Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 14



Увидеть те места, какие люди не видали.

И испытать те чувства, кои людям непривычны».

– «Но разве для тебя могу я пожалеть чего-то»?! –

Сказал брат Ван Ду брату, зеркало передавая,

Тот, его взяв, тут же ушёл, промолвив тихо что-то,

Пошёл туда, куда хотел, куда ж хотел, не зная.

А летом в год тринадцатый «Великого деянья» (617 г.)

Ван Цзи назад вернулся в Чанъань с зеркалом чудесным,

Преодолев за время то большие расстоянья,

Соскучившись по достопримечательностям местным.

Сказал он брату: «Зеркало, и впрямь, та драгоценность,

Которую беречь должны мы как зеницу ока,

В пути я только понял его истинную ценность,

Поэтому вернулся раньше нужного мне срока.

Когда расстались мы, отправился я сразу в горы,

В предгорье близ Соншань на Шаоши гору поднялся,

Открылся вид там перед восхищённым моим взором,

Полдня на камне я сидел, пейзажем любовался.

Прошёл мост каменный, у алтаря остановился,

Уже смеркалось, подошёл к скале я одинокой,

Была пещера с гротом там в расщелине глубокой,

Где было человек пять-шесть, и там я помолился.

В пещере опустился на пол, отдохнуть собрался.

В ночь лунную ещё два человека появились.

Один как иностранец был, и оба поклонились,

Уселись недалече, иностранец лечь пытался.

13

Он был худым, цвет карий глаз, с седою бородою,

Назвал себя он Горцем, был в халате полосатом,

Другой был маленький, но коренастый, пред собою

Держал мешок дорожный, и назвался Волосатым.

– «Кто вы, – просил, – и почему вы здесь остановились»?

– «Тот, скрытые следы кто ищет и всё замечает, -

Ответил я. Услышав это, горцы удивились,

Но подошли и угостить меня решили чаем.

Уселись рядом, в долгий разговор мы погрузились,

Но многое в словах их речи странный смысл имело,

Подумал я: «А уж не демоны ль ко мне явились»?

Но вида не подал, и продолжал общаться смело.

Нащупав тайно зеркало, я вынул из кармана,

Пещера осветилась, задрожали те от страха,

Ниц предо мною пали, стал один вдруг черепахой,

Другой, что иностранцем был, стал сразу обезьяной.

Повесил на стене я зеркало, они издохли,

У обезьяны полосы на теле проступали

Седых волос, у черепашьих лап комки засохли

Земли, мне было странно, как они туда попали.

Затем отправился к хребтам я горным в Цзишань местность,

В район Тайхэ, где речка Ин текла и пролегала

Падь с зарослями ильма, наполняя всю окрестность

Таким блаженным ароматом, что страна не знала.

Я посетил колодец и ручей светло-зелёный,

Текла вода где ароматная, подобно чаю,

Спросил я лесоруба, отдыхавшего у клёна:

– «Что это за ручей такой, где запах как из рая»?

– «Пруд и ручей силой магическою обладают,

А жители им восемь раз в году жертвы приносят,

Как только жертвы приносить им люди забывают,

То туча в небо поднимается и вред наносит.

Всегда здесь чёрным облаком всходило испаренье

Из вод, зелёных, и столбом над местностью кружилось,

Затем шёл град, крыш черепицу разбивая всех селений,

Плотину прорывал, всё под напором вод крушилось».

Достал я зеркало, направил на тот пруд, строптивый,

Вода вдруг начала бурлить, гром прогремел ужасный,

Столб брызг там выплеснулся из воды, и громогласно

Взревела рыба, на берег упав, как конь ретивый.

14

Была длинною роста человеческих – четыре,

Как руки плавники, с драконьей красной головою.

Рот осетра, таких чудовищ не видал я в мире,

Дышала тяжко, сверкая зелёной чешуёю.

И от неё весь воздух ароматом заполнялся,

Лежала в тине, сдвинуться была не в состоянье.

Я вынул нож, к ней подошёл, прервал её дыханье,

Не мучилась чтоб, много дней её мясом питался.

Затем пошёл я дальше по Бьянчжоу направленью,

Остановился у Чжан Ци, где дочь его лежала,

Днём чувствовала себя сносно, ночью же страдала,



Кричала громко так, что слушать не было терпенья.

Так продолжалось много лет. Я крик этот услышал,

Мне стало жалко девушку, и предложил леченье,

Когда всё стихло в доме ночью, с зеркалом к ней вышел,

Направил на неё его, как начались мученья.

Она вдруг крикнула: «Здесь с гребнем господин убитый»!

Искать тут стали под кроватью, все засуетились,

Петух огромный оказался там, давно зарытый,

Как только его вырыли, страданья прекратились.

Затем отправился на юг я, где хотел остаться,

Так как считал, что юг является моей судьбою,

Возле Гуанлина в Янцицзян собрался перебраться

По переправе, чёрный столб возник вдруг над водою,

Стал сильный ветер волны гнать на чёлн, что кормчий правил,

И понял я, что волны лодку опрокинуть могут,

вынул спешно зеркало, на шторм его направил,

Стих ветер, стало ясно, мы доплыли понемногу.

Когда хребта Чуфэн горы Шэншань достиг я вскоре,

Стал в дикие еле доступные места взбираться,

Мне стали птицы и медведи злые попадаться,

Кои мне преграждали путь на каждом косогоре.

Но стоило мне только зеркало на них направить,

Они все разбегались прочь, путь мне освобождая.

Раз как-то кормчий меня взялся переправить

Через поток реки Чжэцзян, пороги огибая.

Поток нас сильный нёс и волны были как на море,

Штормило так, что бой о камни далеко был слышен,

Сказал мне лодочник: «Сейчас предчувствую я горе,

Воды здесь уровень в реке становится всё выше.

15

И если тут река сейчас как море разольётся,

То гробом станет здесь для нас желудок большой рыбы,

Мы здесь потонем ведь, о скалы разобьёмся либо,

Спасенья нет, судьба над нами только посмеётся».

Мы к самому опасному ущелью гор подплыли,

Тогда я вынул зеркало, и осмотрел в нём местность –

Приплыли к водопаду мы, по воздуху проплыли

И мягко опустились на спокойную поверхность.

Здесь было тихо, словно в озере вода стояла,

И плавали в ней рыбы, черепахи, крокодилы,

Подняли парус мы, и лодка к берегу пристала,

В густых лесах резвились носороги и гориллы.

Я поднял взгляд, увидел шумный бег вод водопада,

Где всё бурлило, пенилось и брызги разлетались,

Спасло нас зеркало и в нём была моя отрада,

Во мне о страхе лишь воспоминания остались.

Затем достиг горы Тян-тай я – рай пещер, ущелий,

И ночью пробирался по её лесным ложбинам,

Свечение возникло вдруг в одной из скальных щелей,

Такое что высвечивало камни по низинам.

Свет потревожил птиц в лесах, взлетали в небо стаи,

Кружились надо мной и что-то мне сказать хотели,

Но языка не понял я, о чём они галдели,

Хотя заметил, среди них встречались попугаи.

Когда к горе Хуйцзи я вышел за час до рассвета,

То встретил странника Чжан Ши-луана у пещеры,

Признал я в нём даоса, просвещённого поэта,

С которым были мы одной в ученье «Дао» веры.

Он посвятил меня в премудрости многих учений,

Таких как «Светлый зал», «Девять столбов» и «Круг дороги»,

«Шесть панцирей», и рассказал о тайнах мира, многих,

И познакомил с техникой даосов превращений.

Затем с Чэнь Юном я, другим даосом, повстречался,

С которым мы уже домой в обратный путь пустились,

Чэнь Юн своим умом от мудрецов всех отличался,

Мы вволю о тонких субстанциях наговорились.

Потом я в области Ючжан свёл близкое знакомство

С даосом Су Цан-ми, который тайной поделился,

Сказав: «Шестого поколенья – я, Су Сунь потомства,

Владеющего даром, он со мною сохранился.

16

Секрет же дара состоит в том, что, при заклинанье

Кинжала, он взлетает вверх и пламя порождает,

Об этом было даже в записях упоминанье,

Что так себя дух воинов защитой ограждает.

Мне объяснил он, чудеса те раньше появились,

Когда они ещё в Фэншэне в древности служили,