Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 9

Лиля махнула рукой:

– Пустое… Я не жаловаться пришла. Этого ребёнка я не хочу, помоги мне…

И заговорила быстро, не давая Нине возразить:

– В консультации мне отказали. Говорят, что сорок лет – не показание для прерывания беременности. Я знаю, ты сможешь помочь, если захочешь.

– Я не могу, с чего ты взяла? – испугалась Нина.

– Да можешь, можешь! Ты же мне помогла, когда желудок болел, у тебя в руках сила, – волнуясь и заправляя за ухо выбившуюся каштановую прядь, сказала Лиля.

– Эта сила не для зла…

Кукла снова вскочила с коврика и затанцевала у двери.

– Мама с папой идут, – заметила Янина.

– Ничего не говори им. Это наше дело.

Родители, конечно, обрадовались Лиле, усадили её ужинать и пить чай.

– Как дома-то, всё ладно? Вова как учится? – спросил отец, накладывая в чашку сахар, он любил очень сладкий чай.

– Да учится… – ответила сестра, пропустив первую часть вопроса. – С двойки на тройку, лоботряс.

Она без аппетита ела густой гороховый суп, ложка медленно двигалась туда-сюда по одной траектории.

Разговор не клеился. Нина и Лиля сидели как в воду опущенные, мама тайком поглядывала то на одну, то на другую дочь, всё больше тревожась.

– Что случилось-то, девки? Ведь как на поминках сидим, – не выдержал отец.

У Лили покраснели глаза, она часто-часто заморгала. Попыталась взять себя в руки, справиться с эмоциями, но не получилось… И заплакала, закрыв лицо руками, только плечи вздрагивали.

– Беременная? – выдохнула мать, став необычайно догадливой.

Лиля кивнула, не отнимая рук от лица.

Отец осторожно поставил чашку на белую скатерть:

– Дело-то житейское… что ж, нянчить будем. Наше правительство как говорит? Для нас важен каждый ребёнок, стране нужны рабочие руки. Что мы, не прокормим разве? Козу держим, молоко есть.

Лиля отложила ложку, взглянула на сестру:

– Ты обещала мне желудок подлечить, пойдём в твою комнату.

– Пошли.

Янина потёрла ладони друг о друга, приложила руку пониже груди:

– Разве тебя беспокоит желудок? Я ничего не чувствую.

Лиля схватила её за запястье, зашептала:

– Не болит, я же не за этим тебя позвала. Сделай что-нибудь, чтобы случился выкидыш!

Тоненькая девочка с каштановыми косичками скачет, поджав ногу, по нарисованным на асфальте квадратикам. У неё Лилины голубые глаза, на носу веснушки. «Как солнышко», – говорит кто-то. Девочка слышит и смеётся…

– Послушай, Лиля, эта девочка будет твоей радостью и утешением, не пытайся избавиться от неё.

– Я не хочу больше детей! Колька-кобель за каждой юбкой бегает. Вдруг он бросит меня, как я одна буду?

Битый час Янина уговаривала сестру не пытаться избавиться от ребёнка. Всё напрасно, Лиля не только не желала слушать, но ещё и обиделась.

– И почему я должна рожать против воли? Почему раньше можно было обратиться в консультацию и сделать аборт, а сейчас – нет? Не хочешь помочь? Мне остаётся только пойти к бабке.

Сестра ушла, не простившись. Янина видела в окно, как Лиля в своём коричневом пальто шла к воротам, как сердито пристукнула калиткой.

«Теперь я осталась виновата… – устало подумала она. – А вдруг и правда пойдёт к бабке?»

***

У них была слишком большая разница в возрасте – четырнадцать лет. Лиля часто говорила, что сестрёнка во младенчестве ей все руки отмотала, шагу ступить не давала. Подруги – птицы вольные, не имели таких маленьких братишек и сестёр. Одной Лиле, как проклятой, приходилось нянчить.

Но со временем отношения потеплели, сестра по-своему любила её, восхищалась волшебными руками и интуицией:

– Ты можешь большие деньги зарабатывать. Только слух пусти – от людей отбоя не будет.





Мама, услышав это, вяло намахивалась полотенцем:

– Я тебе пущу слух! Люди разные бывают. Стоит только одному пожаловаться и… не приведи бог.

– Да я же пошутила, разве я не понимаю…

И вот теперь всё рухнуло. Нина не могла убить ребёнка, не потому, что не хотела – не могла.

К бабке сестра не пошла, побоялась: даже в их маленьком Ромске уже были смерти от криминальных абортов. Подруги снабдили её «верными» средствами, вызывающими выкидыш. Лиля опробовала все, но ни одно не помогло. В отчаянии она ещё раз сходила в консультацию, жаловалась на плохое материальное положение, на возраст, на болезни и на загулявшего мужа.

Пожилая врач посмотрела на Лилю, подняла очки на лоб:

– Мамочка, всем бы такое здоровье! Вы вполне можете выносить и родить этого ребёнка. Муж загулял? Так пожалуйтесь на него в партком! И на неё, сучку, тоже, чтобы неповадно было отца двоих детей из семьи уводить.

– Но в партком как-то неудобно… – робко возразила сестра.

– Зато действенно. И не расстраивайтесь, вам это вредно.

С мужем она поговорила сама. Поставила перед фактом, что беременна, что сделать ничего нельзя, потому что аборты запрещены.

Лиля рассказала об этом, когда пришла в родительский дом после месяца тщетных попыток избавиться от плода.

– И что же Николай? – спросила Янина.

– Пригрозила парткомом. Мы жутко поскандалили, он ушёл… Потом вернулся, вроде помирились. Говорит, что нет худа без добра: с двумя детьми отдельную квартиру быстрее дадут. Надоело в бараке жить.

– Ты молодец, Лиль. Будет очень трудно сначала, но потом ты не пожалеешь.

– Почему будет трудно? – удивилась сестра. – К пелёнкам мне не привыкать.

Янина прикусила язык.

3

Читателей сегодня было немного: две девочки-школьницы трудились над рефератами, переписывая в тетрадки абзацы из выданных книг, и парень из постоянных посетителей, которого все знали в лицо и по имени, листавший медицинский справочник.

Нина прижалась спиной к тёплой изразцовой печке. Как хорошо так стоять… кажется, что уходит усталость, появляется спокойствие. Взгляд сам собой устремился в окно, где на горе возвышалась колокольня.

Старинная деревянная церковь в их городе сначала была построена в низине и сильно страдала от наводнений, потом её окончательно уничтожил пожар. Построили новый храм на горе Преображенской, чтобы Урал до него не добрался, большой и красивый, со сверкающими на солнце золотыми куполами.

Но сейчас там стоит одна колокольня, церковь несколько лет назад разобрали ради кирпичей для нового завода. В итоге нет ни завода, ни церкви.

Её мысли оборвал глухой стук и девичий крик:

– Человеку плохо, помогите!

Янина бросилась в зал. В проходе бился в судорогах парень, елозя каблуками по паркету и стуча о пол затылком. Нина бросилась к нему, схватила со стола шапку, подсунула под голову, чтобы не было ушибов.

Тёмное пятнышко внутри черепа… Нина видела: это оно всему причиной… Её руки потеплели и сами потянулись к его голове, крепко легли с двух сторон. Под ладонями стало покалывать, «ток» пошёл – это хороший признак… Парень затих, будто уснул.

– У тебя руки красные… – услышала она тихий Асин голос и только сейчас заметила её и испуганных девочек, стоящих рядом.

– Это от печки.

Ася присела на корточки:

– Что с ним такое?

– Приступ эпилепсии. Но уже прошло.

Парень шевельнулся, с недоумением огляделся. Поморщился, обнаружив себя на полу.

– Извините…

– Может, вас в больницу проводить? – сочувственно спросила Ася.

– Не надо… – Он поднялся, сел на стул и пододвинул справочник.

Девочки вернулись к тетрадкам и старательно заскрипели перьями.

Янина из-за своего стола время от времени поглядывала на парня. Он не читал, а только делал вид, потому что смотрел в одну точку, не перелистывал страницы, праздно сложив на столе руки.

«За что мне такое наказание?.. Две недели не было приступов – и вот опять! Да ещё перед девушками так опозорился… не приду сюда больше», – уловила Нина.

Молодой человек встал, громко двинув стулом, сдал книгу, попрощался и направился к выходу.