Падший

   - Как там горожане? - почему-то первым делом поинтересовался Свет с крыльями.

   - Беснуются, - честно ответил Клаус. - Радуются совсем как дети. Так радуются, как я никогда не видел. Как будто попали на праздник.

   - Их можно понять, - заметил Свет, - у них ведь совершенно нет никаких развлечений. Жизнь трудна, тяжела и быстро заканчивается. Нужно же как-то снимать стресс.

   Разбойник совершенно не знал, что означает слово "стресс", но поспешил согласиться:

   - Конечно, надо иногда и расслабиться. Мне и не жалко совсем, пусть смотрят.

   - Я много слышал о тебе, Клаус. И много знаю о тебе, - строго произнесло неведомое создание.

   - И? - замер Клаус.

   - Очень много всего. Больше плохого, чем хорошего.

   - Меня могли оговорить. Все люди такие. И потом не всё, что мы считаем злом, может оказаться таковым при более близком рассмотрении. Иногда зло и есть добро.

   - Что ты имеешь в виду? - с заметным удивлением спросил судья.

   - Ну, вот например, если я граблю заезжего богатея, не нашего, и раздаю большую часть денег для семей нуждающихся, этот поступок засчитывается, как недобрый?

   - Кхм... Но он же жалуется нам на тебя через тех, кто представляют нас на Земле. Впрочем, засчитывается. А как насчёт убийств?

   - Во всех случаях, монсеньор, на меня нападали первыми, и мне приходилось защищать жизнь. Поэтому всё выходило как бы... случайно. Ведь так должен действовать любой христианин, если он находится в здравом уме, не так ли?

   На некоторое время высшее создание задумалось. А потом громогласно объявило:

   - Признаю, что возникла дилемма, благодаря найденным тобой аргументам. Попробуем разобраться в ситуации, Клаус из Шомбурга при помощи весов.

   Внезапно перед человеком возникли большие золотые весы. Ничто их не удерживало, они ни на что не опирались, но, тем не менее, без всякой опоры висели в воздухе напротив его груди. Обе чашечки застыли в одном положении, одна напротив другой. Ни одна не перевешивала другую.

   Они показались Клаусу настолько красивыми, покрытые волшебной изящной резьбой, что попадись ему внизу, среди людей, он ни на секунду не задумывался бы перед тем, чтобы украсть их.

   - Вот видишь, о чём я тебе и говорил, - продолжил его могущественный судья. - В одной чашечке находятся твои добрые поступки, в другой то, что ты не должен был делать. И на данный момент они совершенно одинаковы по весу.

   Вдруг чашечки весов закачались, и один край немного опустился, а другой поднялся. Что перевесило - зло или добро?

   Ангел так и сказал:

   - Что же перевесило? Клаус, знаешь, что перевесило?

   - Что, монсеньор?

   - Не поверишь. Твоя мученическая смерть. Получается, что тебе пока рано уходить.

   Он щёлкнул где-то внутри своего светового круга пальцами.

   Хоп!

   Верёвка на шее повешенного лопнула, и тело мешком повалилось на землю. Ничто не мешало увидеть собравшимся на площади горожанам, как упал с виселицы вор Клаус. Ведь страшный помост был снизу открытым для обзора и держался на толстых деревянных квадратных опорах, потемневшим от времени и крови.

   С другой стороны ничто теперь не мешало и Клаусу увидеть лица окружающих. Он с трудом встал на колени и обвёл взглядом толпу.

   Стражники смотрели на него и только на него, не в силах вымолвить ни слова. Молчали и остальные и их лица выдавали ту бурю эмоций, что бушевала внутри - страх, изумление, ужас.

   - Меня помиловали. Там, на небесах, - с трудом, словно оправдывая своё возвращение, прохрипел Клаус.

   - Смерть Клаусу - преступнику, - глядя в лицо вернувшемуся с того света человеку неуверенно прошептал сын Эдигера, явно рассчитывая на поддержку в этом вопросе окруживших его взрослых горожан.

   Кто-то в толпе услышал Клауса и поддержал его:

   - Его помиловали на небесах! Повешенному, вернувшемуся к нам с того света - помилование! Так сказано в древних летописях!

   - Решение городского совета должно быть выполнено при любых условиях, - тихо и неуверенно произнёс толстый, маленький и лысый магистратор, тот, что недавно зачитывал приговор.

   Кто-то грубо схватил Клауса за шиворот и потащил вверх на эшафот по ступенькам. Петер не терял времени даром. Как только понял, что произошла накладка, закрыл створки, а через балку перебросил новую верёвку с петлёй.

   Лицо его перекосилось:

   - Никто ещё не уходил от меня живым, Клаус! И тебе не судьба. Скажи мне только... Какой на вкус поцелуй смерти?

   - Отпусти его, Петер, - нерешительно сказала какая-то совершенно невзрачная сухонькая старушка, одетая в ворох выцветших лохмотьев. - Его же помиловал сам Бог!

   - Никто не уходил из моих рук и этот мошенник не уйдёт! - неожиданно, совсем, как разъярённый бык заревел палач да ещё так громко, как никто не мог ожидать от него, такого невысокого и неказистого. Клаус захотел ударить его в лицо, но руки-то его по-прежнему были связаны за спиной. - Но он может, купить себе целую минуту жизни! Я всегда хотел узнать. Я всегда хотел узнать. Скажи мне, какой на вкус поцелуй смерти, ведь ты единственный, кто ходил на ту сторону и вернулся назад.

   - Ты сам когда-либо узнаешь, без моей помощи, - улыбнулся ему Клаус и тут же палач в гневе дёрнул за рычаг. Створки снова открылись, и разбойник повис на верёвке. Сил у него оставалось мало, поэтому и танцевал он в воздухе ногами совсем недолго.