Extensio

Сергей Малицкий

Extensio

На обложке использована работа Андрея Мещанова.

Пролог. Extensio[1]

«И был вечер, и было утро: день один[2]»

Краски были ярки, силуэты отчетливы, запахи приятны. Дышалось на удивление легко. Свежесть проникала в легкие и овевала тело, не обдавая его холодом. Даже сквозь стекло автомобиля сущее напоминало картину, которая была близка к совершенству. Не хватало одного мазка, после которого абсолютная гармония воцарится внутри и снаружи, и появится возможность приблизиться к тому, что некоторые называют дыханием господа. Об этом состоянии, выждав положенную секунду, еще иногда говорят – «ангел пролетел». Конечно, недостаточно чуткий человек может ляпнуть какую-нибудь глупость, вроде – «полицейский родился», но на это не следует обращать внимания. И замирать в нетерпении, лелея надежду, что именно вас провидение назначило недостающим звеном идеального мироустройства, тоже не стоит. Может оказаться, что совершенство заключается именно в незавершенности. В таком случае всякое ожидание грозит обратиться в вечность. Нет, движение и только движение.

Понятно, что никто бы не отказался от вечности, но только после знакомства с техническим руководством. Всегда лучше убедиться, что речь не идет о бытовании в виде затянутой мхом скалы. Или же и это не худший жребий? Нет, всякое обнаруженное совершенство – это, прежде всего, повод облачиться в спасательный жилет иронии и сарказма и причина задуматься о чем-нибудь мелком. Незначительном. Даже низком. Или же о чем-то отвлеченном. К примеру, о том, что солнечное майское утро в лучшем городе на земле кажется странно новым, неношеным, как будто до него не было ничего, и это утро первое, что вам доводится наблюдать. Или же о том, что возле вашего офиса скрещиваются две улицы с односторонним движением. Последнее, кстати, мелочью не назовешь, (пусть даже нечто огорчительное в этом присутствует), хотя и это не более чем обстоятельство, из которого можно извлечь как преимущества, так и неудобства. Тот же Себастьян – обладающий полным набором достоинств молодой человек – считает, что преимуществ никаких нет или они весьма сомнительны, да и то проявляются лишь по вечерам. Не нужно ломать голову, когда приходит время отправляться домой. Вариантов движения всегда только два – или по Сотой улице к Центральному парку или по Девятой хоть до Бродвея, хотя, конечно же, на самом деле выходило чаще всего только к Центральному парку, потому как стоянка у офиса была уже за перекрестком, и всякие попытки вырулить на Девятую, которая у конторы всему городу была известна как Коламбус Авеню, могли обернуться штрафом, видеокамеры отслеживали каждый маневр на этом перекрестке. Так что выбора на самом деле не было никакого, что в свою очередь нисколько не беспокоило Джима, прямого начальника Себастьяна, поскольку он, в отличие от последнего, подъезжая с утра к офису, думал о месте для парковки лишь тогда, когда это самое место обнаруживалось у него перед носом. Причем попаданий «в молоко» у Джима пока еще не случалось. Это обстоятельство изрядно злило его подчиненного, потому как постоянное отсутствие парковочного места казалось тому если и не вызовом судьбы, то уж во всяком случае клеймом неудачника. Со временем Себастьян вовсе перестал брать машину, а если иногда брал, к примеру, в пятницу, то оставлял ее возле мексиканского ресторана, который находился по той же Девятой, но уже за конторой Джима, и откуда форд Себастьяна один раз уже угоняли, к счастью, недалеко. В ответ на сетования помощника Джим посмеивался, что все дело в имени – Джеймс Лаки Бейкер, в котором второе слово как раз везение и символизировало, и если бы у Себастьяна Коулмана тоже имелось второе имя с нужным значением, то и он бы не только без проблем находил место для стоянки возле их офиса, но и со своим старанием и ответственностью непременно был бы главой детективного бюро, а не помощником его директора.

«Всему свое время» или «вот была охота тащить на себе такой груз», – недовольно ворчал Себастьян, как обычно почему-то смотря не в лицо Джиму, а куда-то в район его сердца, и смешно почесывал переносицу, вероятно пытался выбрать ближайший из четырех входов в подземку. Если бы Себастьяну вздумалось на карте соединить их линиями, детективное бюро Джима оказалось бы как раз на их скрещении. Иногда, наливая кофе из офисного автомата, которых по странной причуде Джима в конторе было целых пять штук, Себастьян бормотал с досадой: «Хороши же мы были бы с одинаковыми именами». Если же Джим находился в некотором отдалении, то Себастьян пытался уязвить босса как-нибудь еще, к примеру, громогласно объявлял, что его не соблазнишь собачьей кличкой между первым и вторым именем, но, даже изрекая рискованные сентенции, мог рассчитывать со стороны собственного шефа лишь на взрыв хохота.

Джим мог бы многое рассказать Себастьяну об этом втором имени. О том, как оно досаждало ему в детстве. И как до сих пор каждый второй клиент первым делом интересуется, в самом ли деле Джима Лаки зовут Джеймс Лаки Бейкер, или именование «Лаки» вставлено между двумя приличными именами случайно? К примеру, было пристегнуто к детективному бюро и перешло к его новому владельцу вместе со стеклянной дверью, стойкой секретаря, за которой вечно упражняется в остроумии рыжеволосая Миа, наверное, заразилась смешливостью у собственного босса, или вообще вместе с угловой частью здания в этом районе города, где аренда не просто прикусывает за мягкое место всякого арендатора, а отхватывает весьма ощутимые куски. Или о том, не снимался ли директор бюро в фильме «Lucky Jim» тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, когда даже бабушек и дедушек Джима не было еще и в проекте? (Ага, а со стариной Йеном Кармайклом, исполнявшем главную роль в этом фильме и почившем в давнем две тысячи десятом, Джим просто одно лицо, особенно с расстояния в милю и ни на шаг ближе). Зачем Себастьяну об этом знать? Нет, ему не следовало об этом рассказывать. Об этом вообще никому не следовало рассказывать. Поэтому Джим только смеялся. Он привык смеяться. К тридцати годам смех стал его визитной карточкой. К тому же, если кому из клиентов следовало отсеяться, как раз веселость главы детективного бюро безошибочно ускоряла этот процесс: тот, кому частный детектив мог показаться идиотом, с облегчением убеждался в этом уже на пороге и тут же отправлялся восвояси. С остальными можно было работать.

Кстати, одним из примеров положительного воздействия своего второго имени на собственную судьбу или, иначе говоря, проистекающих из него преимуществ, Джим считал то, что по-настоящему важные и интересные клиенты появлялись у него как раз в те дни, когда он успевал закончить с предыдущими. Хотя, надо признать, сегодняшний день был особенным не только в связи со вчерашним удачным завершением предыдущего дела и необъяснимым совершенством майского утра. Нет, было еще кое-что и по этому поводу даже стоило позагибать пальцы.

Во-первых, (указательный) Себастьян приехал на машине и даже сумел втиснуть свою тачку между машиной шефа и случайным микроавтобусом.

Во-вторых, (средний) и он, и Миа почему-то смотрели сегодня не на третью пуговицу от воротника на рубашке Джима, а точно ему в лицо, и как будто проявляли по этому поводу некоторое беспокойство, словно обнаруживали на месте лица Джима не то лицо, на которое рассчитывали.

В-третьих, (безымянный) музыка, которой Миа отмечала появление шефа в бюро, сегодня не прозвучала.

– Миа! – укоризненно покачал головой Джим. – Где моя заставка?

– Какая заставка, сэр? – с недоумением посмотрела на него рыжеволосая очаровательная дурнушка, которая способна была отбрить любого остряка с середины его шутки, а иногда даже до того, как тот успеет открыть рот.

1

– (лат) расширение.

2

– Бытие, гл.1, стих.8