Книга алхимика
(Роман)

— Мне кажется, аль-Сиди, нам нужно понять, что к чему, прямо сейчас. Если я правильно уразумел, ваш план заключается в том, что мы просто поскачем в атаку на врага. Считаю своим долгом сообщить нам, что отец принца, визирь Салим, строго-настрого запретил ему подвергать свою жизнь опасности.

Сид, как раз собиравшийся сделать глоток вина, замер, не донеся кубка до рта.

— В таком случае ответьте мне во имя всего святого, что вы здесь делаете? Битва — один сплошной риск. В этом суть любого сражения.

Доверить ему заботу о жизни Азиза? Нет, в этом деле на Сида полагаться было нельзя, даже когда он, по крайней мере внешне, пребывал в здравом уме. Всю свою жизнь рыцарь посвятил чувственным наслаждением, а удовольствие он получал, в частности, и от смертоубийств. При этом Сид полагал, что все разделяют его пристрастия. Мы оказались в тупике, из которого я отчаянно пытался найти выход. Если Сид примется настаивать на том, чтобы Азиз повел с ним войско в атаку, принц из гордости не станет отказываться.

— Может, мы будем наблюдать за боем из лагеря или обоза? — робко произнес я. Я понимал, что унижаюсь, но как мне было забыть об угрозе Салима? Более того, жизнь Азиза представлялась мне бесценной, и я был готов вызвать его неудовольствие. К тому же я знал, стоит начаться битве, как Сид тут же позабудет обо всем, войдя в боевой раж.

Вопреки моим ожиданиям, Сид рассмеялся.

— Сразу видно, что ты ничего не знаешь о битвах. Обоз может оказаться самым опасным местом во всей округе. Когда идет сражения, некоторые солдаты предпочитают улизнуть с поля боя и отправиться на поиски добычи. Именно за ней они отправляются в обоз. Знал бы ты, сколько раз я возвращался после боя и обнаруживал, что кто-то спер всю мою посуду. По этой причине перед битвой я отправлю этих ангелочков подальше отсюда, — он снова кинул несколько виноградин рабыням, — миль эдак на пять. Представьте, возвращаюсь я завтра вечером после боя, хочу помыться, отдохнуть, и тут выясняется, что мои бедные красотки весь день стонали в грязи под какой-то вонючей солдатней, которая, получив удовольствие, в знак признательности еще и перерезала им глотки. Зачем мне это надо? Нет, я понимаю, Салим боится за сына, но принцу будет безопасней в самой горячке боя, а не здесь. И вообще, как вы собираетесь научиться воевать, при этом не воюя?

— Мы отправимся в бой вместе с аль-Сиди. Я поведу армию Мишката. Великому Сиду не нужно беспокоиться о моей безопасности. — Азиз произнес эти слова таким тоном, что ни я, ни Паладон не осмелились возразить ему и лишь склонили головы.

— Вот это правильно, — одобрительно кивнул рыцарь. — Главное, не теряйся, и позаботься о том, чтобы рядом с тобой было побольше опытных воинов. Они покажут тебе, как рубить и колоть. Войдешь во вкус — быстро забудешь о всякой опасности. На переживания не останется времени. Ты будешь слишком занят, наслаждаясь боем. Первый раз я убил в четырнадцать лет, а в твоем возрасте за моими плечами у меня уже была не одна война. Да, перед первой конной атакой всегда страшно, но стоит тебе тронуть с места коня, и тебе сразу покажется, что ты оказался в раю. Ощущения — неземные.

Азиз снова встал и, поклонившись, попрощался согласно требованиям этикета.

— Я благодарю тебя за твое гостеприимство и сердечное радушие, аль-Сиди. — Чуть поджав губы, он добавил: — Надеюсь, завтра утром ты окажешь нам честь, и мы услышим твои приказы.

Сид поднялся с кушетки.

— Что, уже уходите? Но еще так рано, — он кинул взгляд на рабынь. — Может, прихватите себе парочку на ночь?

Я чувствовал, что у Азиза вот-вот лопнет терпение.

— Спасибо, аль-Сиди, но мы вынуждены ответить отказом. Наши обычаи и привычки отличаются от твоих. Мы считаем, что перед боем уместнее молиться и поститься, чем пьянствовать и гулять.

— Как хотите, — пожал плечами Сид. — Я лично предпочитаю именно гулять и пьянствовать. Если мне завтра суждено предстать перед Создателем, лучше я это сделаю, заблаговременно вкусив все радости, что мне способен предложить этот мир.

— В таком случае, аль-Сиди, мы смотрим на вещи по-разному. Желаю тебе приятного отдыха.

Когда мы выходили из шатра, я мельком глянул на Сида. В одной руке он держал кувшин вина, а другой манил к себе темнокожую девушку, что была родом из джунглей за великой южной пустыней.

Вечер выдался прохладным. На небе мерцали мириады звезд. В их неверном свете я увидел, как по щекам Азиза катятся слезы. Он повернулся к Паладону.

— Что мне делать? Что? Скажи мне! Ты же мой друг! Что мне делать? Этот человек безумен!

— Я не знаю, Азиз, — Паладон повесил голову. — Вести себя, как подобает принцу. Наверное.

— Ты прав, — прошептал Азиз. — Теперь я должен нести это бремя. Я поговорю с сотниками. Они будут ждать моих приказов.

— Не тревожься о завтрашнем бое, — проговорил Паладон. — Наши воины возьмут тебя в кольцо. Кроме того, рядом буду я.

— И я тоже, — напомнил я о себе.

— Я знаю, Самуил. В противном случае мое сердце будет страдать от одиночества. Но я боюсь за тебя. За тебя и Паладона, — Азиз взял нас обоих под руки. — Возможно, получится так, что мы трое будем защищать друг друга. Если завтра останемся в живых, нам непременно надо сотворить что-нибудь выдающееся. Чтобы память о нас осталась в веках.

— Я могу что-нибудь построить… Нечто такое, чего никогда доселе не видывал свет, — предложил Паладон. — Нечто такое, что воплотит в себе все то, о чем мы когда-либо говорили.

— И все наши знания, все наши таланты, — добавил я, — вот ради чего мы создадим наше Братство.

— Братство Талантов, — произнес Азиз, будто смакуя каждое слово. — Звучит превосходно. Пошли. Уже поздно и, вне зависимости от того, кому завтра улыбнется удача и как распорядится нашими судьбами Аллах, впереди нас ждет трудный день.

Обойдя наших воинов, мы с радостью обнаружили, что они в прекрасном расположении духа. Азиз всячески расхваливал таланты Сида, уверяя, что его полководческий гений непременно принесет нам победу. Мы же с Паладоном по-тихому переговорили с некоторыми знакомыми сотниками, и они поклялись, что сберегут жизнь принца ценой своей собственной.

У входа в наш шатер Азиз крепко меня обнял и поцеловал.

— Прости, Самуил. Лучше сегодня ночью я побуду один. Завтра я поведу наш отряд в бой. Мне надо к этому подготовиться.

Я понимающе кивнул. Он намекал мне, что прежде был обычным юношей, а теперь стал принцем и нашим былым отношениям пришел конец. Я с печалью видел эту перемену в Азизе, столь напоминавшую мне процесс очищения металла в тигле. Все началось со смерти Абу Бакра. Процесс трансмутации длился несколько дней, завершившись сегодня вечером, — все благодаря этому безумному христианскому рыцарю. И все же Азиз давал мне понять, что по-прежнему любит меня, что я ему дорог. Пока мне было этого довольно.

Мы лежали с Паладоном в темноте шатра и думали. Мысли у нас обоих были мрачные. Я сомневался, что мы сегодня сможем уснуть. Снаружи шумел лагерь. Бряцая оружием и доспехами, ходили патрули. Один раз мы услышали истошный женский вопль и вскочили, однако больше криков не было. Паладон лег обратно и заворочался, устраиваясь поудобнее.

— Сид развлекается, — пробормотал он.

«А что, если меня завтра убьют? Что, если это моя последняя ночь на этом свете?» — думал я.

— Самуил, — нарушил тишину голос Паладона, — ты умеешь управляться с копьем или мечом? Я нет. Я никогда не думал, что нам это может пригодиться.

— Мы всегда можем попробовать проделать то же, что и Сид. Попытаемся слиться с Богом, — отозвался я.

— Не думаю, что у меня получится, — с горечью отозвался Паладон и в сердцах добавил: — Честно говоря, наш великий Сид меня немного разочаровал.

— Ты знаешь, я читал у ар-Рази о странной душевной болезни, когда совершенно здоровый человек начинает выдавать себя за кого-то другого. Иногда такой человек принимается утверждать, что в нем обретается Бог или Всевышний общается с ним… Я специально искал упоминания об этом недуге, поскольку от него страдает и мой отец, к счастью не в столь серьезной форме, как Сид. Ар-Рази утверждает, что эту болезнь можно излечить с помощью снадобий.