Страница 21 из 30
— Его сын сейчас лучший наш лазутчик Хэнаня, и однажды может стать не менее легендарным бойцом, чем его отец, или Лео. Пример неудачный, Бин, он только доказывает, что иногда обзавестись семьёй — не лишнее.
— Не знаю, я не согласен, хоть что ты говори.
— На то ты и Бродяга, — откинулся Эн, потянувшись за чашкой, чтобы налить себе кипятка и всыпать заварки. — И, возможно, тебе просто не нравится Заринэ сам знаешь из-за каких ассоциаций.
— Я стараюсь не думать об этом, — поймав не убежденный взгляд, Хонбин поднял руки. — Хорошо, она мне не слишком симпатична. Потому что меня вымораживает её покорность и узколобость. Я не понимаю таких девушек… девушка должна быть самодостаточной, знающей, чего хочет, имеющей свою голову на плечах, умеющей пользоваться свободой, а ни неведающей, что это такое и невыносящей её.
— А Лео, по-моему, нравится, что она не эмансипированная нимфетка из мегаполиса.
— Я тоже не славил эмансипированных нимфеток, — поднял палец Хонбин, внося ясность.
— А что ты славил? Феминисток-лесбиянок? Неудовлетворенных карьеристок, склонных к истериям, потому что независимо и гордо несут бремя матери-одиночки, успешной бизнес-леди и светской львицы одновременно?
— Ну, хорошо, — вздохнул Бродяга. — А какими, по-твоему, должны быть женщины?
— Женщины? — Посмотрев на смятое спальное место, где ночевали Лео с Заринэ, Эн провел языком по зубам и, обделено поведя носом, снял котелок с огня. — Женщины просто должны быть, Бин, особенно когда их очень хочется.
Лео вернулся, приведенный в порядок, с небольшой охапкой веток, чтобы хватило на разогрев завтрака. Разговоры об интимном вежливо прекратились. Подсаживаясь к огню, немой обернулся через плечо к персиянке. Она уже выжидающе смотрела на него, будто ждала сигнала. Он чуть заметно кивнул и Заринэ, сорвавшись с места, мигом была возле него.
Их было около двадцати. Если быть точным — двадцать три. Хонбин, Эн и Лео вышли на них случайно, в этот раз не ища намеренно преступников в горах, чтобы подчистить Тибет от разбоя. С ними была Заринэ, ограничивающая их привычную деятельность. Но раз уж судьба сама вывела их на это бандитское формирование, то обходить и уходить никто не хотел. Лошадей привязали подальше, спрятав за кустами, персиянке велели спрятаться в кусты неподалеку. Они почти достигли низин, ступая по последнему каньону, когда обнаружили эту помеху из беглых воров или головорезов, поэтому снега остались позади, в верхах, а впереди расстилалась всё более разнообразная поросль.
Девушке никто толком не объяснял, что должно произойти, но она примерно поняла, затаившись, как было велено, в ивняке. Трое друзей быстро разработали план нападения и разошлись в разные стороны, каждый с огнестрельным и холодным оружием. Когда стычки происходили в опасных и склонных к обвалам и осыпям проходам, то стрельба отменялась. Риск быть погребенным под лавиной снега или камней всегда существовал. Но только лишь платформа для боя выравнивалась, как в ход шло всё.
Лео взял на себя вражеских дозорных, стоявших на стрёме. Двое против одного — ерунда для его навыков. Других было не так-то просто поразить разом. Они разбрелись по организованному временному лагерю. С ними было четверо женщин и стариков, кто-то из коренного населения Тибета, невольно притащенные сюда, чтобы обслуживать шайку. Вот из-за таких вкраплений и гранату не кинуть… Да и портить динамитом ландшафт не в духе цивилизованного воинства.
Хонбин взял в каждую руку по пистолету. Если прицелу будет сопутствовать удачное расположение бандитов, то он за секунду уложит двоих, и ещё двоих, прежде чем остальные всполошатся, пригнутся и попрячутся. Эн вооружился револьвером и метательным диском. Пуля-то вылетит только для одного, а правильно выбранный угол и заданный алгоритм металлического лезвия проедется по трем-четырем глоткам. Хоакин как раз приглядел стоявших, сами того не подозревая, очень удобно, в рядок.
В зоне видимости друг друга, Эн и Бродяга подползли к краю зарослей, торчавших из валунов, за которыми, считая себя в убежище, топтались преступники. Лео действовал сам по себе, без согласованности, поскольку убрать дозорных можно было незаметно — они стояли на посту за поворотом, где проходила проезжая горная дорога. Ну как проезжая… по ней ездили на вьючных животных, или на своих двоих, однако тропа была твердой и надежной. Золотые же никогда не пользовались такими путями. Им достаточно было малейших выпуклостей в совершенно вертикальных скалах, чтобы проложить себе собственную дорогу.
Хоакин и Хонбин действовали синхронно, чтобы не спугнуть мишени друг друга. По условному сигналу, поданному глазами, ведь все руки были заняты, парни открыли пальбу, нарушив покой и тишину дня. От выстрелов Хонбина пало трое, а четвертый, как назло, оказался юрок и ловок. Эн тоже уложил троих, хотя четвертого зацепило. Разобравшийся с постовыми Лео появился с противоположной стороны и, когда бандиты орали, скрываясь, кто за чем мог, и, отстреливаясь в сторону Бродяги и Хоакина, выдавших себя направлением упавших преступников, Лео очутился прямо за спиной схватившегося за ружьё мужчины, и перерезал ему горло блеснувшим ножом. За какие-то две минуты из двадцати трёх негодяев в живых осталось четырнадцать. Так сражались золотые. Так привык Лео, спасавший несколько лет заложников из-под прицелов террористов. Пока они разворачивали дуло в сторону пленников, то есть, за долю секунды, ему необходимо было нейтрализовать их всех — двух, трех, семерых, десятерых. И у него это получалось, чего бы ему это ни стоило. Например, взрыва той бомбы, от которой он закрыл мальчишек и погрузился в кому на полгода. Лео не вспоминал об этом, когда снова сражался, как сейчас. Испытавший на себе все муки и последствия героизма, он не испугался и не отступил. Он стал ещё сильнее.
Эн и Хонбин тоже бросились в гущу событий. Выбив у двоих пистолеты, они схватились врукопашную. На Лео налетело четверо, но пока они ещё только раздумывали, как нападать, он уже выкрутил руку одному, бросив его себе под ноги и вырубив, и полосонул через всю грудь второго. Третий и четвертый надумали бежать, но столкнулись с освободившимися товарищами Лео. Втроём они моментально истребили неудавшихся трусов. В лагере осталось восемь человек, все в разных сторонах, некоторые успевшие достать стволы и палящие в сторону золотых, умудрившихся уйти от пуль, пока бились руками. Хонбин перекатился по земле и, подкравшись к перевернутому ящику, за которым сидел кто-то с ружьём, скользнул за него, выставив вперед нож. И в то же мгновение его рука остановилась, увидев перед собой женщину, не слишком изящную, за тридцать, запыленную и, по всей видимости, побывавшую когда-то в тюрьме. Женщина… сражаться с женщинами — противоестественно, нечестно. Хонбин сделал усилие над собой, занеся руку ещё раз. Бандитка вылупилась ему в глаза, видя перед собой смерть и приговор, но уже начиная сомневаться, разглядев молодого человека, чьё благородство поколебало воинский запал. Перед глазами Хонбина предстала мертвая, вся в крови, Малика, погибшая не от выстрела и не от удара клинков, а от нестерпимых пыточных страданий. А эта банда, которую они сейчас косят — она китайская. Связана ли она с теми людьми, что искали их? И искал ли их на самом деле кто-то? «Малика, ты была лучшей, но и ты не увидела пощады» — подумал Хонбин и, стиснув зубы, дернул на себя женщину, насадив её на нож. Она ахнула, издав хрюкающий, похожий на краткий храп звук, как свинья в руках опытного мясника, что знает, как лишить жизни без боли, сразу. Дух вышел из неё моментально. Вытаскивая окровавленный нож из тела, Бродяга не заметил в пылу, что его рука дрожала. Это была первая убитая им когда-либо женщина, и он старался не думать об этом, понимая, что впредь его уже никогда не остановит то, мужчина это или нет. Теперь ему будет всё равно, окончательно и бесповоротно, лишь бы дело было сделано.
Посчитав убитых, троица застыла, обнаружив лишь двадцать два трупа. Перепроверив всё, они убедились, что одного не хватает. Сбежал? Спрятался? Лео прикрыл глаза, втягивая носом воздух. Его нюх мог вывести на след живого присутствия. Они все посторонились, поближе к горному откосу, чтобы не находиться в легком доступе, если последний притаился с оружием. Эн указал захваченным в услужение аборигенам, что они могут идти, и два старика с двумя женщинами, постарше и помладше, гуськом пошли выбираться к тропе, когда послышался сдавленный и глухой стон. Лео тут же рванул в ту сторону, приятели последовали за ним.