Падший

   Клаус только успел услышать, как тихо, среди полной тишины произнесла Грета:

   - Смотрите, у него опять встал. Да ещё как...

   И тут же умер. А мигом позже перенёсся в уже знакомое место. Он снова стоял перед троном и весами.

   - Опять ты, Клаус? - удивилось всемогущее создание на троне. - Я ведь отпустил тебя, смертный!

   - Но они снова меня повесили, монсеньор.

   - Кхм... Понятно. Свобода, значит, выбора. Зря мы её вам дали... А зрители? Как отнеслись к этому те люди, что собрались на площади? Ведь они видели чудо. Чудо, что сотворил не ты, а я.

   - На этот раз разделились во мнении. Одни говорили, что я должен умереть. Другие же засомневались в правильности содеянного и просили подарить мне жизнь.

   - Весьма любопытно, Клаус, весьма любопытно. А ты сказал, что это именно я тебя отпустил?

   - Конечно. Разве в таких случаях молчать будешь?

   Та чаша, что уже перевешивала другую, с грехами, дрогнула и опустилась ещё ниже.

   - Я недоволен, Клаус. И по-прежнему считаю, что твоё время ещё не пришло.

   Он снова щёлкнул пальцами в своём круге света, куда не мог проникнуть взор человека и несчастный опять переместился на Землю. На то самое место.

   Он хрипел и плевался, пытаясь встать. На груди висело уже две оборванные верёвки, а шею захлёстывали две петли.

   Теперь зрители смотрели на него не с растерянностью и изумлением, а с самым настоящим страхом и ужасом.

   - Он вернулся. Клаус снова вернулся, - прошептал магистратор.

   - Он вернулся!

   - Отпустите Клауса!

   - Отпустите Клауса, как велит Бог!

   Толпа зашумела, заволновалась и начала напирать на стражников. Они пытались сдержать их, хотя уже и сами не испытывали никакого желания ввязаться в настоль пугающую историю. А люди кричали и всё больше теснили их:

   - Отпустите Клауса!

   - Никогда, - поднял рывком на ноги Клауса рыжий палач.

   - Бог отпустил меня! Он помиловал меня и сказал, что я должен жить! - громко закричал человек с двумя петлями на шее и его клич тут же подхватили многие из тех, кто собрались, уже нисколько не скрываясь:

   - Бог простил Клауса!

   - Бог помиловал его!

   Петер схватил Клауса за волосы и потащил его по ступеням. То, что он сделал, было очень больно. Никогда раньше коротышка всю жизнь боявшийся его, Клауса не осмелился на такую дерзость. Эх, были бы только у него сейчас развязаны руки, он бы ему показал!

   - Ты не уйдёшь от меня, - палач заставил выпрямиться приговорённого и сорвал с шеи остатки от прежних попыток - куски верёвок, переходящие в петли. На местах удушении, на коже остались кроваво - синие рубцы. Петер накинул на шею Клауса новую петлю. - Ты нигде не скроешься от наказания! Скажи мне, скажи мне, Клаус, какой вкус у поцелуя смерти? Ты же это знаешь, ты должен знать!

   - Я знаю, Петер, один на всём белом свете, - устало признался вор и разбойник.

   - Так скажи же!

   - Никогда!

   - Будь ты проклят, Клаус, будь ты проклят! - взревел в ярости палач и створки в который раз опять разошлись. Клаусу удалось зацепиться за них ногой, но палач больно ударил по ней и тот тяжело обвис на верёвке.

   - У него всё время стоит! Посмотрите! Всё время стоит! Он так хочет жить! Помилуйте же Клауса, и я подарю ему свою любовь! Подарю настолько сладкую ночь, которую он никогда не забудет! - услышал он, крик Греты, и опять умер.

   - Как? Это ты? В какой раз? - с заметным раздражением поинтересовался ангел.

   - А что я могу поделать? Они снова повесили меня, монсеньор.

   - А моя воля?

   - У них оказалось слишком много своей.

   - Ну а народ? Народ, что там был?

   - Народ изменился, милорд. Неистовствует и требует, чтобы меня отпустили.

   - Клаус... - с непередаваемым теплом и состраданием произнесло светящееся существо и встало. Оно оказалось таким огромным, что приходилось задирать голову, чтобы смотреть на него хотя бы снизу вверх. Оно было таким широким, что закрыло собой весь остальной мир. - Клаус, хочешь я, немедленно пошлю камнепад, и все они погибнут.

   - Не надо, не надо, монсеньор.

   - Тогда я вышлю ужасающий мор, и никто не выживет.

   - Прошу тебя не делать этого.

   - У тебя такое доброе сердце, Клаус... - гигантские невидимые руки обняли бывшего вора и разбойника и прижали к чему-то тёплому и мягкому, совсем такому же, как тело матери, когда он в нём нуждался, будучи младенцем. От небесного создания исходило такое сострадание и любовь, что Клаус хотел прижаться к нему всё сильнее и сильнее.

   Но объятия почему-то разжались.

   - Я люблю тебя, Клаус, - мягко сказал ангел, - и открываю для тебя путь на небо. Нарекаю иным именем. Теперь ты не Клаус, теперь тебя зовут Амаил.

   Клаус вдруг почувствовал приятный зуд между лопатками, в том месте, откуда появились и начали расти крылья.