Невероятная

Подтверждая его слова, невдалеке залилась неприятным пронзительным лаем какая-то мелкая шавка. Пожав плечами, девица развернулась и раскачивающейся смешной походкой пошла вперед. Клим не отставал, с легким недоумением размышляя, с чего это вдруг ему захотелось с ней поболтать. Оттого, что ему очень понравился этот полный собственного достоинства мрачный пес?

– Клим Рогожин, – он решил, что, раз уж они идут вместе, то надо же как-то друг к другу обращаться. – А тебя как звать?

Несколько неприятных мгновений царило молчание, он уж подумал, что она ему не ответит, но девчонка все же сказала:

– Маргарита я, Беликова, – и, нахмурившись, отвернулась.

– О, Рита! – Клим широко улыбнулся. – Мое любимое имя!

– С чего оно любимое? – девица явно не желала говорить с ним по-дружески. – Потому что популярное?

– Знаменитое, – поправил он ее. – Королева Марго у Дюма, Маргарита в «Фаусте» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова, ну и прочие.

– Ко мне они никакого отношения не имеют, – колюче обрезала она его.

– Кроме имени, – он и сам не понимал, для чего ее подначивает, ведь сразу видно, что общаться с ним она не желает. И с чего бы это? Ничего плохого он ей не делал.

– Это да, – вынужденно согласилась она.

Он подстраивался под ее неровную походку, с сочувствием глядя на ее кривую ногу. Сочтя этот взгляд насмешливым, она холодно пояснила:

– Перелом. Сложный. В нескольких местах. В детстве соседские мальчишки столкнули с горки. Мне было десять. Зажило сикось-накось.

– А вылечить ты не пыталась? – он не понял, почему неправильно сросшийся перелом нельзя было поправить.

– Ломали несколько раз, – равнодушно пояснила она, отвернувшись, чтоб он не увидел на ее лице болезненной гримасы. – Но с каждым разом становилось только хуже. Больше не хочу. Меня все устраивает.

Клима пробрал зябкий морозец, едва он представил, через что пришлось пройти совсем еще ребенку. Он внимательнее посмотрел на желтоватое в свете фонаря лицо девушки. Светлые глаза, то ли голубые, то ли серые, по-детски пухлые губы, прямой носик. В общем, ничего особенного, но что-то все-таки цепляет. Может, холодок, который она ему так наглядно демонстрировала?

– Я тебе не нравлюсь, – неизвестно для чего констатировал он, хотя никогда не любил выяснение отношений. Но тут его будто кто-то науськивал на провокации. – Почему?

Как он и ожидал, она не стала юлить, ответив с обескураживающей прямотой:

– Терпеть не могу богатеньких детишек, мажоров беспардонных. Капризные, уверенные, что им все позволено, наглые. Правила для них не писаны.

Клим припомнил развязное поведение Виолетты и был вынужден в чем-то с ней согласиться.

– Это ты про меня в том числе? – уточнил он, надеясь, что сейчас она начнет оправдываться. Слышать неприятные откровения из ее уст ему отчего-то не хотелось.

– Разве нет? – Рита цыкнула на заволновавшегося от ее резких слов пса: – Тихо, Рэд! Все в порядке.

– Конечно, нет. С чего ты вообще взяла, что я капризный мажор? – в таком ракурсе Клим о себе никогда не думал.

Его круг общения предполагал такие же взгляды на жизнь, как и у него, и никто из его знакомых не давал ему столь нелестную характеристику.

Она презрительно хмыкнула:

– В этом чудном домишке нормальные люди не живут. Все смотрят на нас с мамой как на грязь под ногами. Хотя сами кто? Торгаши недорезанные.

От столь странных выводов Клим не знал, смеяться ему или возмущаться. Решил прибегнуть к логике:

– Ритуля, дорогая, – от этого панибратского обращения она скрипнула зубами, но прервать себя он ей не дал, – ты сильно преувеличиваешь свою значимость в этом мире. Уверяю тебя, большинство жильцов нашего замечательного домика до сих пор не знают, как зовут их соседей по лестничной площадке, да и кто вообще там живет. Неужто ты всерьез думаешь, что им есть до тебя дело? Да если они на тебя и смотрят, то не факт, что видят. У людей, да еще деловых, нет времени на сантименты и разные глупости типа недолюбливания ими разного рода незнакомцев.

Рита покраснела и вскинула голову.

– Ты считаешь меня круглой дурой? – яростно прошипела она.

– Ну что ты, как я могу? Для этого я тебя слишком мало знаю, – уязвленный ее словами Клим ответил таким тоном, будто она его бесстыдно соблазняла, а он, смущенный таким напором, сомневался, отвечать ей взаимностью или нет.

Рита внезапно успокоилась.

– Вот-вот, и я об этом. Ты тоже меня за человека не считаешь, хотя сам еще хуже! – свирепо выдала она. Не прощаясь, открыла дверь своего подъезда и ушла.

Клим озадаченно огляделся. Он стоял у собственного дома! Правда, у соседнего подъезда, но тем не менее! Он даже не заметил, как они дошли. А ведь пройти нужно было через калитку в ограде и весь их немаленький двор, причем мимо скамеек с освещающими их декоративными фонарями. Он даже вскинул руку, чтоб озадаченно почесать в затылке, но рассмеялся и опустил ее.

Вот это да! Он так увлекся глупой перепалкой, что совершенно не смотрел по сторонам! В странном состоянии духа, игнорируя лифт, взбежал по лестнице на двадцатый этаж, вошел в квартиру, сказал сидящему за компом в кабинете отцу: «я дома». Пошел в ванную, бросил в стиральную машину мокрый спортивный костюм и еще разную мелочь. На кухне вынул из холодильника какую-то еду и проглотил, причем даже не заметил, что именно съел, поскольку размышлял о том странном чувстве, что вызвала в нем эта забавная хромоножка.

В своей комнате включил ноутбук, решительно выкинул из головы всякую постороннюю ерунду и стал заниматься. Повторив все, что нужно для завтрашнего семинара по нанотехнологиям, принял душ и улегся в постель. Еще раз чертыхнулся и крепко заснул.

…Он держал Риту за руку, ласково поглаживая и уговаривая потерпеть еще немного. От каждого ее стона у него по спине катился ознобистый морозец, превращаясь в капли холодного пота, и что-то болезненно сжималось внутри, но он твердо знал – так будет лучше, главным образом для нее.

И снова раздался отвратительный хруст – это ей ломали неправильно сросшиеся кости…

Клим резко сел в кровати. Сердце оглушительно стучало где-то в ушах, по спине и впрямь текли струйки холодного пота, промочив майку насквозь. Что это с ним? Заболел? Стянул мокрую майку, раздраженно швырнул в угол, посмотрел на часы. Почти шесть. Рановато, но, в принципе, можно вставать.

Пошел в ванную, как следует прогрелся под струями горячего душа, так, на всякий случай. Вытащил из машины выстиранные и высушенные вещи, убрал в шкаф. Медленными глотками попивая крепкий черный кофе, прокручивал в голове накрепко засевший там сон и содрогался: в ушах до сих пор звучали жалобные стоны измученной девчонки.

Потряс головой, отгоняя дурное сновидение. Что за чушь? Неужто история Маргариты достала его до самых печенок? Но он никогда не принимал близко к сердцу проблемы других людей. Если была возможность – помогал, чем мог, но чтоб вот так переживать, такого не бывало.

Припомнил, что она сказала – ничего делать не собирается, ей и так хорошо. Так с чего ему снится подобная нелепица? Это уже дурь какая-то. Решительно выкинув из головы странные мысли, вышел из квартиры и спустился в подземный гараж.

Выгнал Киа Оптиму, быстро выехал со двора, боясь появления вездесущей Виолетты: видеть ее курносый нос и слушать глупости не хотелось стопроцентно. Не доезжая до универа, оставил авто на платной стоянке и квартал шел твердым размеренным шагом, вдыхая бодрящий утренний воздух.

Возле своего факультета увидел высматривающую его у входа Виолетту, но, сделав вид, что не заметил, быстро проскочил внутрь, прикрываясь входившими перед ним парнями. Дойдя до аудитории, плюхнулся на свое привычное место возле окна.

Пожал руку уже сидевшему за кафедрой Юрию, старинному дружку с детских лет, и широко зевнул, едва успев прикрыться ладонью.

– Что, всю ночь не спал? – с намеком спросил Юрка, прекрасно знающий, отчего молодой здоровый парень может бодрствовать всю ночь напролет.