Страница 19 из 121
Не буду отрицать, я был весьма потрясен разнообразием обитательниц гарема, но это произошло несколько позже, когда я стал придворным лекарем и получил дозволение посещать женскую половину дворца. Сам дворец находился в окружении пышных садов, укрывавших от посторонних глаз своих обитательниц редкой красоты и самых разных оттенков цвета кожи. Среди них и вправду была женщина, подобных которой я никогда прежде не встречал. Глаза ее были как миндаль, волосы — словно черный шелк, а желтоватого цвета кожа столь невероятно мягка и нежна, что мне показалось — передо мной обитательница небесных сфер. Она говорила на странном певучем языке, которого никто не понимал, и медленно угасала, видимо от тоски и одиночества. Я предположил, что она-то и являлась той девой из страны Чин.
Другие обитательницы гарема только и делали, что болтали без умолку. Они напоминали мне канареек в золотой клетке. При этом наложницы прекрасно ладили друг с другом, что также произвело на меня сильное впечатление. Зависть и ревность, царящие во многих гаремах, нередко отравляют жизнь тамошним красоткам, однако тут я ничего подобного не заметил. Насколько я понимаю, наш эмир никого из них не выделял, в равной степени одаривая вниманием своих пташек, что требовало от него немало сил для плотских утех. Одно это само по себе казалось мне весьма удивительным, поскольку эмир был уже немолод. Красотой он тоже не отличался: лысый, с хитрыми раскосыми глазами и распухшим от постоянных возлияний носом. Кроме того (это являлось государственной тайной, за разглашение которой я бы тут же лишился головы), эмир был в некотором роде евнухом, отличаясь при этом особым образом от тех несчастных, которых кастрируют рабовладельцы. Эмир родился с этим увечьем, и оно позволяло соитие, одновременно исключая зачатие. Его мощный ствол, по свидетельству наложниц, много раз за день становился тверже камня, но этот ствол был лишен плодов, и из него никогда не извергалось семя.
Да, наложницы любили эмира, ибо он был добр и осыпал их дорогими подарками, на которые женщины столь падки, но детей, которых женщины желают куда больше, эмир им дать не мог. Не думаю, что это его сильно тревожило. Эмир слыл убежденным холостяком, давно решившим передать власть своему племяннику, и ему нравился его образ жизни среди красот эмирата, полученного в наследство от завоевателя-отца. К великому счастью миролюбивых жителей Мишката, отец эмира, сирийский наемник-авантюрист, некогда сражавшийся в армии аль-Мансура, с наступлением эпохи хаоса захватил трон в эмирате, уничтожил всех своих соперников и вскоре после этого умер от ветряной оспы. Своей смертью он оказал всем большую любезность, ибо нрава был свирепого и потому обожал войны и сражения. Да смилуется Аллах над его душой, ибо смерть его стала истинным благословением для всех нас!
Я отвлекся, впрочем не сильно. Мы, мишкатинцы, под данные эмира Абу, нежились в лучах славы, которая гремела о его роскошном дворце. Караваны, груженные камнем, устремлялись в наш эмират со всех концов света, и камни эти соперничали разнообразием с наложницами гарема. Отец рассказывал мне, что, едва осев в Мишкате, он буквально каждый день видел, как мулы тащат вверх по склону холма то части римских колонн, то пестрый фригийский мрамор, то сицилийский базальт, то черный обсидиан из Липари, то лучший египетский алебастр, то мешки с янтарем с продуваемых всеми ветрами побережий Балтики. Все это предназначалось для завершения строительства дворца, начатого на заре правления эмира Абу.
Когда я впервые отправился во дворец, сверкавший на утесе, словно языческий храм, то полагал в своей гордыне и заносчивости, что перед моим взором предстанет безвкусица — бесполезное собрание дорогих безделиц. Я заблуждался. Миновав главные врата, я оказался в просторной зале, украшенной колоннами, каждая из которых была сделана из разных камней. Комнаты соединялись друг с другом полукруглыми арками с полосатыми красно-желтыми апсидами, красота которых ничуть не уступала дверям, что некогда украшали дворец самого халифа, именовавшегося Мадина аз-Захра. Одна парадная зала сменяла другую, каждая следующая была великолепнее, чем предыдущая. Наконец гость попадал в тронную залу и буквально немел от восторга. Там его ждал эмир Абу, сидевший на украшенном обсидианом престоле. Стены тронной залы были из стекла и полированной стали. Сложно было сказать, где тут зеркала, а где настоящие окна, выходящие на просторную, тянущуюся до горизонта равнину Мишката.
С мраморного балкона открывался вид на сады эмира. Они были разделены двумя каналами на четыре части, как Рай[19], и в водах, струящихся по этим каналам, отражались, подобно райским кущам, сады Абу бин Валида. Среди фонтанов, павильонов и клумб разгуливали павлины, а весенние цветы поражали разнообразием расцветок, напоминая о персидских коврах в покоях эмира. Зеленые лужайки обрамляли деревья. Каких пород там только не было! В садах эмира росли кедры, клены, липы, пальмы, вязы, ивы, тополя и лавры, а также гранаты, финики, лимоны, апельсины и смоквы. В изумрудной оправе листвы плоды сияли, словно драгоценные камни. У обрыва, на самом краю утеса, нашлось место винограду, китайским розам и другим вьющимся растениям, навевавшим мысли о висячих садах Семирамиды.
Дворец не отличался большими размерами, ведь эмират, в котором мы жили, был маленьким, но едва ли во всем свете нашлось бы что-нибудь столь же изящное и совершенное. Этот дворец был результатом трудов архитектора и каменных дел мастера Тоскания, которого наш эмир переманил у христианского правителя Кастилии. Кстати, именно так, волею случая, юный Паладон попал к нам в Мишкат: Тосканий приходился ему отцом. Закончив строительство дворца, Тосканий решил остаться в эмирате. Почему бы и нет? В Мишкате нравилось жить не только иудеям. Эмир милостью своей дозволял своим подданным богатеть. Христианская община быстро приняла Тоскания, и один из ее старейшин, богатый купец, торговавший с Византией и другими странами христианского мира, заказал ему построить небольшую церковь. Постепенно к Тосканию стали перебираться из Кастилии родственники — архитектору требовалась помощь. Надо сказать, что и Паладон с малых лет во всем помогал отцу и, словно подмастерье, обучался ремеслу архитектора. Когда я познакомился с ним, он уже освоил немало тайн этого ремесла, а секретов там ничуть не меньше, чем в любой из наук, которые я когда-либо силился постичь. Многие особо отмечали его талант камнереза. Слава об изысканности его работ гремела на весь эмират. Именно поэтому, несмотря на юность Паладона, визирь заказал ему украсить резьбой зал заседаний. Так Паладон познакомился с Азизом.
И снова я забегаю вперед, словно Паладон и Азиз хотят поскорее, раньше срока, попасть на страницы этой рукописи. Они вечно торопились, такая уж у них была натура. У них никогда не хватало терпения, потому что их переполняла бурлящая энергия, неуемное любопытство и желание попробовать все, что встретится им на жизненном пути. Подобное отношение к окружающему миру было заразительно. Я попал под власть их чар.
Однако сперва дозвольте мне рассказать о визире. Как я уже упоминал, наш эмир, несмотря на всю его доброту, был бездетен. При этом надо сказать, что указы, издававшиеся от имени Абу, на самом деле исходили от его племянника, человека выдающихся способностей по имени Салим бин Яхья бин Валид. Он занимал должности визиря и кадия. Таким образом, ему подчинялись и министры, и судьи. Салим, худой мрачный мужчина с длинной седой бородой и вечно встревоженным взглядом глубоко посаженных глаз, всегда носивший неброский черный халат, во многом был точной копией Самуила Нагида, которого так почитал мой отец. Точно так же, как и Нагид, Салим был не только блестящим государственным деятелем, но, как впоследствии выяснилось, и замечательным полководцем. Он также был еще и книжником, поэтом и философом. В его особняк, стоявший в окружении дивного сада неподалеку от старой мечети у подножия холма, стекались многие известные художники, философы и поэты того времени, причем не только мусульмане. Салим слыл человеком широких взглядов и поддерживал связи не только с эмиратами Андалузии, но и с некоторыми христианскими державами.
19
По мусульманским представлениям, Рай состоит из четырех садов.