Зов топи

— Что за безумные старухи! — скривился Нивар. — Марек, у тебя осталась веревка?

— Есть немного.

— Тогда свяжи их обоих.

— С удовольствием. Они меня утомили.

Совместными усилиями Айду в бессознательном состоянии усадили у дерева и привязали к стволу. Грету на всякий случай устроили рядом. Она не сопротивлялась, не была агрессивна, принимая плен как должное.

— Что с ними случилось? — Дана сочувственно накрыла голые ноги Айды ее же накидкой.

— Болезнь ума. — Ланс пожал плечами. — Когда Марек рассказал про знаки, я подумал, что тот, кто их оставил, был не в себе. Мне доводилось видеть такое.

— Когда ты служил палачом?

— А когда ж еще? Трудно остаться в своем уме в королевской темнице.

— Неужели они тоже нужны Рихарду для пропитания? — Дана не скрывала своего неодобрения. — Это гадко.

— Их кровь ничуть не хуже крови Хорсти. Или… — глаза Ланса блеснули, — ты опасаешься, что их безумие перейдет к нему?

— А это возможно?

— Исходя из его же слов, — вставил Марек, — безумнее, чем он есть, ему уже не стать. Как он однажды сказал: «Я позволил себе раствориться в безумии, принял его…»

— Звучит жутковато.

— Если мы с Лансом вдруг услышим зов и дружно перережем себе глотки над колыбелью, тогда начинайте волноваться, — проворчал нахмурившись Нивар. — Я на дозоре, Марек следующий. Разбужу после полуночи.

Ночь прошла беспокойно. Подруги не умолкали: очнувшись, Айда без конца завывала, Грета вторила ей, тихонько хихикая, переговариваясь с кем-то невидимым. Женщины притихли только к рассвету. Айда больше не просила показать Рихарда. Грета к чему-то с интересом прислушивалась, не переставая водить по земле пальцем, рисуя изломанные знаки один поверх другого. Пустой остекленевший взгляд роднил их с обращенными. Как только ослабли веревки, женщины тотчас отправились к колыбели, словно всегда знали, где она. Нивар не препятствовал, распознав внутри них одержимость особого рода.

Подруги в молчании преклонили колени пред герцогом. Рихард безмятежно спал. Жидкость снова была прозрачна. Грета прокусила вену на запястье и приложила руку к колыбели. Струйки крови впитались прежде, чем успевали растечься по стенке. Айда последовала ее примеру.

— Неужели мы будем просто смотреть? — возмутилась Дана.

— Ты права, это затянется, а нам нужно двигаться дальше. Ланс… — Нивар протянул другу нож, отобранный у Айды.

— Быть лекарем мне нравится больше, чем палачом, — проворчал Ланс, но нож принял.

— Будет неправильно, если мы попросим Дану или Марека сделать это.

Нивар встал за спиной Греты и запрокинул ее голову, открыв шею. Женщина не сопротивлялась. Дана угрюмо наблюдала за ними. Пока она жила в горном убежище, ей стало казаться, что люди топей более совершенные, чем выходцы с Белого берега. Дружные, понимающие, всегда готовые помочь. Не хотелось признавать, что они ничуть не лучше других.

— Надеюсь, в последний раз приношу людей в жертву, — вздохнул Ланс, делая глубокий надрез на шее Айды.

Никогда еще бывший королевский дознаватель так не ошибался. Рихард только вошел во вкус. На его зов приходили те, кто не смог последовать за Ниваром в горы и скрывался в лесах и болотах от обращенных. Совершенно разные люди — молодые, старые, женщины и мужчины, объединенные любовью к своей земле. Каждый из них хотел выполнить долг, с радостью меняя свою жизнь на жизнь Хозяина. Кровь питала Рихарда, выявляя в его облике все больше человеческих черт. Дана с замиранием сердца следила за тем, как у герцога прорезается линия рта, а в глазном яблоке появляется долгожданная светло-серая радужка. Она смирилась с происходящим, втайне радуясь, что среди пришлых не было детей — Рихард отдавал явное предпочтение людям зрелым, с большим жизненным опытом.

Изо дня в день жертвоприношения превратились в обыденность, а погребение еще теплых тел в рутину. Когда рядом не оказывалось болот, Нивар и Ланс вынуждено оставляли тела в ручьях, закладывая камнями, надеясь, что со временем воды принесут останки в топь.

Несмотря на многочисленные задержки, конечная точка пути была все ближе. Когда на горизонте показались две тонкие остроконечные башни святилища солнечного бога, Нивар не смог сдержать вздох облегчения — до убежища оставалось не больше десяти дней.

Прежде в святилище дрессировали Священных птиц — воронов, лучших шпионов когда-либо созданных людьми. Методы дрессировки хранились в строжайшей тайне, поэтому неудивительно, что святилище построили в безлюдном месте, вдали от селений и дорог, на ничейной земле. Служители никому не подчинялись. Их не интересовала собственная жизнь с радостями и горестями, они полностью сосредоточились на воспитании питомцев.

По дороге к морю Нивар не устоял перед соблазном увидеть своими глазами запретное святилище, стоявшее на их пути. Картина была безрадостной. Когда напали обращенные, служители отчаянно защищались. Снаружи их обитель была огорожена крепкой каменной стеной позволившей выиграть драгоценное время. В башнях Нивар нашел множество открытых клеток, сплетенных из лозы — взрослых птиц успели отпустить на волю. Молодых птенцов неспособных летать убили из милосердия. Труп верховного служителя в красной с золотом мантии случайно обнаружился в маленькой, запертой изнутри комнате, пол которой был усеян яичной скорлупой. В небольшое окошко Нивар разглядел его скрюченные останки. Прежде чем покончить с собой, верховный служитель уничтожил яйца, из которых не суждено было вылупиться птенцам.

Прорвав оборону, обращенные ворвались во двор и столкнулись с двумя десятками разъяренных мужчин, потерявших дело и смысл всей своей жизни. Схватка была недолгой, но яростной. Рядом с телами служителей в красном в беспорядке лежали останки людей змея. Святилище стало склепом, карканье воронов уступило мертвой тишине.

Нивар не собирался возвращаться в этот могильник, но когда они покинули лес и вышли на открытое пространство, Дана догнала стража и сообщила, что за ними наблюдают.

— Ты уверена? Я ничего не заметил. — Нивар впился взглядом в глубокие фиолетовые тени между деревьев.

— Уверена, — отрезала Дана. — Что-то мерзкое следит за нами из леса.

— Может, пришли на зов Рихарда, но не решаются выходить? — предположил Марек.

— Нет, это не его люди, — она устало потерла шею. — Посмотрите, как насторожилась наша лошадь! Кроткая тоже их почуяла.

— Здесь мы как на ладони. Не стоит рисковать. — Страж потянул поводья вправо, разворачивая волокушу. — Ночуем в святилище. Внешние ворота сломаны, но выбирать не приходится.

— Если это обращенные, они задавят нас числом, хоть в поле, хоть там.

— Именно. А Рихард, как ты понимаешь, не может нам пока помочь. По-крайней мере в святилище есть стены. Им не застать нас врасплох.

— Топь осталась позади, мы вряд ли еще встретим кого-нибудь из ваших до самого убежища. — Марек невольно кинул быстрый взгляд на колыбель. — Кем будет питаться Рихард?

— Я не знаю, — честно ответил страж, пожимая могучими плечами. — Готов отдать себя. Во мне много крови.

— Он не хочет твоей смерти. Ты его друг.

— Если он будет умирать от голода, ему придется принять мою кровь.

Друзья повернули на заросшую бурьяном дорогу, ведущую к святилищу. Лошадь не пришлось подгонять, она рада была убраться подальше от леса. Святилище встретило их тишиной. Створки ворот висели на сломанных покосившихся ржавых петлях. Ланс придержал одну, чтобы волокуша могла проехать. Внутренний двор был в форме квадрата, с каменной статуей в центре, изображающей человека, держащего ворона. Статуя была такой старой, что черты лица расплылись от времени.

Относительно новое здание на дубовых сваях слева прежде было трапезной. Рядом горбилась водяная мельница, с провалившейся внутрь крышей и сломанным колесом, наполовину застрявшим в пересохшем канале. Справа пристроилось обрядовое здание, а напротив ворот расположился зал дрессировки и птичник. Башни возвышались над двором, словно два охранника.