Даева

Я, особо не раздумывая, сообщил первое, что пришло в голову:

– Собираюсь пообщаться с дочкой, которая в дурдоме, а потом с доктором в морге.

– Почему именно с них начнешь? – спросил было Борис, но, не дав мне времени на ответ, сразу предложил свою помощь: – С дочкой так просто не встретишься. Я сейчас созвонюсь кое с кем, а ты поезжай в больницу, там на проходной скажешь, что идешь к Дергачу. Он, типа, начальник хозчасти… Передашь ему конвертик. У тебя есть приличный? Положи туда… – и он озвучил сумму.

– Сколько? – возмутился я. – Ты мне в десять раз меньше платишь, чем какому-то завхозу!

– Тебе, как и ему, платит фирма, – хладнокровно парировал он. – Кстати, завхоз этот – серый кардинал больницы, и часть этих денег – оплата палаты «люкс». Он тебя сведет с лечащим врачом дочери хозяина. И должен будет всячески содействовать. И не забудь, что она лежит там под фамилией Иванова…

– Почему Иванова? – спросил я просто чтобы что-то сказать. Голова моя перестала кружиться, но зато сильно болела. Может, я и правда перепил?

– Ты точно в порядке? – с подозрением в голосе спросил Боря.

– Ну, смотря с кем сравнивать… – пробормотал я ему в ответ.

– Ты это брось! Меня твое похмелье абсолютно не интересует! Какие у тебя еще планы?

Чувствовалось, что Борис выспался и стал самим собой, не то, что вчера. Он наседал на меня, как Ахиллес на Трою, и пришлось мне отвечать что-то вразумительное. Про матереубийцу Волгина я пока промолчал, решив, что вначале попробую разобраться с этим Нероном сам. Тем более, что я еще не понимал, как мне себя вести с Борисом.

– Вылетай немедленно! – сказал он мне напоследок и прибавил: – Жду результатов!

Закончив разговор, я сел на диван и, совершенно не собираясь «вылетать», как велел Борис, стал размышлять. Интересен был даже не сам звонок, а моя реакция на него. Я не про звонок Бориса, а про предыдущий. Почему это я вдруг испугался? И чего? Еще раз проанализировав все, что произошло, попытавшись выяснить источник страха, я решил, что виною всему погода. Более реальных причин не было. Ну, ошибся кто-то номером, ну, трубка глючит, – так ронять ее надо меньше! А вот отчего было страшно? Откуда какая-то внутренняя тревога и напряжение? А вчера? Тоже психоз? Остатки действия психотронного оружия?

Кофе попью по дороге, решил я, спускаясь по лестнице, исписанной граффити скверного исполнения. Лампочки горели через этаж, и потому приходилось идти осторожно – можно ступить в кучу… Входная дверь была раскрыта настежь, давая свету проникнуть на площадку. Рядом с бутылкой дешевого портвейна лежал инсулиновый шприц. Довольно странное соседство. Наркоман и алкоголик – братья навек. Я представил рекламный ролик наркологической клиники: «Только у нас гарантированное освобождение от алкогольной зависимости! – говорит человек в белом халате. – Лучшие средства! Кокаин и героин! Навсегда избавят вас от пристрастия к алкоголю!»

Я споткнулся о незамеченную пивную банку. Съезд у них тут, что ли, проходил? Собираясь захлопнуть входную дверь, я непроизвольно замер –было отчетливое ощущение, что за моей спиной, в темноте, где угадывалась дверь в подвал, кто-то стоит и пристально смотрит на меня…

Ну, это уж слишком! Я развернулся и на секунду застыл, пытаясь прийти в себя и привыкая к темноте. Серый свет, проникавший с улицы, позволял разглядеть пустоту помещения. Как говорится, увидеть никого, да еще в таком освещении…

Но тут дверь, повинуясь внезапно ожившей пружине, с грохотом захлопнулась, толкнув меня в спину! Я стоял в полной темноте. Сначала оттого, что зажмурил глаза. Но я тут же раскрыл их, а руки развел немного в стороны, готовясь отразить любую опасность. Голову пригнул и задержал дыхание, прислушиваясь к окружающим звукам. Но, кроме журчащей воды в глубине подвала и частых ударов, словно где-то забивали бетонные сваи, ничего не было. Медленно развернувшись всем корпусом, я тихонько выдохнул, и удары сердца стали реже.

***

Выйдя из метро, я перешел железнодорожные пути и направился в сторону красивого современного жилого комплекса. Однако, дойдя до полуразвалившегося деревянного строения, пришлось свернуть, и дальше мой путь лежал вдоль трассы с одной стороны и парка с другой. Сырость проникала под плащ вместе с ветром. Дождь, точнее, водяная пыль, окутывала с ног до головы. Асфальт кончился, и дорога представляла собой месиво из воды, земли, травы и остатков грязного снега. А проезжавшие мимо машины щедро обливали этой смесью всех, идущих пешком.

Я не обращал внимания на эти внешние неудобства. Гораздо больше меня сейчас волновал внутренний дискомфорт. Разумеется, в моей парадной никого не было. Никто не смотрел мне в след. Это было игрой воображения, чересчур развитого. Ведь пугает не реальность, а неизвестность! Когда в вас тычут стволом и произносят угрозы, это, конечно, неприятно, но вполне материально. Но когда вы чувствуете себя на прицеле, а снайпера нет – тут страх иррациональный. И сразу пот прошибает холодный, и сердце колотится – сплошная неврастения… Интересно, а галлюцинации при неврастении бывают? Спросить бы у кого… Как все-таки удачно, что шел я в психиатрическую больницу.

На старой проходной я объяснил, к кому иду, а заодно и расспросил, как идти. «Дом скорби» занимал довольно большую территорию. Я шел по песчаной дорожке и разглядывал вековые деревья, основательные каменные здания начала прошлого века, современные постройки из белого кирпича, гараж на несколько машин, а в глубине парка виднелись купола деревянной церкви.

Обогнув один из корпусов, я вышел к площадке, огороженной высокой сеткой. Там, несмотря на скверную погоду, гуляли пациенты, облаченные поверх одинаковых халатов в куртки и плащи. Санитар – здоровый детина в черном ватнике, из-под которого торчал белый халат, с бритой, как и у гуляющих пациентов головой – курил сигарету. Я поинтересовался у него, где находится шестой корпус, он объяснил. Некоторые из больных (там оказались исключительно женщины) с приоткрытыми ртами стали меня разглядывать. Остальные не проявляли никакого интереса. Стояли на месте, ходили по кругу, разговаривали, как я заметил, сами с собой. Одна, сидевшая на узкой деревянной скамейке, непрерывно стучала ребром ладони себе по колену, сжимая и разжимая при этом руку, на несколько секунд останавливаясь и к чему-то прислушиваясь, а затем продолжая свое выстукивание.

«Не дай мне Бог сойти с ума! Уж лучше посох и сума!» – подумал я и отвернулся от мрачной картины.

Корпус номер шесть оказался двухэтажным домиком, по стене которого вился плющ. Перед окнами предполагалась лужайка и клумбы. Сейчас они были занесены снегом. Чувствовалось, что больница была за городом и на северном направлении. Снег был белый. Поодаль стоял новенький дорогой автомобиль, цвет – металлик. Еще один санитар, родной брат того, что выгуливал женщин, проверял давление в колесе. Неужели это его машина? Однако!

Кабинет Дергача – на медной табличке значилось: «Директор больницы» – занимал угловое помещение, окнами выходя на лужайку и на авто. Судя по взглядам, которые хозяин кабинета бросал на машину во время нашего разговора, я понял, что автомобиль все-таки принадлежал ему. Кабинет был не хуже, чем у Бориса, только в другом стиле. В английском, почему-то подумалось мне.

Внешне Дергач был больше похож на завхоза или прораба, чем на директора: круглое лицо, пронырливый взгляд, яркий дорогой пиджак.

– Добрый день, – обратился я к нему и уселся без приглашения в кресло, стоявшее рядом со столом из красного дерева. – Борис Андреевич звонил вам. Я знаю, как дорого ваше время…

– Да? – он приподнял брови, разглядывая меня как стройматериал, который привезли по ошибке. – Да, довольно дорого.

– Поэтому буду краток, – продолжил я, вытаскивая из внутреннего кармана белый конверт с российским флагом в углу. – Мне нужно побеседовать с одной пациенткой. Юлей Ивановой… (чуть не ляпнул Шималовой!) – Я широким жестом положил деньги на стол. – Далее, поговорить с ее лечащим врачом. И выяснить про еще одного человека, которого привезли к вам в тот же день, что и девушку. Его фамилия…