Книга алхимика
(Роман)

— Давай с нами, Самуил, — с жаром произнес Паладон.

— Нет, — покачал головой я, — мне лучше остаться. За вами начнется охота, а я попытаюсь пустить ее по ложному следу. Изо дня в день буду водить их за нос.

Айша поцеловала меня, а Паладон крепко обнял.

— Чего вы ждете? — Мой голос сорвался, я почувствовал, как в сердце начинает закрадываться страх. — Бегите!

Державшиеся за руки Паладон и Айша не двинулись с места.

— Нет, Самуил, нет, наш добрый друг, — наконец тихо произнес Паладон. — Как мы сможем жить дальше, зная, что ты пожертвовал собой ради нас? Но мы никогда не забудем того, что ты нам сейчас предложил. Ты готов ради нас пойти на такое… — Он покачал головой. — Я потрясен… у меня нет слов…

— Но я…

— Нет, Самуил, — твердо сказал Паладон, — мы названные братья и потому должны заботиться друг о друге. Мы обязательно найдем какой-нибудь другой выход. Я в этом уверен.

Айша смотрела на меня и улыбалась сквозь слезы.

— Самуил, сколько мы еще можем побыть вместе с Паладоном?

— Нам уже пора назад, — склонил я голову.

— Дай нам хотя бы еще пять минут, дружище, — промолвил Паладон.

— Я вернусь через десять, — ответил я.

Я развернулся и, спотыкаясь, двинулся прочь, продираясь сквозь ветви. Наконец я остановился у одного из деревьев, привалился к нему и заплакал. До меня доносился едва слышный смех наложниц. Над моей головой весело чирикали воробьи.

Когда я вернулся на лужайку, Айша ждала меня там в одиночестве возле дерева. Я заметил, что на стволе вырезан расправивший крылья орел, сжимающий в когтях два сердца — символ надежды. Несмотря на то что уже смеркалось, я безошибочно узнал уверенную руку моего друга.

— Наши с Паладоном сердца всегда будут вместе, — тихо сказала Айша. — Когда-нибудь настанет день, и мы улетим далеко-далеко, совсем как этот орел. Я никогда не забуду то, что ты для нас сегодня сделал и на что был готов пойти, если бы мы тебя об этом попросили.

— Нам пора, — глухо произнес я.

Когда мы вернулись, евнухи уже сворачивали ковры. Девушки лежали в траве, наслаждаясь теплом садящегося солнца. К нам подошла Джанифа, я кивнул, на ее губах мелькнула улыбка. Повернувшись, она захлопала в ладоши.

— Все, все, все, разбираем корзинки, время возвращаться обратно. — Взяв под руку Айшу, она проворковала: — А ты, милочка, составишь мне компанию. Расскажешь, как погуляла по роще с Самуилом. Впрочем, нет, не надо. Я слишком устала и ничего не хочу знать.

Когда я пришел в кабинет Азиза, выяснилось, что принца вызвал эмир Абу. Я был рад побыть один наедине со своими печальными мыслями.

Когда он вернулся, я молча сидел на ковре. Вслед за Азизом семенил Ефрем. Принца буквально трясло от гнева. В дрожащей руке он держал письмо «повелителя всех мусульман» Юсуфа с требованием прибыть к нему на встречу.

— Абу во всем винит меня, — обрушился Азиз на Ефрема. — Как будто я имею к этому какое-то отношение. Он отчитал меня, как мальчишку. Сказал, что я допустил ошибку, когда не стал продолжать политику отца. Он повысил на меня голос! Представляешь! Он орал на меня! Мол, если бы мой отец был все еще жив, мы бы поехали на встречу эмиров и убедили их, что этот африканский выскочка — именно так он его назвал — гораздо опаснее христиан. Да разве аль-Мутамид и Абдулла стали бы меня слушать, если бы я начал нести подобную чушь? Как бы не так!

— Это возмутительно, — согласился Ефрем, — и совершенно несправедливо по отношению к вам. Вы единственный принц во всей Андалусии, решивший бороться с христианской угрозой.

— Но Абу даже не упомянул об этом. Он обвинил меня в разбазаривании средств! Сказал, что я сею в эмирате страх и ужас, сражаясь с чудовищем, существующим исключительно в моем воображении. Неужели он не видит, что я создал целую армию, чтобы защитить Мишкат от врагов — как внешних, так и внутренних? Он не понимает, что я защищаю престол, на котором он сидит? — Азиз в сердцах швырнул о стену подушку.

— Конечно, видит и понимает, — пробормотал Ефрем, — но он… он стар и… — будто на что-то намекая, иудей пожал плечами и развел руками.

— Эмир выжил из ума, — процедил сквозь зубы Азиз. — Сначала оскорбил меня, а потом спросил совета — как нам действовать дальше. Я ответил, что у нас нет выбора. Если к Юсуфу едут остальные эмиры, значит, должен ехать и Абу. В противном случае мы останемся в одиночестве.

— Совершенно верно, — одобрительно кивнул Ефрем, — мудрый совет.

— На это Абу сказал, что не станет лебезить и унижаться перед кочевником. На встречу он прибудет, только если его привяжут к тиграм и потащат туда силком. Потом добавил, что это я заварил кашу и мне теперь ее расхлебывать. Он хочет, чтобы на встречу с Юсуфом поехал я, прихватив с собой всю свою армию. Если я исполню его волю, кто позаботиться о Мишкате?

— При всем моем уважении, принц, — прочистил горло Ефрем, — должен отметить, что ваш двоюродный дедушка подносит вам бесценный подарок.

Азиз с подозрением уставился на него.

— Мы с вами часто говорили о том, что ваши старания не желают оценивать по достоинству. Все, что мне доводилось слышать об эмире Юсуфе, говорит о том, что он истово верующий мусульманин. Более того, я бы даже сказал, что он верен идее джихада. Ему будет известно, сколь решительный отпор вы дали христианам. Тем самым вам удастся снискать его расположение. Ни один из андалусских правителей не может похвастаться такой же стойкостью и решительностью, которую продемонстрировали вы. Ваш отец пытался задобрить христиан бесконечными разговорами. Вы же перешли от слов к делу. Это произведет на Юсуфа хорошее впечатление. Кроме того, не будем забывать о его могуществе. Я считаю, он идеально подходит на роль союзника. Дружба с ним будет во благо и вам, и Мишкату. Коль скоро он собирается возглавить коалицию против христиан, его непременно должна заинтересовать и ваша армия, которую он захочет включить в состав своего войска. Вы можете достаточно просто стать для него незаменимым. Рано или поздно он вернется обратно в Африку. Когда это случится, он будет считать вас своим другом. И кто же осмелится вам противостоять, если вас поддержат альморавиды? Мишкат может стать сильнейшим эмиратом во всей Андалусии, а вы — величайшим из принцев. Прошу меня извинить, я лишь презренный торговец и мало что понимаю в политике. Но худо-бедно знаю, как обращаться с деньгами, а в торговле важно как можно быстрее понять, чего на самом деле стоит человек, с которым имеешь дело. Так вот, принц, я уже в ходе первой встречи с вами понял, что вы можете вести за собой людей. Уверен, что эмир Юсуф это тоже поймет.

Азиз не сводил глаз с уст Ефрема, наблюдая за ними, словно кобра за дудочкой заклинателя змей.

— Но как наверняка заполучить Юсуфа в союзники? — прошептал он.

Ефрем снова пожал плечами.

— У вас есть разные средства, принц. И на одном из них хотелось бы заострить ваше внимание. Эмир Юсуф стар, но, насколько мне известно, не утратил интереса к женщинам. Если ему предложить в жены юную, красивую и умную…

— Ты про Айшу… — выдохнул Азиз.

— Вы сами говорили, что ищете ей достойную партию… — вкрадчиво промолвил Ефрем.

— Да, — пробормотал Азиз, — да, именно так. — Он принялся мерить шагами кабинет и вдруг увидел меня. — Самуил! Я даже не заметил, что ты тут сидишь. Как тебе предложение Ефрема?

Меня словно обухом ударили. Едва ли прошел час с того момента, когда Айша была с Паладоном и они могли бежать. Я обругал себя последними словами за слабость и нерешительность. Я должен был убедить их покинуть Мишкат.

Неожиданно мне вспомнился один давний вечер, когда мы еще учились и были вместе. Айша сидела, скрестив ноги, на табурете, а на полу возле нее, как водится, устроился Паладон. Мы с Азизом полулежали на диванчике. Глаза Азиза, совсем как сейчас, возбужденно блестели. Он с удовольствием слушал, как Айша и Паладон подтрунивают друг над другом, беседуя о браке. Паладон уверял Айшу, что, скорее всего, Салим продаст ее какому-нибудь старику богатею — и поделом, потому что у нее отвратительный характер и вообще она — настоящая язва. Айша тогда покатилась со смеху и сказала: «За богатого так уж и быть — выйду». Потом, вдруг сделавшись серьезной, взяла лютню и запела. Музыку она сочинила сама, а слова принадлежали знаменитому сирийскому поэту Абуль-Ала аль-Маарри[61]. Она пела тихо, не сводя взгляда с Паладона.

61

Абуль-Ала аль-Маарри (973-1058) — арабский поэт, философ и филолог, классик аскетической поэзии.