Страница 11 из 29
И вот уже в доме все смолкли, начали засыпать, как из-за деревни послышались испуганные вопли. В тусклом свете луны замельтешили тёмные силуэты разбегающихся по домам крестьян. Они спотыкались, натыкались на что-то, ругались, орали и ползли, ползли к своим жилищам, словно хрупкие стены тех могли укрыть их от любой напасти. Видимо, заезжий рассказчик и в самом деле был очень хорош.
Не утерпев, я поднялся, прокрался через деревню, поближе к месту, где собрались люди. Там уже все свечи погасли. И что-то большое, белое осторожно волокло по земле большой мешок с собранным рисом. Чудище пришло послушать кайдан? И сцапало брошенный рис? Но разве чудища рисом питаются?
Отступил назад, зашуршав попавшейся под ноги травой. Большое мохнатое, белое существо ростом с дом остановилось, обернулось ко мне. И взглянули на меня два огромных красных глаза, светящихся в темноте. Они, кстати, осветили и широкую вытянутую морду, длинные острые клыки, обнажённые в усмешке. Я ойкнул, у меня подкосились ноги. Чудище размахнулось завязанным мешком и запустило его в меня. С трудом успел перекатиться в сторону. Когда вскочил, оно уже оказалось около меня, закрыло мне рот пушистой лапой с длинными когтями. И потащило в лес, зажав в подмышке другой лапы. А в зубах тащило мешок с рисом, на закуску.
Долго несло меня неведомое существо. Я уже успел помолиться всем богам, которых знал, да и с семьёй мысленно попрощался. Обнаружил, что в этот миг я даже Такэру люблю. И вырываться пробовал, да уж очень ослаб за голодный день. И с рождения особой силой не отличался. Может, то кара от богов, которых вчера страшно оскорбил, вслух усомнившись в их существовании?
Наконец чудище остановилось, осторожно опустило меня на землю. Поставило рядом мешок. И обернулось барсуком.
– Ты, я так думаю, голоден, дружище? – насмешливо поинтересовался Акутоо. – Я предлагаю тебе поужинать вместе со мной.
Оправившись от потрясения, осторожно спросил:
– А ты надул ещё несколько десятков человек?
– Так ведь они сами согласились мои кайданы послушать, – фыркнул обманщик. – Сами рис принесли.
– А ты под конец обернулся чудищем – и они разбежались. Ты это с самого начала задумал!
– Чудищем быть не обязательно, достаточно просто иметь мозги! – заявил зверь самодовольно.
Ворчу:
– Раз ты такой умный, обернулся бы во что-то большое и сильное, когда в яму попал!
Он смутился:
– Я бы с радостью, да только под ямой талисман закопали, а над ковриками, которыми её изнутри обложили, читал молитву добродетельный буддийский монах. Так что, попав в ловушку, свой дар потерял.
Фыркаю:
– Наверное, ты когда-то облапошил и охотников, и этого почтенного монаха.
– Может, то кара богов, – смиренно произнёс обманщик. – Ты подожди меня здесь, я за посудой сбегаю в нору. В гости приглашать не буду. Я как-то в пору самого расцвета юности пригласил к себе старшего братца в гости, ушёл вместе с ним на охоту, так этот подлец вернулся тайком и все мои припасы на зиму сожрал!
– Ладно, тут тебя подожду.
Лес, тем более в такое время, не самое приятное место, но уж очень мне хотелось кушать. Конечно, было немного неловко есть рис, вытянутый у крестьян обманом, но Акутоо успокоил меня тем, что он эту еду заработал. Истории Злодей очень старательно рассказывал.
Барсук сбегал за мисками, палочками для еды, горшком с водой. Мешок с рисом он с собой носил, хотя ему с ушибленной лапой это было очень неудобно: зверь боялся, что я его добычу заберу и сбегу. Ну да тут не только жадность его сказалась, а грустный опыт.
Акутоо ещё и камень притащил. Плюнул на камень, чиркнул им по земле. Положил в выкопанную ямку – и над камнем вспыхнуло пламя. Сверху барсук деловито поставил горшок с рисом и водой. И уселся, подперев длинную мордочку здоровой лапой, ожидая, когда рис приготовится. Я поинтересовался:
– А кого ты обманул, чтобы доставить этот необыкновенный камень?
– Да никого, как ни странно, не надул! – рассеянно отозвался Акутоо, разглядывая плавающие сверху рисовые зёрна. – Мы с одним милым демоном играли в го. Уговор был, что победитель платит какой-нибудь вещью. А я в го превосходно играю. Я как-то в монастыре жил. Притворялся странствующим монахом. И меня настоятель играть научил. С ним иные монахи играть не хотели, смущались. Мол, не достойное это дело для монахов – играть в шашки. А демон давно уже не играл, видно навыки подрастерял. Может, и не умел вовсе. А ему хотелось хоть с кем-то пообщаться и поиграть. Да, наверное, он и вовсе не умел, но по болтовне соскучился…
– А разве демонам так необходимо разговаривать?
– Этот они какой-то странный. Ему и говорить необходимо. Да с другими демонами у него общих тем не было.
Мы сонно посмотрели на горшок с рисом. Засыпать я боялся. Вдруг усну, а он пожадничает, слопает всё. И утром как проснусь ни мешка с рисом, ни риса, ни барсука уже не будет. Да и звёзды были уж очень хороши, а я их больше уже не увижу.
Акутоо наскучило молча сидеть: и он принялся хвастаться своими «подвигами». Если не обращать внимания на то, что во всех историях самым смелым, умным и сильным оказывался именно он, слушать его было забавно. Барсуки – те ещё хулиганы. Наверное, в проказах и пакостях они уступят только лисам. Но о лисах Акутоо даже не упоминал, наверное, кицунэ его часто обманывали, а признаваться в поражениях плут не хотел.
И рис никогда мне таким вкусным не казался, как приготовленный на волшебном огне. Поначалу я косился на еду с опаской, всё-таки огненный камень принадлежал когда-то настоящему они, но голод – лучший повар. К тому же, редко когда мне удавалось наесться до отвала. Оборотень-обжора затеял готовить ещё один горшок, но я до новой порции не дотерпел: уснул, сжимая пустую тарелку и прислонившись к тёплому чистому мохнатому боку барсука. Всё-таки Акутоо вернулся ко мне, угостил. Значит, не такой он и Злодей, каким прикидывается. И, похоже, у меня наконец-то появился друг…
3-ий Синий
Кто-то легко коснулся моего плеча. Протерев глаза, сел, посмотрел на разбудившее меня существо. Это оказалась узкоглазая женщина странной наружности: несколько рук, на лбу круглая шишка, мочки ушей свисают почти до самых плеч, длинные волосы собраны в высокий пучок на затылке, тело закутано в длинную белую ткань, со складками спадающую до земли. Две обнажённых руки её поддерживали длинные, узкие свитки, одна задумчиво приглаживала толстую длинную прядку чёрных волос, выбившихся из причёски, четвёртая её рука изящно поддерживала лютню, пятая рука – осторожно и грациозно перебирала струны, шестая – зависла над моим плечом, видимо, чтобы растормошить меня, если вздумаю заснуть, а седьмая и восьмая руки грели ладони под солнечными лучами. Кожа незнакомки была непривычно смуглой, а глаза – необыкновенно мудрыми и добрыми, такими ласковыми, что я засмотрелся в них и забыл обо всём на свете.
– Здравствуй, Юуки, – тепло приветствовала меня женщина.
– Здравствуйте… – тут меня наконец-то настигло понимание. – Здравствуйте, богиня Каннон!
– Говорила я нынче ночью с Сироиси-куном: он мне о тебе много-много разного рассказал, – она задумчиво улыбнулась, сыграла на поющих струнах ещё несколько чудных звуков. – Никогда ничего не просил с тех пор, как его душа рассталась с телом, молчал, а нынче пришёл ко мне, плачущий, да сказал: «Помоги, о милосердная богиня Каннон! Я не за себя прошу, за правнучка моего. Уж сколько у меня правнуков ни есть, а такой появился впервые: не чванливый, добрый. А я, говорит, увы, божество простое, не всесильное. Всего-то и мог, что подарить ему один день, дабы он мог на мир посмотреть, какой давно уже разглядеть мечтал. И, увы мне, старому, – и такая мука отразилась в его глазах, – я ему больше подарить не могу. А он и не требовал больше: правнучек мой обрадовался и этой крохе. Да не только порадовался, он ещё и несколько часов этого дня провозился с попавшим в западню обманщиком, так, что полностью мой дар и использовать-то не сумел. И понимал, что более дня чудо то не продлится, а потратил драгоценное время на спасение никчёмной животины. О, если бы мог я ещё что-то подарить правнучку моему милому! О, если бы я только мог!».