Страница 14 из 21
Отлично. Он вернулся и решил, что я до конца жизни обойдусь без сна.
– Капитан?
– Какие успехи?
– Никаких, – ответил Гоблин. – Мы собирались…
– Заканчивайте здесь. Появились более важные дела. Костоправ, говоришь, этот Ядро Баллисты нападет с севера?
– Так точно. Он задерживается.
– Гоблин, кто из вас умеет управляться с дикими животными?
– Все.
– А кто лучше всех? Хочу послать птичку на поиски этой легендарной повстанческой армии, о которой заявил Костоправ. Нужно узнать, где она и насколько пострадала от бури.
– Тогда тебе нужен Молчун.
– Приведи его.
– Сделаю. – Гоблин скрылся в лазарете.
Капитан обратился ко мне:
– Сдается, твой информатор, сам того не зная, ввел тебя в заблуждение.
В лазарете раздался вопль Гоблина. Мы с Капитаном поспешили внутрь.
Одноглазому удалось освободить руку. Он ударил Гоблина и принялся колдовать.
Старик треснул Одноглазого по макушке, обошел спереди, чтобы колдун видел, с кем имеет дело, и зажал ему рот вместе с носом.
Одноглазый отключился. Капитан приказал:
– Суньте его в бочку из-под соленых огурцов, не выливая рассола. Костоправ, помоги Гоблину и иди спать. Молчун, а ты за мной.
«И что на него нашло? Обычно он не вмешивается», – подумал я.
Гоблин заметил, что бочка с рассолом – неплохая лечебница.
Упаковав Одноглазого в подходящую тару, мы заколотили крышку и отправились по койкам.
Утром я проснулся как будто с похмелья. В лазарете ждали приема добрых тридцать солдат. Четырнадцать – с ранней стадией фиолетового грибка. Слух об Одноглазом быстро разлетелся по лагерю. Говорили, что он будет сидеть в бочке из-под огурцов, пока мы не найдем лекарства от запущенной формы одолевшей его хвори.
Были на приеме братья с ушибами и ссадинами, двое – с сильной простудой, один – с траншейной стопой из-за длительного пребывания в холодной воде. Остальные – симулянты.
Пришел приказ о строевом смотре и начале тактических занятий. Поговаривали, что Старик собирается атаковать, как только узнает местонахождение Ядра Баллисты.
Сомнительный план. После битвы при Чарах мы ни разу не побывали в серьезном деле. А в той резне участвовало меньше половины нынешнего Черного Отряда.
Последним пациентом оказался Эльмо. Работал неисправным молотком и сломал мизинец на левой руке. Я спросил, что задумал Старик.
– Костоправ, такие вопросы задавай лично ему. Мне известно лишь, что у нас день на сборы. Завтра выступаем против миллиона чокнутых мятежников.
Наш бравый сержант умел недоговаривать. Так легче мотивировать солдат и держать их в повышенной боевой готовности. На каждого из них приходилось тридцать-сорок врагов.
Я же прочитал между строк еще кое-что. Нужно было это проверить.
Закончив прием, я отправился узнать, не нужна ли еще кому-то моя помощь. Зря. Надо было остаться в лазарете и приготовиться к походу. Погрузить медицинские принадлежности в фургоны и тщательно все перепроверить.
В лагере кипела деятельность. Никто не скрывался, и любой шпион мог легко все увидеть. Солдаты тренировались. Лучники проверяли луки и тетивы. На телеги грузили провизию. Конюхи осматривали подковы у лошадей. Возницы чинили уздечки, хомуты, шлеи и постромки. Колесники и тележники проверяли исправность повозок. Около сотни солдат продолжали восстанавливать лагерь. Разобрав непригодные для жилья постройки, они укрепляли кирпичами внешнюю стену.
Фургонов было чересчур много. Старик нанял в городе еще сорок, с двумя ездовыми на каждый, рассчитывая, что среди этих людей окажутся шпионы.
А вот и он, легок на помине.
– Готов выступать, Костоправ?
– Почти, Капитан.
– Хорошо. Закати-ка нашего огурчика в штаб и оставь у своего стола.
У стола, за которым я должен был вести Анналы, но которым пользовался от силы четверть моего свободного времени, предпочитая уединяться в лазарете.
– Черт! Я ведь оставил там Анналы! В бурю…
– Они целы. Лежат себе в водонепроницаемом чехле. Скажи спасибо писарям, когда прикатишь бочку. А пока у тебя есть заботы поважнее.
Заточая Одноглазого в бочку, мы забыли заткнуть ему рот. Пока я транспортировал его в штаб, пришлось выслушать немало «лестных» слов. Пропихнув бочку в дверной проем, я закатил ее в мой уголок. Недомерок, должно быть, забыл, что лишь благодаря моей заботе не бултыхается в рассоле, рискуя захлебнуться. А то ведь была у братьев идея добавить в емкость десяток галлонов.
Один из писарей спросил:
– Сударь, может, ты ее под стол задвинешь, чтобы проход не загораживать?
– Не влезет.
– А если закатить? Давай помогу.
Вместе у нас получилось. Я надеялся, что Старик все рассчитал. Его предшественники пробовали разные методы, но так и не преуспели в укрощении Одноглазого.
Мне было вовсе не жаль вредного коротышку. Сам виноват.
– А что с моими бумагами?
– Не волнуйся.
– Но… – Мой рабочий стол, как всегда, пребывал в беспорядке.
– Лучше собери передвижной лазарет. Конные разведчики скоро отправятся.
Разумно. У меня осталось мало времени на сборы.
– Но…
Не дав договорить, меня буквально вытолкали из штаба.
В лазарет ворвался солдат. Придержал дверь, и еще двое внесли носилки.
– Вашу мамашу! – Я успел собраться, и для ампутации или другой серьезной операции пришлось бы доставать из фургона вещи. – В чем дело?
За носилками вошли Молчун с Гоблином. Человек-жаба объяснил:
– Третий. Нужно привести его в чувство, чтобы расспросить.
Солдаты поспешили смыться. Никто не хотел связываться с колдунами. Носилки опустили на пол, а мне необходимо было переложить пациента на стол.
– Чего ждем, ребятки? Поднимаем! Что с ним?
– Неудачная попытка самоубийства, осложненная чрезвычайной глупостью и безответственным отношением к гигиене, – ответил Гоблин.
Я заметил порезы на запястьях. Поперечные, неглубокие. От тупого ножа. Третий явно не был тверд в своем решении свести счеты с жизнью.
– Надо его привязать.
Пока колдуны этим занимались, а я готовил нюхательную соль, появился Капитан:
– А почему он в одежде?
Я нахмурился.
– Одноглазого с Гоблином ты раздевал, – заметил Капитан.
В одном случае у меня было достаточно помощников, а в другом – пациент разделся добровольно.
– Как прикажешь. Ребята, развяжите его.
Раздев Третьего, мы снова его привязали.
Я осмотрел парня. Ничего подозрительного, если не считать запущенного фиолетового грибка и целого стада вшей. Вонял он не меньше Одноглазого, хотя сходных язв на теле не было.
– Зачем он себя порезал? – спросил Капитан.
Я протянул ему нюхательную соль:
– Сам спроси.
Я принялся обрабатывать пораженные грибком участки кожи.
– Пускай его потом хорошенько вымоют.
Соль привела Третьего в чувство. Старик ускорил процесс, похлопав его по щекам:
– Сколько пальцев, пацан?
– Сри?
– Почти правильно. Расспросите его и дайте мне знать, когда закончите. Нужно проверить, ушел ли передовой отряд.
– Значит, все-таки выступаем, – пробормотал я под нос.
– Ходит слух, что никакого Ядра Баллисты нет и все это – учения, – сказал Гоблин.
– Вот как? А я слышал, что сама Госпожа идет к нам на помощь.
Гоблин ухмыльнулся Молчуну:
– Наш дружок, должно быть, надеется на перепихон!
– Допрашивай пацана, маломерок.
– Ой, какие мы обидчивые!
Иногда они меня просто бесят. Половину вопросов я пропустил мимо ушей. Однако о том, чем занимался Одноглазый во время своей отлучки, я выслушал внимательно.
Меня не удивило, что колдун то и дело оставлял Третьего в одиночестве и не участвовал в пересчете скота. Он был ленив до мозга костей и прикладывал усилия лишь для того, чтобы не сдохнуть.
Третий подозревал, что у Одноглазого есть какой-то план. Сказал, что колдун беспрестанно жаловался, что находится вдалеке от лагеря.