Страница 2 из 6
Лёшкин голос поплыл, потерялся в помехах и пропал окончательно незадолго перед второй остановкой на стометровой глубине. Я сразу набрал пальцем на руке:
«вишу ничего не слышу отлично».
Пусть знают, что связь звуковая пропала, а я в порядке. Начинать баловаться со знаками препинания я не стал. Как поймут, так и поймут. Связь цифровая на таком расстоянии всё ещё должна была действовать.
Меня там поняли. В ответ пришло сообщение:
«Пока висишь, сообщай, что видишь».
Не дождутся! Я так глубоко ныряю впервые, буду сам смотреть что здесь и как. Пусть мой напарник им все эти прелести потом расписывает. Он вчера полночи готовился работать бесплатным корреспондентом.
За стометровой отметкой ещё немного стемнело. Сгущавшийся сумрак насытился синими тонами. Ещё немножко и всё совсем посинеет. И слабая подсветка монитора на руке и пузырькового шарика на другой теперь стали ярче.
Стайных рыб на такой глубине уже нет. Только различные одиночные хищники. Мелкие. Крупных хищников, вроде акул, здесь я ещё не видел. И метровая пика, закреплённая на спине, я боюсь так и останется не испытанной в настоящем деле.
Там, где у меня ноги, наверно, низ. Надо об этом постоянно вспоминать… Когда меня начинают опускать, возникает неприятное ощущение бездонного тёмного провала внизу… Хорошо, что ещё достаточно светло и не надо включать прожектор. Ещё нет и двухсот метров, и там на дне свет мне будет нужнее.
Последние остатки цифровой связи пропали ниже двухсот пятидесяти, после очередной остановки. Не страшно. Внизу остаётся ещё один транслятор, правда он не такой мощный, как верхний.
В то же время стал ощущаться холод. Температура пока я опускаюсь заметно упала. Почти как в зимней проруби теперь, куда я окунулся как-то в детстве, решив проверить толщину льда. И спас меня мой брат. И мы потом в мокрой одежде бежали домой и там оба были наказаны за шалость…
Решил пока не беспокоить подогрев, какое-то время старался обойтись своими силами. Поработал пальцами в тугих перчатках, от души помахал ногами в ластах. Как бы почти согрелся. Но на очередной остановке всё равно пришлось включить терморегуляцию. И ещё подсветку на пальцах, от этого возле рук разлилось небольшое сияние.
Свет сверху ещё поступает, но его уже мало. Темнота снизу и темнота вокруг заметно сблизились. Появилось ощущение глубокого и узкого колодца посреди океана.
Кстати, скафандры наши пришли вместе с братом. Их готовили для экспедиции как будто на Марс, или что-то в этом роде… По крайней мере, они должны быть тёплыми и герметичными. В них, как в большом доме, жидкостная отопительная система, работающая даже для пальцев на ногах. И удобная цифровая связь и управление. А также, как в обычных гидрокостюмах, туго обтягивающая тело, трёхслойная оболочка… Неужели в такой хламиде эти умники собирались как-то покорять Марс? Наивняк, ничего у них не выйдет! Даже здесь, в воде, я понял, как это безнадёжно жалко будет выглядеть там, на холодном Марсе.
К тому же нам всё равно пришлось многое за эти полгода переделывать в скафандре, чтобы можно было работать под водой.
После шестой остановки, когда до дна осталось одно последнее зависание и меньше восьмидесяти метров, неожиданно моргнул коммуникатор и дошло текстовое сообщение, состоящее из обрывков:
«…то…64…им…за…смоляков…».
Я не понял, какой-такой этот Смоляков, фамилию эту в первый раз видел, и она мне ни о чём не сказала. Но на всякий случай ответил на эту абракадабру привычным «ок». После чего цифровые сообщения совершенно перестали приходить. Как видно, и они моего ответа тоже не поняли.
И после прохождения последней остановки, смог снова расслышать голос Лёхи:
«Саш… Ты меня слышишь?..»
Лёху перебил чей-то негромкий голос:
«Ты набери ему текстом…»
Но Алексей упрямо повторил:
«Как слышишь меня, ответь!..».
Я тут же набрал:
«слышу леша».
Алексей обрадовался:
«Хорошо что ответил! На какой ты глубине сейчас?».
Так как вопрос был не ко мне и был каким-то позиционным, а трос быстро скользил вниз, я отвечать не стал. Пока набираю, да пока это до Лёши дойдёт, я буду уже там. Трос опускался стремительными рывками, а до дна остались уже считанные метры. Пора было готовить приземление.
Я включил прожектор на плече. И ближайший ко мне мир воды вспыхнул яркими красками… То, что я считал работой глаз, оказалось больше работой воображения. Неподвижной кромешной лиловой пустоты больше не было. Ярко-зелёная вода сияла по всему пути видимого луча до самого дна…
Удар ногами в дно я всё-таки прозевал. Спружинить не удалось, ударился подошвами в ластах, ноги успел подогнуть и сразу завалился на бок в облако поднявшегося ила. А трос, продолжая скользить вниз, широкими петлями падал на меня…
«стоп» – торопливо набрал я, замерев в лежачем положении. Вода засияла жирной мутью, пришлось коммуникатор приблизить к самому стеклу шлема, чтобы за туманом разглядеть клавиатуру.
Лебёдка остановилась только через пятнадцать секунд. Оторвать себя от дна мне было уже невозможно, более пятнадцати метров железного троса, кольцами огрузившего мой скафандр, неподъёмно придавили ко дну. А найти какая петля лежит на какой, в этом положении я не мог. И снова на руке набрал:
«вира помалу».
Мне ещё необходимо было найти в этих петлях свой карабин и успеть отцепить себя от троса.
Глава 2. Близнецы
Ира.
Меня в этот день стуком чем-то твёрдым по стеклу моей камеры-одиночки, разбудили вместе с Сашкой. Спать со всей этой требухой, торчащей изо рта, оказалось совсем не прикольным. Но я всё-таки немного спал!.. Сегодня ночью, когда вернусь, уже я буду спать как нормальный человек.
Я проводил брата только глазами, когда его камеру поднимали, связь с ним выключили, видимо, раньше.
На мои обращения через коммуникатор к ответственным за связь: «Доброе утро!» и «Хэллоу! Есть здесь кто?», вообще никто не пошевелился. Правда, минут через десять этого молчания к моей камере подошла Алёна Викторовна и излишне громко произнесла:
– Как себя чувствуем, Ириней Сергеевич?
Она одна звала меня полным именем и, вероятно, на «вы», а не просто во множественном числе. Странная. На судне все, даже капитан и начальник экспедиции, как и последний из матросов, обращались ко мне по-свойски: «Ира». Правда, один капитан облекал это всегда в шутливую форму. Но я на такие шутки давно уже не обижался. Тем более, что он – капитан, власть, и ему можно всё!
Давным-давно, в школе, например, никто не решался дразнить меня, сравнивая с девчонками. Потому, что мы вместе с моим братом были силой! И никому такой наглости не прощали с самого первого класса…
Кто мог знать в то время, что после школы мы пойдём разными путями и каждый своей дорогой.
Я стал, скорее всего, лётчиком, а он, тоже скорее всего, моряком… Моряком потому, что в российской армии Сашка стал служить на Тихоокеанском флоте боевым пловцом. Мы с ним ещё в школе увлеклись дайвингом.
А мне одному удалось тогда поступить в Военно-космическую академию имени Можайского в Санкт Петербурге, куда мы мечтали попасть вместе.
Слышимость в заполненной морской водой камере гораздо лучше, чем на воздухе. Стенки её тоненькие и работают акустическим резонатором, а несжимаемая вода великолепно доносит звук туда, куда надо, даже через акустический барьер наушников. Алёна Викторовна, как всегда, говорила громко и не улыбалась.
Очень строгая девушка. И, по-моему, неровно дышит к моему напарнику, брату Сашке. Но это не моё дело.
Я рукой показал ей, что всё хорошо, и она тут же ушла.
И больше никто не появился…
Вообще я ожидал, что возле меня, запертого здесь, постоянно кто-то будет крутиться. По крайней мере, вчера так и было. А сегодня я уже изнывал от ограничения в общении. Попробовал вызвать Сашку:
«Как дела у тебя там, на дне?».