Книга алхимика
(Роман)

— Главное, не давай их Сиду перед битвой. Если все эти годы он выходил из битвы победителем благодаря приступам безумия, будем надеяться, что завтрашний бой не станет исключением. Больше нам надеяться не на что.

— Я захватил с собой пращу, — признался я. — Помнишь, ты учил меня с ней обращаться. Я охотился с ней на кроликов. У меня получалось.

— Я тоже взял с собой пращу, — усмехнулся Паладон. — Два великих воина! — Он захохотал.

— Давид сокрушил Голиафа с помощью пращи.

— Это верно, верно, — он перестал смеяться.

Повисло долгое молчание. Я слышал, как он ворочается с боку на бок.

— Самуил? — Паладон помолчал. — Знаешь, если мы завтра победим, я приму ислам. Салим поможет все устроить.

— Но зачем тебе это? Азиза и нас с тобой не назовешь истово верующими. Кроме того, как сказал Сид, мы все по большому счету молимся одному и тому же Богу — Истине. Мы верим в Бога-Перводвигателя, разве не так?

— Это ты веришь. Ты же у нас философ. Но Азиз в глубине души мусульманин. Он просто не спорит с тобой. Во-первых, потому что ты его любишь, а во-вторых, потому что твои идеи пока не особо противоречит догматам ислама. Ну а я, скорее всего, все-таки христианин. Я вырос в христианской семье. Сколько себя помню, я строю церкви.

— Тогда зачем тебе принимать ислам?

— Если я стану мусульманином и если меня поддержит Азиз… Может, мне удастся убедить Салима, что я достоин руки Айши.

На это я ничего не ответил. Слова Паладона так потрясли меня, что я на некоторое время даже забыл о предстоящей битве. Меня охватило ощущение надвигающейся беды.

Незадолго до рассвета нас разбудил звон литавр. Быстро встав, мы с Паладоном помогли друг другу облачиться в кольчуги. Азиза в его шатре не оказалось. Мы обнаружили его на вершине холма, в доспехах и полностью вооруженного. Свой украшенный гребнем шлем принц держал под мышкой. Рядом стоял слуга со щитом и копьем Азиза. Моросил мелкий дождь. Ветер трепал волосы и плащ нашего друга. Когда Азиз повернулся к нам, мы увидели, что он бледен, но при этом тверд и решителен.

— Мы отвечаем за левый фланг. Сид уже успел здесь побывать. Был одет в джеллабу и жевал бараний окорок. — Губы принца презрительно скривились. — Он грубое животное, но, думаю, дело свое знает. Глядите, — показал Азиз в сторону долины, — вон там вражеское войско.

У меня екнуло сердце, а душа ушла в пятки. Темные пятна внизу, которые я принял за заросли кустарников, на самом деле были армией.

— Никакой тысячи воинов там нет, — продолжил Азиз. — Их почти две тысячи. Они спустились вниз под покровом темноты и уже построились. Слаженно, четко. Это говорит о дисциплине. Значит, мы имеем дело не со всякой швалью, а с опытными бойцами. Впрочем, все это не слишком волнует великого Сида. Он по-прежнему считает, что у нас все шансы на победу.

— И где же он сейчас? — спросил Паладон. Он старался выглядеть мужественно, но дрожащий голос все портил.

— Кто его знает, — пожал плечами Азиз. — Надеюсь, облачается в доспехи. Если он, конечно, не хочет сражаться в джеллабе.

Спокойствие принца потрясло меня до глубины души. Мне стало интересно, о чем он думал всю эту ночь, оставшись наедине с самим собой. Да, он был раздражен, он был зол на Сида, но при этом совершенно не выказывал страха. В отличие от меня. Несмотря на шелковые одежды и стеганую куртку под кольчугой, я весь дрожал.

Сквозь облака пробились первые лучи восходящего солнца. В их свете мне показалось, что за ночь где-то прорвало плотину и серебряные воды затопили раскинувшуюся перед нашим взором долину. Куда ни посмотри, повсюду блестели доспехи. На утреннем ветре развевались вымпелы и флажки. Вдоль выстроившихся войск на страшной скорости неслись трое конных — то ли полководцы, то ли принцы. Бойцы приветствовали их радостными криками. Пехотинцы стояли в центре, вздымая к небу множество копий, с виду они почудились мне похожими на гигантского ежа. По флангам расположилась конница. Кони переминались с ноги на ногу, стремясь пуститься вскачь.

Позади нас загрохотали копыта — это были триста наших воинов. Теперь настал черед лошадям наших бойцов переминаться с ноги на ногу. Слуги подвели наших коней. Я влез на беспокойного жеребца. Вес кольчужных доспехов, покрывавших все мое тело с головы до пят, будто вдавливал меня в седло. Сидеть было очень неудобно. Я засучил ногами в стременах, стараясь удержать равновесие. Тяжелый щит показался мне ужасно тонким и неспособным защитить от удара. Копье не желало меня слушаться, а из-за неудобного шлема, давившего на голову, я мало что видел. Я почувствовал себя совершенно беспомощным перед силой обстоятельств, которые, подобно бурному потоку, подхватили меня и несли все быстрей и быстрей к неминуемой развязке.

До меня донесся резкий голос, который я поначалу не узнал. Азиз подъехал ко мне верхом на лошади. Куда делся его чувственный, полный нежности взгляд? Зрачки были расширены — в два раза больше обычного. Мне потребовалось приложить определенные усилия, чтобы разобрать его слова.

— Слушай меня внимательно, Самуил. Оставайся в кольце. Наши воины нас защитят. Главное, не выезжай за пределы кольца.

Показался Сид, его огненно-рыжая борода торчала из-под шлема. Он восседал на огромной белой лошади, напоминавшей ломовую — совершенно непохожую на наших изящных арабских скакунов. На копье рыцаря развевался флажок с гербом Вивара, а с пояса свешивался двусторонний топор. Сид хохотал, широко распахнув рот, а в его глазах плескалось безумие. За его плечами реял, хлопая на ветру, багряный плащ, а сверкающая кольчуга, облегавшая тело, напоминала змеиную кожу. Мне показалось, передо мной не человек, а какой-то языческий бог. Сид что-то кричал о внезапности, о греческом огне, то и дело повторяя: «Оставайтесь, оставайтесь на холме, пока не увидите, что я вступил в бой». Тут лошадь рыцаря попятилась, но он быстро совладал с ней.

— Боже Всемогущий, что за чудесный день! — прорычал он и галопом понесся вдоль гребня холма к дальнему его концу, туда, где стояли сарагоссцы.

Меня охватило жуткое ощущение бесповоротности происходящего. Желчь жгла горло и нос. Я чувствовал, как кровь бежит по венам. Огнем полыхали уши, а вместе с ними — пальцы на руках и ногах. Никогда прежде я не ощущал в себе столь явственно биение жизни, наполнявшей энергией все органы моего тела, — и это при том, что я пребывал в непоколебимой уверенности: минута-другая и меня непременно убьют. «Я смертен». Осознание этой истины никогда еще не было для меня столь ясным, как сейчас. Пальцы судорожно вцепились в поводья. Мне очень хотелось развернуть лошадь и с позором ускакать прочь. Но я не смог бы сбежать, даже если бы Паладон с Азизом принялись меня об этом умолять. Надвигающаяся сеча вызывала у меня какое-то нездоровое возбуждение и восторг. Я с нетерпением ждал, когда что-нибудь произойдет — причем неважно, что именно.

То, что наконец случилось, вызвало у меня оторопь. На склоне нашего холма, на полдороге к вершине имелась роща. Неожиданно из нее стали подниматься к небу клубы черного дыма. Мгновение спустя из зарослей деревьев вырвались сотни и сотни огненных стрел, устремившихся к армии противника. Видимо, их предварительно обмакнули в смолу или какой-то иной горючий материал. Не думаю, что Сид где-то добыл греческий огонь, ведь его секрет был известен лишь византийцам, ревностно охранявшим эту тайну. Так или иначе, горящие стрелы произвели на вражескую армию ошеломляющий эффект. Пехотинцы обнаружили, что щиты, прикрепленные к их рукам с помощью лямок, неожиданно превратились в пылающие факелы. Однако куда больший эффект огненный ливень произвел на лошадей — они попятились, начали вставать на дыбы и скидывать всадников. Прошло несколько минут. Огненные стрелы все падали и падали. В стройных рядах войска альмерийцев воцарился хаос, словно кто-то бросил камень в колонну муравьев.

И тут Сид пошел в атаку. Все затряслось, словно при землетрясении. Войско, стоявшее справа от нас, пришло в движение, и пять сотен конников, словно расплавленный металл, хлынули вниз по склону холма. Безошибочно угадывался богатырский силуэт Сида, мчавшегося впереди. Его лошадь набирала скорость, и вскоре он оторвался от своего отряда. Развевавшийся за ним плащ напоминал крылья.