Книга алхимика
(Роман)

Паладон посмотрел на меня. Увидев в его взгляде немой вопрос, я молча пожал плечами. Что я мог сказать? Мне очень хотелось верить Давиду, но я не был уверен, что Азиз вот так вдруг резко переменил свое отношение к Паладону. Мне, конечно, хотелось спасти Азиза. Мысль о том, что он проведет остаток своих дней вдали от меня, вызывала ужас, но за главного у нас был Паладон, и решения принимал он.

Мой друг, насупив брови, встал с табурета и принялся мерить шагами пещеру. Неожиданно он, к моему удивлению, рассмеялся.

— Он упомянул о Братстве? Хочет доказать, что чего-то все-таки стоит? Ну что ж, давайте предоставим ему такую возможность.

— Ты серьезно, Паладон? Ты же раньше говорил, что сначала мы вызволим Айшу и Ясина и только потом будем разбираться, можно ли спасти Азиза.

— Нет-нет, Самуил, Давид совершенно прав. Допустим, Айшу держат в гареме. Мы не знаем, как туда пробраться. Азиз считает, что может нам в этом помочь. Такой шанс упускать нельзя. И вообще, — он хлопнул ладонью по столу, — Азиз наш друг.

Я в изумлении воззрился на него.

— Друг он нам или нет? — строго спросил Паладон.

— Да, — выдохнул я, — друг.

— Значит, решено.

— У тебя есть план? — спросил я.

— Пока нет, — расплылся в улыбке Паладон. Его переполняла энергия. Именно таким он был когда-то в юности. — Однако не забывай, я отличный верхолаз. Я знаю, как незаметно выбраться на крышу дома Салима. Я никогда этого раньше не пробовал. Зачем? Ведь я там жил. Пожалуй, теперь пришло время.

Я смотрел, как мой друг мечется по пещере, проверяет оружие, строит вслух планы спасения Айши, чертит угольком на полу пещеры схему дома Салима, тормошит Танкреда и Лотара, заражая их своим восторженным исступлением… На мгновение мне показалось, что я вернулся в годы своей юности. Именно так, повесничая, мы строили планы очередной рискованной шалости. Я почувствовал, как по моим жилам струятся текущие через пещеру потоки небесной селитры, и поверил, что наша безумная затея может увенчаться успехом.

Один за другим мы вскарабкались по веревочной лестнице, сброшенной нам Паладоном. Со всей осторожностью мы перебрались через парапет, обрамлявший крышу над кухней. Мы были готовы прикончить стражников, но никому из нас не хотелось убивать невинных поваров.

Когда мы все были в сборе, Паладон поднял лестницу и показал на следующую крышу, на которую нам предстояло забраться. Она была с зубцами и гораздо выше. За ней черным силуэтом на фоне безлунного неба вздымалось здание гарема, именно туда нам и следовало попасть. В зарешеченных окнах мерцали свечи. Если Давид ничего не напутал, там, в одной из комнат держали Азиза.

По словам Давида, Азиза поселили во флигеле, в который можно попасть по лестнице из внутреннего дворика. Давид полагал, что когда-то этот флигель являлся частью гарема Салима, однако на самом деле он представлял собой обособленное крыло особняка, отделенное от основного здания двумя комнатами и двориком. Более просторные и роскошные покои, некогда принадлежавшие наложницам Салима, теперь занимал тысячник Хаза и его помощница Калиса, ставшие по воле Юсуфа тюремщиками Азиза. Иными словами, с Азиза не спускали глаз. За ним наблюдал Хаза, живший с ним на том же этаже, а кроме того, во дворе дежурили воины-альморавиды — помещения внизу превратили в их казармы.

Со слов Давида нам с Паладоном стало ясно, что он описывает прежние покои Айши. Эта часть особняка была нам прекрасно знакома. Поскольку флигель, где когда-то жила Айша, находился в стороне от основных покоев гарема, мы оказались избавлены от необходимости плутать по его запутанному лабиринту коридоров и переходов. Мы могли прокрасться по крыше незамеченными. Более того, в том случае, если нам улыбнется удача, мы просто заберемся к Азизу через окно, а потом точно так же сбежим.

Мы спрятали наши кольчуги и плащи альморавидов, которые надели для маскировки, в близлежащих развалинах. Лица, руки и ноги вымазали грязью, сняли обувь и всю одежду, оставив только джеллабы, которые перемазали сажей. Паладон и рыцари оставили перевязи для мечей, а я — маленькую заплечную суму с кинжалом и пращой. Давид взял с собой лук и колчан стрел.

По сигналу Паладона мы со всей осторожностью двинулись к высокой стене, примыкавшей к крыше. Давид остался на месте, держа под прицелом зубчатую стену-парапет на тот случай, если появится стражник. Только когда мы все были на месте, он присоединился к нам.

С того места, где мы оказались, можно было разглядеть сад и внутренний двор. Паладон подкрался к крытому плиткой парапету, после чего, прижав палец к губам, поманил нас к себе. Двор был залит ярким светом, совсем как в былые времена, когда Салим устраивал тут пиры. На том месте, где для гостей когда-то жарились барашки и телята, полыхал огонь. Однако сейчас пламя костра пожирало рукописи, а в воздухе летали хлопья пепла от сожженной бумаги. Из библиотеки показался альморавид со стопкой книг и небрежно бросил их в огонь. За ним последовали еще воины. Я узнал кожаную с золотым тиснением обложку «Космографии» Птолемея, зеленый, сделанный из дерева переплет «Канона врачебной науки» Ибн Сины и обитый телячьей кожей ящичек, в котором хранилась подлинная рукопись «Алгебры» аль-Хорезми. Весело ухнув, двое кочевников из африканских пустынь кинули ношу в огонь и отправились за следующей порцией. Я почувствовал, что мое сердце вот-вот разорвется на части. Благочестивые альморавиды уничтожали библиотеку Салима — вероятно, по приказу Юсуфа. В первый и, возможно, единственный раз в своей жизни меня захлестнула волна ненависти и жажда убийства.

Я ощутил, как Паладон положил мне руку на плечо. Мой друг, с сочувствием посмотрев на меня, пожал плечами и показал на здание гарема, нависавшее над нами. Ну конечно же он был прав. Сейчас важнее всего Азиз, Айша и любовь, которая нас объединяет. Я отвернулся от погребального костра, на котором превращалось в пепел то, что некогда было так для меня дорого, и проследовал за Паладоном к остальным.

Танкред как раз сделал петлю на конце веревки, которую Паладон добыл со строительного склада, расположенного недалеко от пещеры. Придирчиво осмотрев петлю, рыцарь удовлетворенно кивнул и ловко закинул ее на один из зубцов. Крепко затянув, он проверил веревку на прочность, после чего кивнул Лотару, который, зажав кинжал в зубах, проворно вскарабкался по ней наверх. Нам показалось, что прошла целая вечность. Вдруг тишину прервал хрип и лязг металла. Наконец между зубцов показалась стриженая голова рыцаря. Он замахал нам рукой. Паладон кинул ему веревочную лестницу. Как только Лотар ее закрепил, мы поднялись наверх.

Рядом с парапетом лежали тела двух мешкатинцев в доспехах. И у того и у другого было перерезано горло. Я ничего не ощутил — ни отвращения, ни жалости.

Теперь надобность в веревках отпала. Стена бывших покоев Айши была вся увита плющом и виноградными лозами. По вечерам, когда мы сидели у нее в гостях, Паладон сотни раз лазал вниз за сладким виноградом. Вот и сейчас, вскарабкавшись по ветвям, он заглянул в зарешеченное окно, обернулся и поманил меня с Лотаром. Давид вместе с Танкредом, взявшим лук одного из убитых охранников, остались внизу прикрывать нас.

Добравшись до окна, я услышал голоса. Заглянув в него сквозь решетку, увидел Азиза, одетого в одно лишь исподнее. Он мерил шагами комнату вне себя от ярости. За его спиной на ковре сидело двое мужчин — тысячник Хаза в кольчуге и шлеме и какой-то альморавид, лицо которого скрывала ткань тюрбана. Сбоку стоял еще кто-то в черном плаще, но кто именно, я разглядеть не мог.

— Сколько раз вам повторять, нет у меня никаких сокровищ! — выкрикнул Азиз. — Ничего я не прятал — ни во дворце, ни на себе. Вы и так уже унизили меня, обыскав и раздев почти донага перед женщиной. Ну? Нашли у меня драгоценности? Нет!

— Если бы ты, почтенный, проявил большую покладистость, нам бы не пришлось тебя раздевать, — промолвил Хаза. — Уверяю тебя, нам это не доставило удовольствия, однако хочу напомнить, что вчера ты отрекся в пользу нашего нового наместника и теперь должен отдать ему, что причитается. Теперь все принадлежит ему. Точнее сказать, все пойдет на святое дело, поскольку мой повелитель Карим, без сомнения, возжелает продолжить джихад, а на это нужны средства. Я правильно говорю, повелитель?