Работа Ангела

– Меня зовут Ника Нарышкина! Здорово, правда?!

– Да, но мне кажется… если я не ошибаюсь… фамилия твоего мужа была Нарушкин?

– Ага, была! Да сплыла! – засмеялась Вера-Ника. – Слушай, Марин, ты что, думаешь, я такую возможность упущу, чтобы из Нарушкиной не стать Нарышкиной? Конечно же, нет! Взятка паспортистке – и она ошибается в одной букве.

– А имя? Почему Ника?

– Я на самом деле Вероника. Верой меня мать звала… Но это не моё имя, правда же? У меня нет веры. Я верю только в себя, свои силу и ум, своё тело, наконец. Вот Ника, богиня победы, – это уже моё.

Мы подъехали к большому красивому дому, построенному в начале девятнадцатого века в моём любимом районе внутри Садового кольца.

– Вот, смотри, на шестом этаже, там эркер с мозаикой – это моё.

– Круто-о! – восхищенно протянула я. – Но ты же говорила, что у мужа комната в коммуналке.

– Ага, говорила. Теперь вся коммуналка переделана под мои пятикомнатные апартаменты.

– Пять комнат! На двоих! А дети есть? – затараторила я.

Вера, вернее, Ника засмеялась, приобнимая меня за плечи:

– Нет, Мышка, это всё для меня одной. Я же теперь вдова, – она комедийно всхлипнула и смахнула несуществующую слезинку.

– Как вдова? – ахнула я.

– Слушай, Мариш, не будь дурой. Ты же поняла, что я за алкаша Нарушкина только из-за прописки и его комнаты в этом доме замуж вышла. Он через год сдох, отравился палёной водкой. Я к этому времени у одной соседки комнату выкупила, у другой – сына полоумного в интернат хороший устроила и опеку взяла, она мне отписала комнату. С третьим соседом тоже проблем не было – в Люберцах теперь живёт в отдельной квартире. Был один, правда… Сам хотел всё выкупить, всё денег копил, ждал у моря погоды, а я ему все карты смешала. Тот гад никак не хотел из вредности мне комнату продавать, но тут мне повезло, и он случайно утонул…

Я вздрогнула от этих слов, но мы уже стояли у дубовых дверей Никиной квартиры.

Ника позвонила в звонок своей же квартиры, и дверь нам открыла горничная, одетая, как в кино: чёрное платье, белый фартук. Для меня это показалось уж слишком вычурно, но, рассмотрев обстановку квартиры, я поняла, что образ «французской горничной» здесь пришёлся как нельзя лучше. Нике всегда удавалось быть на грани эпатажа и безупречного вкуса… Так и от её новой квартиры складывалось впечатление, что это квартира как минимум народной артистки Большого театра. Мебель старинная, диван из карельской берёзы, дубовые резные комоды. На выкрашенных в серый цвет стенах развешаны картины в тяжелых дорогих рамах, гравюры и рисунки. Подойдя поближе, я ахнула: все рисунки и картины принадлежали кистям известных и именитых художников как минимум прошлого века.

Я удивленно оглянулась на подругу:

– Вера! А это откуда?

– Назовёшь меня Веркой ещё раз – укушу! – зашипела Ника.

– Ой, прости. Ну правда!

– Это, Мышка, тяжелый труд, особенно когда денег на самом деле на всё нет. Что-то друзья дарили, что-то находила. Вот этот Шишкин за ящик водки мне достался, – засмеялась Ника, – этот Верещагин – на спор со студентами. Я тут в одной дыре была, там заповедник и музей. Увидела эту картину – и не могу, хочу её. Директриса – нищая, старая и, к моей удаче, подслеповатая интеллигентка – ни в какую денег брать не хочет. Тогда я ей ребят из Суриковского пристроила, крышу латать, ну, как спонсорскую помощь, заодно с ними поспорила, могут ли они точную копию сделать этой картины. Короче, к концу лета все рады – у тетки крыша и картина, у меня – картина, у пацанов – ящик водки и деньжат немного.

Когда Вера ввела меня в столовую, огромную и светлую, я изумилась ещё больше. Большой стол на двенадцать персон был сервирован старинным фарфором и серебром. Из соседней со столовой комнаты раздавались голоса. Вера, широко и уверенно шагая к двери, распахнула её и царицей вплыла в д кабинет. На кожаных диване и креслах, около дубовых шкафов находилось человек десять. Я, как всегда, незаметно стоявшая за широкой спиной Верки-Ники, имела время рассмотреть разношерстную публику. Здесь был и статный пожилой мужчина с внешностью льва и интонацией народного артиста. И милая старушка – божий одуванчик, в поношенном сером платьице с кружевным воротничком. Вся такая чистенькая, светлая и восторженная. И на её руке я успела заметить огромный бриллиант в старинной платиновой оправе. Была пара молодых людей непонятно какого пола – длинные волосы, мешковатые одежды, и семейная пара среднего возраста, где муж напоминал серьезного чиновника, сосредоточенного и строгого, а жена его, с неизменной приклеенной улыбкой и тайным чувством превосходства. Мол, мы близки к особым людям, много чего знаем, и поэтому так улыбаемся и так молчим. Я смутилась немного, когда Ника-Верка представила меня своим гостям, но вскоре интерес ко мне исчез, и все обступили хозяйку с вопросами о новом приобретении – картине русского художника. Я нашла укромное местечко в кресле у книжных шкафов, взяла в руки первую попавшуюся книгу и уткнулась в неё. Я пробегала глазами по строчкам, даже не пытаясь понять их смысл, а в голове, как маятник, раскачивалась одна навязчивая мысль: что я здесь делаю, зачем мне это всё, я не хочу видеть в своей жизни Верку. И так снова и снова, слова раскачивали мои нервы, и я уже готовилась встать и незаметно уйти, и больше никогда не попадаться Верке на крючок… как тут я услышала:

– Вы читаете на французском Пруста? Потрясающе!

Я вздрогнула и подняла голову на голос. Около меня стоял красивый молодой человек. С испугом взглянула на обложку книги и только сейчас заметила, что это старинное коллекционное издание Пруста на французском. Я поспешно отложила книгу, словно боясь обжечься, но промахнулась, и та упала на пол. Я хотела было вскочить с кресла, чтобы поднять её, но молодой человек опередил меня, присев напротив на корточки, поднял книгу и, не отрывая взгляда от меня, протянул книгу. Тогда мне показалось, что я утонула в этих глазах. Парень продолжал изучать меня, внимательно, словно заглядывая в душу. Было что-то особенное, магическое и противоречивое в его чуть насмешливой улыбке, в его умном и уверенном взгляде и его бархатном и глубоком голосе. Я, сколько потом ни пыталась вспомнить детали того званого обеда, так и не могла понять, что же произошло, как так получилось, что я с первой секунды была околдована Евгением.

Правда сейчас, когда я спряталась под одеялом, словно сквозь пелену, выплыла одна сцена того вечера. Евгений за обедом сидел рядом со мной и всячески ухаживал и развлекал. Он оказался отличным рассказчиком, остроумным, легким. За столом царила милая дружеская обстановка, и, как я отметила, главным образом потому, что Евгений задавал тон беседе и шуткам. И при этом я чувствовала, что мой сосед ни на секунду не забывает ухаживать и оказывать знаки внимания и мне. Я поначалу была смущена таким вниманием, но потом втянулась в общую атмосферу расслабленного, интересного и остроумного разговора и даже позволила себе рассказать пару шуток про художников, чем заслужила от Евгения восхищенный взгляд. Когда вечер подходил к концу и некоторые из гостей начали собираться, я вдруг осознала, что не хочу, чтобы этот день заканчивался. Я сидела рядом с Евгением на удобном диване, наблюдала за его подвижным и красивым лицом, ломая голову, как бы попросить прогуляться со мной до дома. Верка-Ника встала, чтобы проводить чиновничью семью, и Евгений поднялся за ней. Вставая с дивана, он чуть дотронулся рукой до моего колена и тихо сказал: «Подожди, я сейчас провожу их и вернусь, и мы с тобой улизнём?» – заговорщически подмигнул он. Я почувствовала, как покраснела, и низко опустила глаза. Сердце моё бешено билось, и тут я поняла, что влюбилась с первого взгляда и готова сразу идти за Евгением хоть на край земли.

Но Евгений с Верой не возвращались, и в какой-то момент я почувствовала, что не могу сидеть без движения. Новая, не управляемая разумом энергия наполняет меня. Мне срочно надо было двигаться, бежать, танцевать… Что угодно, только не сидеть в одиночестве на диване, делая вид, что внимательно слушаю разговор малознакомых людей. Я легко вскочила с дивана и чуть ли не вприпрыжку, как маленькая девочка, побежала вглубь длинного коридора Вериной квартиры. В прихожей никого не было, и я так же весело продолжала искать Евгения и Верку. Я распахнула дверь крайней комнаты и увидела их. Евгений сидел на кровати, обхватив голову руками, а Вера, присев напротив него на корточки, гладила его по голове и что-то горячо и настойчиво ему шептала.