Страница 22 из 53
Между ней и Сашей существовали довольно натянутые отношения, причём инициатором выступал вовсе не он. Саша всегда тянулся к людям, всегда выражал недовольство по поводу того, что у него практически нет родственников. За последние годы Маша* ни разу не поздравила племянника с днём рождения. Когда же с нами случилось горе, даже простой эсэмэской не выразила сочувствия на протяжении целого месяца.
И вот так случилась, что на сорок дней решила приехать к нам. Зачем? Либо из-за того, что ударилась в православие и надумала таки благое дело, либо просто решила заговорить совесть. Как только Наталья не пыталась отговорить её поменять решение, но та стояла твёрдо на своём.
На печальную дату мне снова стало не хорошо. Они приехали вместе - мама и дочь. Увидев меня, мама Наташи горестно покачала головой:
- Ох, Юра, Юра, уж сильно ты тоскуешь.
Вначале Наташина мама не осознала всю глубину горя, что постигло нас. Больше жалела дочь, считая, что мужчина и страдать-то не умеет. Со временем страшной волной к ней пришло понимание всего трагизма ситуации - она осталась одна, совсем без внуков. Брошенная в переживаниях в далёкой деревне принялась на глазах сохнуть, терять вес, превращаться из полной жизненных сил женщины в египетскую мумию. Убивалась по Сашке она неподдельно. И стала как стена, как гранит, веря в одно - в безгрешность своего внука.
Первый день, пока мама находилась рядом, Маша вела себя на удивление прилично. На следующий день, выставив гору блинов на столе, мама Наташи уехала, оставив Машу на наше попечение. Ей нужно было дождаться до утра, до рейса на Москву.
Вечером к Наталье пришла подруга. Тина* поддерживала нас всё время. Обоих. В самый тяжёлый момент в жизни. Невысокая, очень красивая блондинка с чудной фигурой и огромным добрым сердцем она являлась для нас и помощницей, и опорой и тем светлячком, что разгонял тьму. Она старалась всегда быть рядом. Однажды я поблагодарил её за всё, что она для нас сделала, а Тина лишь удивилась в ответ:
- А разве ты поступил бы по-другому?
Итак, тесной компанией мы расположились за обеденным столом. Наталья разлила чай в чашки, передо мной стояла ваза с конфетами, рядом большая тарелка с внушительной стопкой поминальных блинов. Некоторое время мы говорили с Тиной об совершенных бытовых пустяках, не касающихся смерти сына, что, видимо и не понравилось Маше. Её лицо вдруг окаменело и стало выглядеть на редкость сурово. После недолгого молчания она вдруг прервала Тину:
- Девушка, а вы в гостях не засиделись?
Хоть Маша и произнесла вопрос негромко, но в голосе хорошо слышалась неприкрытая угроза. Трудно было поверить, что подобное в очень тяжёлый для нас день мог сказать человек с несколькими высшими образованиями. Да ещё и в моём доме.
Впрочем, Тина не растерялась. По её улыбке я понял, что она произошедшее восприняла как шутку:
- Да я вообще-то не к вам в гости пришла, - довольно бойко ответила она.
- Вы бы, девушка, быстро бы собрались и пошли отсюда. Собралась быстро и ушла!
Последние слова произнесены были не просто громко - их почти прокричали в лицо. Они разрубили воздух словно лезвие топора. И как будто воткнулись мне в грудь. А каково было Тине?
На мгновение за столом воцарилось тягостное молчание.
А потом я увидел, как Тина покраснела, отодвинула стул и стремительно вылетела в коридор.
Я тоже вскочил со стула.
- Ты не в своём доме, - сказал я ей. - И не тебе, б***, распоряжаться, кому приходить в гости, а кому нет.
- А ты был с ним? Ты был с ним? - зло сверкнула глазами Маша в мою сторону. Странно было слышать любые обвинения в свой адрес от 'родственницы', ни разу не поздравившей племянника с днём рождения.
- Что ты говоришь? - искренне возмутилась Наталья. - Он был с ним всегда! Я была всё время спокойна, когда уезжала, он всегда, всегда был рядом!
Не слушая их, я бросился вслед за Тиной в коридор. Она стояла и плакала. Я давно знал её и не видел никогда, чтобы она так сильно расстроилась, разве что на похоронах сына, которого Тина знала очень хорошо. Мне очень больно было видеть её слёзы, было что-то такое, что подсказывало мне - её очень, очень больно ранили. Моё сердце пыталось выскочить из груди, я непроизвольно шагнул к ней и обнял её.
- Не плачь, Тина, не плачь...
Она услышала бешенное биение моего сердца и сквозь слёзы прошептала:
- Боже! У тебя сердце сейчас выскочит из груди! Как оно у тебя сильно бьётся...
Затем отпрянула назад, вытерла ладошкой слёзы. Торопливо обулась и ушла. На душе стало вдруг очень тяжело. Как-то пусто. Было одновременно горько и обидно.
Я поднялся к себе наверх. Принял очередную дозу весело выглядевших на ладони разноцветных таблеток, что должны были немного успокоить бушевавшие в голове и груди страсти. Не успел хотя бы немного вернуться в нормальное состояние, как услышал в сердцах сказанную в коридоре Наташей фразу:
- Ты всегда только и делала, что портила мне жизнь!
И ещё какой-то шум...
Заставил встать себя и как истинный миротворец потащился в соседнюю комнату. Когда вошёл, то увидел разгневанную Наталью возле дверей и сидящую на диване, рыдающую её сестру.
Наверное, у меня слишком уж доброе сердце. Я подошёл к Маше, нагнулся и принялся гладить её ладонью по голове:
- Маш, успокойся, всё хорошо, всё хорошо. Поссорились - теперь надо и примириться.
Она вдруг отбросила в сторону мою руку и вскочила на ноги. Лицо перекосилось жуткой гримасой, какое-то безумие овладело ею. Недолго думая соединила вместе две ладони и образовав большой кулак со всего размаху ударила им прямо мне в сердце. Магический молот как мне показалось, полностью раздробил грудь. Он попал точно туда, куда его и наметили - в моё истерзанное и разбитое сердце.