Книга алхимика
(Роман)

Он выронил кинжал. Случайно или нет, не знаю. Я наклонился, чтобы поднять клинок, и в этот момент Азиз обхватил меня ладонями за голову, привлек к себе и покрыл поцелуями мое лицо.

— Спасибо, что дозволил занять свое место, — прошептал Азиз. — Мне кажется, ты впервые доверился мне.

— Я всегда тебе доверял!

— Неправда… И правильно делал. Я тебя нисколько не осуждаю. Я не блещу талантами… Честно говоря, никогда не мог понять, что ты во мне нашел. Ты меня немного пугал, Самуил. Я был тебе не ровняй…

Я запустил пятерню в его волосы — мягкие и вьющиеся, совсем как прежде.

— Молчи. Довольно слов. Поговорим потом.

Плечи Азиза задрожали.

— Говоря об искуплении своих злодеяний, я был искренен. Я тебя больше никогда не оставлю, — он попытался улыбнуться. — А вот ты… Если мы уцелеем, можешь порвать со мной… Я пойму… Вдруг я тебе уже неинтересен… Я уже не так молод, как прежде, в волосах седина и…

— Азиз, — оборвал я его, — сейчас ты не о том думаешь. Прошу тебя, возвращайся живым и невредимым. — Я повернулся на шорох и увидел Лотара, который бесстрастно смотрел куда-то поверх наших голов.

— Пора, — прерывисто вздохнул Азиз.

Я обнял его, крепко поцеловал, а потом резко отстранился.

— Не спускай с Карима глаз. Он очень умен и опасен. Держи нож у его шеи. Если что-то пойдет не так, я тебя ни за что не прощу.

— Самуил, — прошептал Азиз, — мой милый, славный Самуил.

После того как он ушел, я сел и приклонил голову на торчавший, словно гнилой зуб, обломок колонны. Что ждет нас в будущем? Я этого не знал, но после долгих лет печали и страданий оно вдруг перестало казаться мне столь уж беспросветным. Как там Азиз? Он ведь совсем один. Меня охватило предчувствие надвигающейся беды.

А потом я улыбнулся. Меня переполняла гордость за Азиза. Кроме того, в глубине души я ни на миг не сомневался, что все будет хорошо. Мы снова с Азизом вместе. Фортуна на нашей стороне.

Мы словно стали невидимыми. По дороге через город мы несколько раз сталкивались с патрулями альморавидов, но они, даже не пытаясь нас остановить, шли своей дорогой, бормоча нам «Салям алейкум!». Пробравшись через заросли кустарника, мы принялись карабкаться вверх по козьей тропе. Стражники нам больше не попадались. Благополучно добравшись до двери, мы отперли ее с помощью ключа, спрятанного в тайничке за кирпичом. О ключе мы узнали от Азиза. Через несколько мгновений мы вновь очутились в потайной комнате.

В ней все было так, как мы оставили в ту ночь, когда бежали из города с тысячником Хазой. Окровавленное тряпье, которое я снял с перевязанного плеча Азиза, по-прежнему лежало на покрытом плесенью ковре. Я присел на одну из отсыревших кушеток. На душе скребли кошки. С этой комнатой было связано столько радостных и печальных событий. Казалось, сама судьба переносит нас обратно в прошлое. К худу или к добру — я не знал.

Паладон оставил рыцарей сторожить в тоннеле, после чего присоединился ко мне. Заметив, что я пребываю в мрачном расположении духа, он похлопал меня по плечу.

— Не кисни, Самуил! У нас все получится. Помяни мое слово.

— Мне бы твою уверенность, — вздохнул я. — Ты не представляешь, как я беспокоюсь за Азиза. Если там, наверху, что-то пойдет не так…

— Все будет хорошо, — мягко произнес он, присев рядом со мной.

— Да, — кивнул я, — главное, в это надо верить.

Некоторое время мы сидели молча. Присутствие Паладона придавало мне сил. Думаю, я действовал на него так же.

— Паладон, а что мы будем делать потом? — наконец спросил я. — Нужно убраться из Мишката подальше, — расплылся он в улыбке. — Мы уедем вместе с Айшой и ребенком.

— Это понятно, — кивнул я. — А потом? Андалусии, которую мы любили, больше нет.

— Ну отчего же? В Сарагосе по-прежнему правит Мутамин. Поедем туда. Он с радостью примет Азиза.

— Хорошо, а потом? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как станут развиваться события. Война между христианами и альморавидами будет бушевать и дальше. Их ненависть друг к другу уже стерла в порошок все, что было нам дорого. Сюда будут прибывать все новые и новые христиане. В Европе полно таких, как Элдрик. Крестоносцев и фанатиков. Альморавиды некоторое время смогут сдерживать натиск, но Юсуф стар, а государство и общество, что он хочет создать, уныло и безрадостно. Со временем оно ослабнет и развратится. Пойми, Паладон, я в отчаянии. Мусульмане невежественны и преисполнены ненависти. Христиане невежественны и преисполнены ненависти. Во что превратится этот мир? В нем нет места для нашего Братства.

— По мне так, все равно, в каком мире жить, главное, чтобы рядом были Айша с Ясином. Впрочем, если хочешь знать мое мнение, я считаю, что ты неправ.

— Паладон, сегодня вечером мы своими глазами видели, как жгут книги.

— Жгли, ну и что? Это неважно. Как ты только этого не понимаешь, Самуил?! Можно обойтись и без книг. Наши мысли, наши планы, идеи… Они где? Вот тут! — он похлопал себя по голове. — И тут, — он показал на сердце. — И там же пребывает Бог, если, конечно, Он вообще существует. Это ты так говорил. Впрочем, я и сам недавно дошел до этого своим умом — после того, как насмотрелся на ужасы, которые творят христиане и мусульмане во имя Его. А потом я вспомнил то, что ты всегда повторял. В мире присутствует созидательное и разумное начало. Вселенная — это воплощение удивительных тайн, разгадка которых может доставить безграничную радость. Бог повсюду, и мы все очень разные. В этом разнообразии, в этой буйной палитре красок и заключается красота. — Паладон усмехнулся. — Помнишь того старого фанатика Газали? А Сида? Ты вечно твердил, что они очень похожи, а я никак не мог взять в толк почему. Только сейчас начал понимать. Живи для того, чтобы жить! А ведь они оба наслаждались каждым мгновением! Да, в чем-то они заблуждались, в чем-то были безумны, но при этом лично мне они кажутся куда более здравомыслящими, чем крестоносцы или альморавиды. Этих мне просто жалко. Каждый день просеивать сквозь мелкое сито Коран и Библию в поисках оправданий своих зверств… — мой друг покачал головой. — Какой же скучный, тоскливый мир они хотят создать… Этот мир напоминает мне засыхающее дерево. Но послушай, Самуил, нас же никто не заставляет жить в этом мире! Пока мы дышим, пока мы считаем, что Бог — это жизнь и радость, пока мы пестуем в наших сердцах лучшее, а не худшее, нам никто не страшен. Мы свободны! Я никогда до конца не понимал то философское учение, которое ты разрабатывал с Саидом, но мне нравятся его краеугольные камни. Бог-Перводвигатель, небесная селитра… На этих идеях и зиждется наше Братство, а их воплощение — мечеть, которую мы построили вместе. Она прекрасна. И пока она есть…

— Ее считай уже нет, — перебил я Паладона. — Как сегодня стало известно, Юсуф собирается ее разрушить.

— Это неважно, — отмахнулся мой друг. — Идеи же никуда не денутся! Если получится, когда-нибудь отстрою мечеть заново. Я способен внятно выразить себя лишь в творчестве. Кто знает, может, когда-нибудь Санчо с Альфонсо снова улыбнется удача, они разгромят альморавидов, и я вернусь в Мишкат. Внешняя форма не так уж и важна. Какая разница — мечеть или христианский собор? Главное — храм того, во что мы все верим. Если же мне не удастся воссоздать его, тоже невелика беда. Пока мы втроем живы… Вернее, нет, пока жив хотя бы один из нас, будет жить и идея того, что мы построили. Будет жить Андалусия и ее идеи — терпимости, великодушия, согласия — всего того, чем мы так дорожим. А если мы погибнем, хоть сегодня, хоть завтра, хоть через много лет, идеи будут жить дальше. На небесах, на земле — везде, где есть любовь. — Паладон смущенно посмотрел на меня. — Извини, меня послушать, так я вот-вот готов начать свою священную войну в противовес тем войнам, что ведут другие. Но если подумать, то мы тоже в каком-то смысле моджахеды, только цель у нас благороднее, чем у крестоносцев или альморавидов. За нее стоит умереть.

— Ты прав. Любовь — это основа основ.