Страница 9 из 16
Жасмин и Луна, стоявшие чуть в стороне от толпы, горько рыдают, обнявшись. Хозяин ресторана подает мне оставленные в спешке мокасины и протягивает влажное полотенце. Однако, я не сразу соображаю – зачем Подбегает один из рабочих-упаковщиков и принимается стирать кровь с моих рук и одежды. Полицейские, оттеснив толпу зевак ещё подальше, по рации вызывают дополнительныых специалистов.
Я стою, словно оглушённый, почти ничего не замечая вокруг, и только два вопроса крутятся в моей голове. Первый – за что? И второй – что имел в виду Митрич, когда, уже теряя последние силы, прохрипел: "шестьдесят шесть"?
Капитан Чонсак.
Вызов поступил, когда мы стояли в очередной пробке неподалёку от универмага “Central”. Дежурный оператор сообщил, что возле дискотеки “Galaxy” произошло убийство иностранца. Происшествия с иностранными гражданами в нашей стране, имеющей немалые доходы от туризма, вообще считаются чрезвычайными происшествиями. А уж убийство – тем более.
Иностранцы для нас, как священные коровы для индусов. Конечно, пока они не преступают закон. А таких, среди приезжих, поверьте, бывает очень и очень немного. Понятное дело, что даже среди тайцев, которые не очень в ладах с законом, любой иностранец как бы защищён особым иммунитетом. Правда, до тех пор, пока в его кармане шуршат деньги и он готов платить за услуги.
Но даже если денег в кармане у фаранга нет, это ещё не повод, чтобы его убивать. Значит, должна иметь место очень серьёзная причина для убийства. Либо, само убийство – есть следствие внутренней разборки между самими приезжими. Что ж, приедем – определимся.
Патрульные полицейские как раз освобождали место происшествия, когда мы подъехали к “Galaxy”. Основная толпа стояла чуть поодаль, у ресторана. Я хорошо знал это место: не один вечер провёл я здесь с друзьями, когда ещё не был женат и мог позволить себе подобные шалости. Убитый фаранг лежал как раз неподалёку от входа в ресторан.
Рядом с ним, придерживая убитого за голову покачиваясь, словно зомби, сидел ещё один фаранг. Меня порязил вид его босых ног, ступни которых были красными от крови. Его одежда тоже была перепачкана кровью убитого, а может быть чьей-то ещё. Взгляд сидящего не фокусировался ни на одной точке и был направлен просто в пространство. Хозяин ресторана, стоявший среди остальных зрителей, отрицательно покачал головой, заметив мой вопросительный взгляд.
– Это его друг, – добавил он, после небольшой паузы.
Подъехала машина с экспертами и фотографом. Тот сразу же защёлкал фотоаппаратом, снимая общие планы места происшествия в разных ракурсах. Я подошёл к фарангу, которому какой-то паренёк уже помогал приводить одежду в порядок и пригласил его пройти к нашей машине. Туда, где не суетились эксперты, окружившие тело, где не слепила глаза вспышка полицейского-фотографа, делающего снимки распростёртого у входа тела. Он натянул мокасины прямо на перепачканные кровью ступни и пошёл за мной.
– Как я понимаю, вы хорошо знали погибшего? – спросил я у него, но поскольку тот продолжал молчать, добавил: – Извините, забыл представиться: я следователь криминальной полиции. Капитан Чонсак. Примите мои соболезнования. Итак, вы не ответили на мой вопрос: – вы знали погибшего?
– Да, он был моим другом.
– Гражданином какой страны являлся погибший?
– Погибший был гражданином России.
– Вы уже известили вашего консула или предпочитаете, чтобы это сделали мы?
Я вопросительно глянул на фаранга. Собственно, мы и без его согласия обязаны проинформировать дежурного российского посольства. Сведения о любом преступлении, совершённом в Таиладе, если оно касалось граждан другой страны, мгновенно доходило до соответствующей консульской службы. Это непреложный закон.
Но, поскольку надвигался вечер, российский консул наверняка уже покинул службу и давно сидит дома с женой. Можно позвонить ему завтра с утра. Дело уже не спешное. Если только у этого русского нет иных намерений. А у него их, по всей видимости, нет: будто окаменел весь.
Подошёл напарник, уже успевший опросить очевидцев. Собственно, прямых свидетелей убийства, по его словам, не было. Женщина, первой наткнувшаяся на распростёртое окровавленное тело у входа в ресторан, никого рядом не заметила.
У русского было железное алиби. Последние два часа он постоянно находился в компании двух девушек, обслуживающих клиентов ресторана. Убитый тоже находился в этой компании, но примерно за час до смерти вышел, по их словам, куда-то по делам, пообещав скоро вернуться.
С убитого не сняли часы, небольшой суммы денег в кармане тоже не тронули. Судя по характеру ранения, приведшего к смертельному исходу, убитый не опасался своего убийцы. Он не защищался, не звал на помощь. Скорее всего, ножом его ударили неожиданно.
Нож, как орудие убийства, тоже ничего не прояснял. Обычная сувенирная поделка с надписью "NATO MILITARY" на ручке и выкидным лезвием. Тысячи таких ножей лежат на лотках уличных коробейников по цене четыре доллара за штуку. Найти того, кто его продал – нереально.
По всему, похоже, – преступление как-то связано с внутренними разборками русских. Тайцам убийство фаранга ни к чему. Вор мог бы просто стащить деньги. Если бы убитый поймал его за руку, и завязалась бы драка, тогда был бы какой-то шум. Но никакого шума до этого тоже никто не слышал.
Получалось, что нужно раскручивать русского: авось что-нибудь и прояснится. Но не сегодня. Русский сейчас в ступоре и вряд ли сможет пролить свет на это преступление. Лучше побеседовать с ним завтра.
– Я думаю, на сегодня мы закончим и лучше побеседуем с вами потом, когда вы будете в норме. А пока не могли бы вы показать мне свои документы?
– Паспорт лежит в моём кабинете в офисе "Harper's Freight", совладельцем которой я являюсь. Это недалеко, на углу, у дороги Рамы Четвёртого.
Я хорошо знал, где находится компания, которую назвал русский. Её рекламный щит, укреплённый прямо у дороги был виден всем автомобилистам, проезжающим по двухэтажному хайвэю.
– Тогда не откажите в любезности, и сходите, пожалуйста, за ним.
Русаков.
Задав мне несколько ничего не значащих вопросов, полицейский просит меня предъявить ему мой паспорт. Приходится идти за ним в офис в сопровождении одного из патрульных. Может быть потому, чтобы у меня не появилось соблазна сбежать? Глупо.
Когда я возвращаюсь назад с документами, к месту трагедии подъезжает ещё одна машина. На ней тело погибшего предстоит отвезти в морг. Я передаю свой паспорт капитану и подхожу к ресторанному входу, где два санитара уже запаковывают тело Митрича в чёрный, пластиковый мешок.
Остановив их жестом руки, я в последний раз вглядываюсь в лицо друга. Вот теперь, когда с него будто смыли всю мимику, оно стало удивительным образом походить на лицо его старенькой мамы, Евдокии Романовны. А как сообщить ей о смерти сына? Как посмотреть ей в глаза? Хотя я никак не мог защитить друга от смерти, но всё же считал себя косвенным виновником его гибели. Ведь именно я пригласил Митрича поработать в нашей компании после того, как выкупил половину её акций.
Перед глазами всплывает картина прощания у Митрича дома. Вот он, радостный и возбуждённый перспективой долгого путешествия и приличного заработка, изо всех сил успокаивает маму: ведь не на фронт я еду. Вот Евдокия Романовна, воспользовавшись тем, что сын занят у зеркала с галстуком, тайком суёт в портфель ещё один десяток пирожков, от которых так пытался отбиться Митрич. И, поймав мой взгляд, поняв, что её тайные ухищрения не остались незамеченными, почти беззвучно шепчет в который уже раз: – Ты уж присматривай там за ним, Андрюша.
Вот я и присмотрел. Пока сидел в компании двух тайских красоток, в двадцати метрах от меня убивали моего друга. И теперь не с фронта, не откуда-нибудь из горячей точки, нет, из развесёлого и беззаботного Таиланда прибудет в Москву "двухсотый" груз.