Зов топи

Майя Анатольевна Зинченко

Зов топи

Глава 1

Небо в обрамлении корней подобно серому полотну, облаченному в деревянную, сочащуюся влагой раму. Дневной свет причиняет боль, но от пустого неба невозможно оторваться. Холодный воздух дерет гортань. Первый вдох мучителен и сладок одновременно. Выдыхая, он широко раскрывает рот в яростном крике. Кричит до хрипоты, до изнеможения.

Пропитанная сыростью земля сковывает слабое тело. Облизав измазанные землей губы, он почувствовал сладкий привкус разложения… Исполинское дерево — его колыбель, мертво. Гнилая древесина как клетка, удерживала его в царстве холода, корни давили на грудь, преграждая путь к свободе.

Извиваясь, словно гигантский земляной червь, он протиснулся сквозь прогнившее переплетение корней, с трудом освободил скрюченную, перемазанную грязью руку. Из глубоких порезов потекли красные струйки, оставляя следы на желтой глине. Завороженный совершенством цвета, он засмотрелся на извилистые дорожки, проложенные теплой кровью.

Хруст ветки заставил насторожиться. Погребенный в земле, в тесной колыбели, он остро чувствовал свою уязвимость. Медлить опасно. Крошащиеся комья полетели наружу, освобождая пространство. Тонкие корни густо опутывали шею и плечи — отрывая их, он разрывал последнюю связь с деревом. Освободив вторую руку, он сел на краю ямы, подставив спину колючему холодному ветру. Высохнув, недавний пленник выпрямился, держась за поросший мхом ствол дуба, в недрах которого зародилась его жизнь.

Вокруг росли деревья. Старые, молодые, они утопали в густом подлеске, покрытом серебристыми нитями паутины. Если бы не слетевшая с крон листва, здесь было бы темно, но осенние заморозки помогли деревьям растерять большую часть яркого убранства. Липы, клены, вязы, ели качали ветвями под натиском холодного ветра и устало скрипели. Почерневший ствол дуба стоял беззвучно — пустой и холодный.

Рожденный в дереве ясно понимал, что ему здесь больше не место, он лишний, но это единственное, что ему было известно. Его тело бодрствовало, но разум еще не очнулся от сна. Окончательно пробуждение не настало. Он пытался извлечь и удержать бессвязные, но столь манящие образы, всплывающие в омуте памяти. Горные пейзажи, горячее звериное дыхание, запах воды, пение птиц. Это случилось или только должно случиться? Он не был уверен.

Холод вынуждал двигаться. Острые края шишек глубоко ранили босые ступни, покрытые тонкой кожей. Вскоре он начал хромать, оставляя кровавые следы, но на остановки не было времени. Инстинкт приказывал продолжать движение, несмотря на порезы. В наступивших сумерках подлые корни не раз подставляли подножки, отчего он падал, неловко прикрывая лицо. Оступившись в очередной раз, он почувствовал, что земля под руками стала мягче. Воздух стал влажным, наполнился запахом торфа, застойной воды, гниющих растений. На смену лесу пришла топь.

Вдалеке мигнул желтый огонек костра, отразившись от черной воды заболоченного озера. Вот цель его поисков — огонь! Маленькое пламя, пожирающее сырые трескучие поленья. Оно подарит его телу долгожданный отдых, придаст сил. Ступая на кочки, поросшие острой, как нож травой, он бесшумно скользил между затопленных бездонных ям, прямиком к костру. Его мысли становились яснее с каждым шагом.

На берегу сидели трое. Старик и двое молодых парней с изумлением таращились на его нагое, перемазанное грязью и кровью тело. Это были настоящие люди из плоти и крови, а не бесплотные образы, преследовавшие его с тех пор, как он оставил колыбель. Кочки внезапно закончились, а от костра его по-прежнему отделяла черная бездна озера. Не замедляя шага, он побежал прямо по воде. Один из парней с воплем схватился за острогу, но старик кинулся к нему с протестующим криком.

— Нет! — он схватился за конец остроги и резко опустил ее вниз. — Не смей наставлять на безоружного!

— Вдруг это болотник? Видел, как он по воде идет?! Видел?! Точно болотник! — воскликнул парень, пятясь задом.

— Не неси чушь! — рявкнул старик. — Он по кочкам шагает!

— Жуткий какой… — с опаской зашептал второй. — Отец, а вдруг он не один?

— Посторонитесь-ка… — мужчина вынул из костра горящую палку и, подняв ее над головой, сделал шаг к кромке воды. — Эгей! Добрый человек! Назови себя, чей будешь?

«Добрый человек…» — повторил он мысленно слова старика. Хотелось ответить, но ни язык, ни губы не двигались. Беззвучно открыв и закрыв рот, словно выброшенная на сушу рыба, он покачал головой.

— Немой? Может ранен? Хочешь к нам?

— Не приглашай его к костру! Пока нечисть не позовешь, она не придет!

— Мы же в лесу! Тут кругом нечисть! Да и не приходит она сама к костру — он их отпугивает.

Тепло манило. Не обращая внимания на раздражающие крики, он вступил в круг света. Сел на траву, скрестив ноги, протянул руки к огню и блаженно зажмурился от мысли, что все сделал правильно. Его место у костра, среди людей, а не в земле. Еще немного и он вспомнит что-то важное…

— Отец — это болотник, да? — не унимался любитель хвататься за острогу.

— Что ты заладил? Болотник-болотник… Глаза открой! Это человек!

— Сам не видишь, что ли? — фыркнул осмелевший брат.

— А кому еще по воде как земле идти?

— Тебе привиделось!

— Может, он по рыбьим спинам шагал?

— Какая рыба? Здесь только мелочь одна!

— Ах, мелочь?! Зачем же ты нас сюда притащил? Обещал, что сомы с твою ногу спят у самого бережка…

— Может сомы и есть где-то, но по воде-то он бежал, а не по сомам!

— Да ты посмотри, разве болотник будет таким стройным? Болотники кривые, покрытые чешуей…

— Не похож.

— Хорошо, что он смирный. Вздумай напасть, нам пришлось бы туго…

— А я сильный. Вчера козла одной рукой удержал, никто больше не смог.

— Балбес ты… — сплюнул старик. — А гость наш не так прост: коротко стрижен и выбрит гладко. Воин, может даже из самих стражей. Клянусь могилой прабабки — я видел его прежде!

— Где? В Городе?

— Ясное дело, не у нас же.

— Пропала рыбалка…

— Оно и к лучшему. Матери снилось, что я рыбьей костью насмерть удавился. А нет рыбы, нет и кости.

— А чего же она нас на рыбалку пустила?

— Кто их женщин разберет, может, надоел я ей… Ладно, утром проводим бедолагу к старосте. Отлежится, отогреется… Ран не видно, а раз тело цело, то болячка в голове. Я такое видал у дядьки. Да вы его помнить должны. Здоровый такой бугай. Он с дедом лес валил, когда его суком прибило. Речь отнялась. Долго еще немота мучила.

Гостю из леса с опаской вложили в руки кожаный бурдюк с медовым напитком и кусок запеченного в хлебе сала. От аромата свежего хлеба живот свело от голода. Энергично жуя, он проглотил его в мгновение ока. Опустошив бурдюк, вытер тыльной стороной ладони губы и с надеждой посмотрел на парней. Те переглянулись и с виноватым видом покачали головами — припасов больше не было. Пока он ел, старик с напряженным интересом вглядывался в его лицо, даже наклонился вперед, чтобы лучше видеть. Рассмотрев, как следует, рыбак отшатнулся.

— Мартин! — хватая ртом воздух, он вцепился в рукав сына. — Собирайся! Возвращаемся!

— Но темень же…

— Не перечь! Господину нужно в селенье! В теплую постель!

— Господину?! — Мартин недоуменно переглянулся с братом. — У нас же никого важнее старосты и не бывает…

— Заткнись, болван! Делай, что говорят!

Гостя нисколько не трогала эта суматоха. Он лениво наблюдал, как старик пинками заставил парней шевелиться, то и дело отвешивая в его сторону низкие поклоны и бормоча бессвязные извинения. Почтительность отца произвела должное впечатление на сыновей. Поспешно раздевшись, они предложили ему куртку и штаны. Одежда стесняла движения, но грела, поэтому он оставил ее.

Взяв в каждую руку по пылающей головешке, братья пошли вдоль берега озера. Словами и знаками они уговаривали его последовать за ними. Шагая по едва заметной тропинке, петляющей среди низкорослых деревьев, он повстречал среди кабаньих и волчьих следов немало отпечатков босых ног и следов башмаков. Это означало, что люди здесь нередки. А там где люди, там обязательно будут костры, теплая одежда, много еды и питья.