Попутчики

— Слушай…

— Я могу не знать этого человека. Но если допустить, что это кто-то, о ком мне известно… И если предположить, что ты снимаешь барьеры для того, чтобы оказывать какое-то воздействие на его поле… Сенсорик бы точно такое почувствовал. Значит…

— Это не…

— Возможно, блокировка поля не так безобидна, как говорят. Или твоя сестра не так благоразумна, как кажется. Учитывая её поступок, это звучит правдоподобно. Возможно, она делает что-то, что ставит под угрозу её безопасность, или безопасность вашей семьи, или…

— Прекрати.

Его ладони с силой впечатались в гранит, и Попутчик замер, напряжённо уставившись в дальнюю стену. Его взгляд казался материальным и таким горячим, что Мэй не рискнула бы пересечь его траекторию. И всё же она продолжила, стараясь смягчить напитанный эмоциями голос:

— У тебя наверняка есть причины поступать именно так. И, возможно, это даже правильно — тебе лучше знать. Но что, если ты чего-то не заметил? Ты смотришь на проблему только с одного ракурса и можешь упустить какую-нибудь мелочь. Возможно, я тоже её не увижу, но две головы почти всегда лучше, чем одна. Когда речь не идёт о хранении секретов, или когда ты точно знаешь, что секрет не будет никому передан. А ты это знаешь, Попутчик. Ты не мог этого не понять.

Не понять и правда было почти невозможно. Её поле — в тот момент, когда Крис чувствовал его, как своё собственное, — говорило больше, чем могли выразить слова. Открытость Мэй озадачивала и немного пугала: Крис не помнил, чтобы кто-то подпускал его так близко. По крайней мере, добровольно и осознанно. Мэй не могла не понимать, какую власть отдаёт в чужие руки, и принимала опасность уверенно и твёрдо. Если бы он уловил хоть отголосок сомнения, то не решился бы продолжить контакт. Но её желание помочь было таким жгучим и яростным и так отчётливо перекрывало страх, что Крис не позволил себе отвергнуть эту помощь. И даже сейчас, когда успокоившееся поле не доносило до него эмоций собеседницы, он больше не мог в ней сомневаться.

Впрочем, тема разговора от этого приятнее не становилась.

— Тяжело с тобой, — выдохнул Крис и, рухнув на офисный стул, всё же сумел улыбнуться.

На самом деле с ней было до странного легко. Легко говорить. Легко думать. Легко терять счёт времени и забывать об осторожности.

— Тина пыталась снять блокировку поля. Несколько раз, ещё зимой. Неосознанно, конечно.

— Во сне? — предположила Мэй и, заметив его удивление, тут же объяснила свою проницательность: — Тётя Бэт говорила, что поначалу ей снились сны. Какие-то стены, которые очень хотелось разрушить, как будто за ними было что-то очень важное. И она пыталась то перелезть через них, то вытащить камни, то ещё что-то…

— Возможно, это какая-то общая реакция, — пожал плечами Крис. — Поле посылает в мозг сигналы, пытается восстановить связь. Но Тина не просто лезла на стену. Она во сне чувствовала поле и била силой по настоящим блокирующим печатям. До тех пор, пока я её не будил. А это было не так-то просто. Это как будто не сон даже, а обморок, или транс, или я не знаю что. Такого уже давно не было, но, если повторится, я должен буду знать, чтобы вовремя её остановить.

— Думаешь, она действительно может сломать блок?

— Надеюсь, что нет. Но проверять не хочу. — Он только сейчас заметил, что бессознательно вертит в пальцах огрызок карандаша. — И то, что у Бэт ничего не получилось, меня не успокаивает, потому что Тина сильнее. Если в пределе смотреть. На голом энтузиазме она бы контроль над Вектором не перехватила. Плюс у неё блокировка временная, а она не такая мощная и вообще немного по-другому работает.

— И ты снимаешь свои барьеры, чтобы контролировать её сны? Каждую ночь?

«Сумасшедший!» — отчётливо прозвенело в её удивлённом тоне.

Крис кивнул.

— Это всё, что я могу сделать.

Сумасшедший. Почти самоубийца.

Мэй нервно потёрла запястье у границы металлического стабилизатора, который вдруг сделался ужасно неудобным.

— Может, обратиться к тем, кто блок ставил? Это же наверняка не первый случай.

Она понимала, что, если бы решение было таким простым, Попутчик нашёл бы его сам и гораздо раньше, чем через полгода. Но повисшее в лаборатории молчание хотелось прервать — пусть даже глупым вопросом.

— Не первый, — согласился физик. — И даже стандартная процедура предусмотрена. Можно укрепить блок, чтобы не сломался. Но тогда и снять его полностью уже не получится. И весь этот испытательный срок не будет иметь никакого смысла.

— А если она сломает печати, испытательный срок не засчитают?

Он вздохнул.

— Засчитают. Это не преступление, когда случайно. Так что просто погрозят пальчиком и восстановят блок. Если будет на чём восстанавливать. — Карандаш вырвался из слишком сильно сжавшихся пальцев, отлетел в угол, ударился о стену, покатился по полу. Попутчик машинально провожал его глазами, будто не видя. — В Содружестве известно только три случая, когда блокировку ломали изнутри. Все три раза это были осуждённые на испытательном сроке. Один умер в процессе слома от необратимых повреждений поля. Второй — через три месяца, тоже из-за проблем с полем. Третий не умер, но живёт на постоянной поддерживающей терапии. Не самая заманчивая перспектива, да?

Очень хотелось найти какое-нибудь достойное «а что, если…» Какую-нибудь лазейку из тупика, который Попутчик наверняка обследовал вдоль и поперёк. А ещё очень хотелось поинтересоваться, что будет с его собственным полем — через месяц, через полгода, через год…

— Откуда ты всё это знаешь?

— У меня очень уважаемый папа, — невесело усмехнулся Попутчик. — Ему такую статистику раздобыть — вообще не проблема. Ради любимой дочки он и до каких-нибудь секретных файлов докопался бы, а это почти открытая информация.

— А о твоём участии он знает?

Попутчик дотянулся до вазы с фруктами, взял первое попавшееся под руку яблоко и принялся перекатывать его из ладони в ладонь, как маленький мяч.

— Знает. И не возражает, кстати.

— Не позавидуешь ему, — посочувствовала Мэй. — Не представляю, каково это — выбирать между сыном и дочерью. Как вообще это можно сделать?

Попутчик поднёс яблоко к губам, но не надкусил, а лишь прикрыл глаза, вдыхая запах.

— Он не выбирал, — сказал наконец и снова замолчал, будто этого ответа было достаточно.

Мэй так не считала.

— Договаривай, — потребовала она, и Попутчик открыл глаза.

— Он не маг, и ему не обязательно вникать в детали, — улыбнулся физик и откусил от яблока солидный кусок.

— Детали — это цена, которую ты платишь?

Попутчик старательно жевал, разглядывая след собственных зубов на сочном фрукте.

— Тогда я тем более ему не завидую. Что с ним будет, когда…

— А давай мы меня прямо сейчас похороним, а? — неожиданно огрызнулся физик и, казалось, с трудом удержался от того, чтобы запустить яблоком в стену. Но вместо этого откусил ещё один кусок и, расправившись с ним, продолжил тише: — Ничего с ним не будет. И со мной тоже. У меня пластичное тренированное поле. Я чёрт знает что могу выдержать, и с этим как-нибудь разберусь.

— А ты не думал, что было бы честнее показать ему всю картину?

— Честнее и лучше — не всегда одно и то же. — Вспышка раздражения оказалась короткой, и теперь Попутчик рассуждал спокойно и почти весело, продолжая хрустеть яблоком. — Если он узнает, то захочет поступить правильно. А здесь нет правильного — есть только выбор между двумя одинаково паршивыми и непредсказуемыми вариантами. Ты сама сказала: невозможно выбрать между сыном и дочерью. Объективно, по крайней мере. Субъективно — другое дело. Но он даже самому себе не признается, что действительно мог бы сделать этот выбор. Особенно сейчас. Так что я просто облегчил ему задачу. А учитывая, что я действую в его интересах и в соответствии с тем самым выбором, который он сделал бы, если бы не эта дурацкая правильность… В общем, мне совсем не стыдно.