации собрано вместе.

Первые три раздела совпадают с уже названными книгами автобиографической трилогии, печатающимися по первым изданиям (1923 и 1926 годов соответственно). Второй раздел содержит роман в письмах «Zoo», издание которого впервые включает в себя все написанные для новых редакций (1924, 1929, 1964, 1966, 1973) письма, предисловия и фрагменты с указанием тех мест, которые, наоборот, были опущены в советских переизданиях. В четвертом разделе публикуется книга «Встречи» (1944), посвященная воспоминаниям о войне. Пятый раздел состоит из мемуарной книги «Жили-были» и монологов Шкловского из одноименного фильма «Жили-были. Рассказывает Виктор Шкловский» (1977). Шестой раздел посвящен воспоминаниям о Владимире Маяковском. Заключительный раздел седьмой воспроизводит короткое эссе «Слова освобождают душу от тесноты. Рассказ об ОПОЯЗе», первоначально включенное в последнюю книгу В. Шкловского «О теории прозы» (1983) и завершающее мемуарное путешествие автора длиною в шестьдесят три года (1919–1982).

Этот том, так же как и предыдущий, не мог бы состояться без уже проделанной работы по комментированию текстов В. Б. Шкловского. Первые три раздела снабжены комментариями А. Галушкина и В. Нехотина16. Раздел шестой содержит подробнейшие комментарии В. Радзишевского17.

В заключении – наиболее приятная часть, благодарности. Прежде всего – семье Виктора Борисовича Шкловского. Варваре Викторовне Шкловской-Корди и Никите Ефимовичу Шкловскому-Корди – за их энтузиазм, позволивший почувствовать энергию их отца и деда не только через тексты. Ирине Дмитриевне Прохоровой – за никогда не отступающую необходимость отвечать за свои обязательства. Ирине Гачечиладзе – за неоценимую техническую и эмоциональную поддержку. Степану Попову – за расшифровку монологов Шкловского из фильма Ю. Белянкина «Жили-были. Рассказывает Виктор Шкловский» (1977). Сотрудникам издательства «Новое литературное обозрение» – за помощь в подготовке этого тома.

1

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РЕВОЛЮЦИЯ И ФРОНТ

Перед революцией я работал как инструктор запасного броневого дивизиона – состоял на привилегированном солдатском положении.

Никогда не забуду ощущение того страшного гнета, которое испытывал я и мой брат, служивший штабным писарем18.

Помню воровскую побежку по улице после 8 часов и трехмесячное безысходное сидение в казармах, а главное – трамвай.

Город был обращен в военный лагерь. «Семишники»19 – так звали солдат военных патрулей за то, что они – говорилось – получали по две копейки за каждого арестованного, – ловили нас, загоняли во дворы, набивали комендантство. Причиной этой войны было переполнение солдатами вагонов трамвая и отказ солдат платить за проезд.

Начальство считало этот вопрос – вопросом чести. Мы, солдатская масса, отвечали им глухим озлобленным саботажем.

Может быть, это ребячество, но я уверен, что сидение без отпуска в казармах, где забранные и оторванные от дела люди гноились без всякого дела на нарах, казарменная тоска, темное томление и злоба солдат на то, что за ними охотились по улицам, – все это больше революционизировало петербургский гарнизон, чем постоянные военные неудачи и упорные, всеобщие толки об «измене».





На трамвайные темы создавался специальный фольклор, жалкий и характерный. Например: сестра милосердия едет с ранеными, генерал привязывается к раненым, оскорбляет и сестру; тогда она скидывает плащ и оказывается в мундире великой княгини; так и говорили: «в мундире». Генерал становится на колени и просит прощения, но она его не прощает. Как видите – фольклор еще совершенно монархический.

Рассказ этот прикрепляется то к Варшаве, то к Петербургу.

Рассказывалось об убийстве казаком генерала, который хотел стащить казака с трамвая и срывал его кресты. Убийство из‐за трамвая, кажется, действительно случилось в Питере, но генерала я отношу уже к эпической обработке; в ту пору на трамваях генералы еще не ездили, исключая отставных бедняков.

Агитации в частях не было; по крайней мере, я могу это сказать про свою часть, где я проводил с солдатами все время с пяти-шести утра до вечера. Я говорю про партийную агитацию; но и при ее отсутствии все же революция была как-то решена, – знали, что она будет, думали, что разразится после войны.

Агитировать в частях было некому, партийных людей было мало, если были, так среди рабочих, которые почти не имели с солдатами связи; интеллигенция – в самом примитивном смысле этого слова, то есть все, имеющие какое-нибудь образование, хоть два класса гимназии, – была произведена в офицеры и вела себя, по крайней мере в петербургском гарнизоне, не лучше, а может быть – хуже кадрового офицерства; прапорщик был не популярен, особенно тыловой, зубами вцепившийся в запасный батальон. О нем солдаты пели:

Из этих людей многие виноваты лишь в том, что слишком легко поддались великолепно поставленной муштровке военных училищ. Многие из них впоследствии искренно были преданы делу революции, правда так же легко поддавшись ее влиянию, как прежде легко одержимордились.

16

Из кн.: Шкловский В. Еще ничего не кончилось… М.: Пропаганда, 2002.

17

Комментарии впервые были опубликованы в кн.: Беседы с Виктором Шкловским. Воспоминания о Маяковском. М.: Common place, 2017. Для настоящего издания комментарии были специально доработаны.

18

мой брат, служивший штабным писарем. – Очевидно, Шкловский Николай Борисович (1891–1918), см. примеч. 248.

19

«Семишники» – от обиходного названия двухкопеечной монеты.