Белые люди

По одному каналу вечно шли помехи, причём за кадром читали вслух какую-то книгу о старом военном, ждущем письма о пенсии и кормящем петуха. По другому передавали ток-шоу, где мелькали неизвестные Молчанову люди, у которых ведущий обязательно спрашивал: «Есть ли у вас цель в жизни?», или «Когда вы последний раз чувствовали себя счастливым?» и прочие неприятные вопросы. А третий канал показывал новости в городке N. Максим Владимирович никогда не мог найти его на картах. Там вечно происходило что-то душераздирающее или скучное. То кто-то повесился на шарфе, то кто-то заразился от белки бешенством, то какой-то дом снесли.

В общем, жизнь Максима Владимировича Молчанова была наполнена стабильным равновесием. Он был уверен в завтрашнем дне. Уверен и доволен. Уверен во всём, кроме той станции, на которой будет завтра работать. Вот так и проходили дни очередного скучного года Молчанова, когда можно не задумываться о будущем и ни к чему не стремиться. И, хорошо. Потому что, если бы Максим Владимирович хоть раз об этом задумался, то тот же час понял бы, что ему незачем жить. Собственно, и не жил, а существовал.

Но самое главное, сам был доволен своим образом существования. Это нам с вами было бы некомфортно. А Молчанова всё всегда устраивало. Даже к дисании он привык и относился к хронической усталости с утра и до ночи как к чему-то само собой разумеющемуся. Нельзя сказать, что был счастлив. Но Максим Владимирович редко грустил. В основном потому что, чаще всего не испытывал никаких эмоций.

Он не менял своей жизни и продолжал плавать по кругу до череды удивительных событий, которые стали происходить с Молчановым ранним утром седьмого января…

Глава 1. Начало дня

Люди спускались по эскалатору один за другим, один за другим, другой за одним. Их было много. С каждой минутой людей всё прибывало. На часах было семь тридцать утра. Москва ещё не проснулась окончательно, во многом из-за того, что само солнце никак не желало вставать. На улице было темно и многолюдно.

Максиму Владимировичу с его дисанией не доставляло никакого удовольствия видеть сонные лица, плывущие сверху вниз. Впрочем, пожалуй, даже и без дисании Максим Владимирович не был бы рад сегодняшнему утру. На этой неделе Молчанову предстояло работать на станции «Бауманская», где по какой-то причине не хватало сотрудников. Укутанный в своё дешёвое, старое, но всё ещё эффектное пальто, надетое поверх униформы сотрудника метрополитена, он сидел в будке у подножий четырёх эскалаторов и молча наблюдал за посетителями метро.

Будка располагалась между третьим и четвёртым эскалаторами, если подниматься наверх. В целом, рабочее место было достаточно холодным и тесным. Максим Владимирович ворочался в узком квадрате с четырьмя стенами из оргстекла и пытался хоть как-то согреться. Это не удавалось, и он тихо клевал носом. Непонятно было, почему внизу так холодно – «Бауманская» была достаточно глубокой станцией. Во время войны её даже использовали как бомбоубежище.

Откуда-то этот факт взялся в голове Максима Владимировича и повлиял на его сон. Молчанову виделось, что он – советский врач и должен лечить всех раненых, кто каким-либо образом попал на «Бауманскую». Причём почему-то ранеными оказывались вообще все люди, которых Максим Владимирович видел.

Он бегал среди умирающих, при последнем издыхании людей, но всё равно почему-то не хотевших умирать. И чудилось Молчанову, что он единственный здоровый человек на всю станцию. И угнетало это Максима Владимировича ещё больше. Однако стоило ему пришить какому-то солдату руку, как рядом появилась девушка. «Медсестра, видимо»,– подумал Максим Владимирович и, обрадованный тем, что появилась хоть какая-то помощь, побежал лечить ещё кого-то. Потом, он по какой-то надобности повернулся к этой медсестре и опять расстроился – это была не медсестра. Это была просто девушка. Просто девушка, которая непонятно как ещё ходила – настолько она была изранена. Вся сорочка измазана в крови, многочисленные порезы и – самое неприятное – вывихнутая в сторону правая рука.

В эту секунду Максим Владимирович проснулся. Проснулся – и понял: не проснулся. Девушка всё так же маячила у него перед глазами – на сей раз сверху вниз. И тут до Максима Владимировича дошло, что всё-таки нет – проснулся.

Девушка ехала по центральному эскалатору. Такая же израненная и примечательно окровавленная. Ехала в окружении сонных людей, которые, казалось, не замечали её. Максим Владимирович протёр глаза и посмотрел на девушку ещё раз. Всё верно: вот она, едет вниз. Лет двадцати. Красивая, но с безучастным выражением лица, от этого становившегося ещё более жутким. Мельком взглянув на часы, Максим Владимирович отметил, что едва-едва наступило восемь утра.

Когда Молчанов выскочил из своей будки (надо же всё-таки проверить, вдруг нужна помощь), девушка уже шла к поездам. Толпа понесла Максима Владимировича в противоположную девушке сторону – на платформу, откуда ехали в центр. Таинственная же девушка стояла и ждала поезда из центра, где, по понятным причинам, стояло меньше народа.

С трудом выбравшись из потока людей, Максим Владимирович отряхнул помятое пальто, старое и длинное, волочащееся по полу, и направился на другую сторону перрона. Подойдя к девушке на расстояние двух шагов, Молчанов засомневался, стоит ли вообще её беспокоить – ну и что, что вся в крови? Может, модель со съёмок едет? Но потом Максим Владимирович решил, что предложить помощь всё-таки стоит. Исключительно по той причине, что за труп на станции ему сделают выговор.

За мёртвый труп – точно. А за живой, может, и нет. Он похлопал девушку по плечу. Она обернулась и взглянула на Максима Владимировича:

– С вами всё хорошо, девушка?– она недоумённо похлопала глазами:

– Да, а что?

– Вы вся в крови.

– И что?

А вправду – и что?

– У вас рука вывихнута.

– И что?– девушка откинула светлые волосы со лба. Максим Владимирович увидел, что у неё отколота часть черепа.

– У вас дырка в голове.

– Как?– испугалась девушка.– Где?

– Вот здесь,– Молчанов дотронулся до раны на виске и слегка задел кожу. Она была холодной. Девушка достала откуда-то зеркальце и, посмотрев на открытую дыру, скинула прядь волос на неё и улыбнулась:

– Спасибо большое.

В этот момент пришёл поезд. Села на него почему-то только таинственная девушка. Максим Владимирович отошёл от неё и едва не столкнулся с парнем, разговаривающим по телефону. Он вспомнил, что именно этот юноша стоял за окровавленной на эскалаторе. Парень убрал телефон в карман.

– Простите, вы не заметили ничего странного в девушке, которая стояла перед вами?

– Где?– не понял юноша.

– На эскалаторе.

– А кто стоял передо мной на эскалаторе?

– Девушка. Она была вся в крови.

– Разве?– растерянно спросил парень.

– Вы что, не заметили?– сурово спросил Максим Владимирович. Парень испугался.

– Нет…

– Вы хотя бы помните, кто стоял перед вами?– продолжал наседать на юношу Молчанов.

– Да не помню! Не помню!– Рассердился тот.– Кто вообще обращает внимание на тех, кто стоит впереди на эскалаторе?

«И вправду,– подумал Максим Владимирович.– Кто?»

Люди продолжали течь по эскалатору и напоминали Максиму Владимировичу настоящую реку. Разноцветную, разнотонную и постоянную. К десяти часам поток начал редеть. Максим Владимирович потянулся и направился на прогулку по станции.

Время от времени хотелось устраивать такие обходы вопреки регламенту, чтобы проверить, всё ли на его точке спокойно. Убрать особенно нагло проявленный мусор, шугануть подозрительную молодёжь, приглядеть за тем, чтоб никто не бросился под поезд. Всё это доставляло бы Максиму Владимировичу колоссальное удовольствие, разнообразив монотонную работу, если бы Молчанов умел получать удовольствие.

Но, увы, удовольствие для Молчанова было непозволительной роскошью. Максим Владимирович никогда не привносил в свою жизнь никаких радостей. Ровным счётом ничего, что выходило бы за рамки стандартных биологических потребностей. А потребности в радости у него явно не было. Забавно, но кое-какое чувство порой настигало Молчанова. Скука. Если бы у него не было телевизора, то со временем он бы точно растворился в собственных мыслях. Хоть какое-то чувство было в душе Максиме Владимировича.