Где ты, счастье?

Вот уже три дня, как он вернулся из Москвы… Столичные специалисты полностью подтвердили опасения местного врача. Детей у Кирилла не будет. Его малышу не суждено родиться на белый свет.

С тех пор он и пребывает в каком-то замороженном состоянии. Пытается собрать разбегающиеся мысли. Пока ничего не получается. Перед глазами то мелькают картинки недавнего отпуска, то внимательный, сочувствующий взгляд молодого врача, то нежно-голубые стены Московской клиники. Он всё глядел и глядел на них, когда вышел из кабинета с подтвердившимся окончательным диагнозом на руках. Впрочем, и Московские специалисты не могли с точностью сказать, будет ли эффект от лечения. Скорее всего – нет. Болезнь редкая, последствия мало изучены.

С женой он старался не говорить и не встречаться. Она вначале почти не обращала внимания на его ставшее постоянным отсутствие дома. Потом задавала шутливые вопросы, стараясь выяснить, чем это он так озабочен, что и на жену времени не находит. Потом начала обижаться на постоянное невнимание и погружённость в себя. Потом стала ревновать к более успешной сопернице. Кирилл молчал, ничем не оправдываясь, не отвечая на шутки и обиды. Юля выходила из себя, кричала, что он её не любит, плакала. А он всё не мог найти в себе силы и рассказать ей страшную правду. Убить и её надежду на маленькое совместное чудо.

Сегодня наконец придётся это сделать.

Кирилл пошатываясь поднялся из-за стола, почти ничего не видя в темноте, на ощупь добрался до встроенного шкафа, вытянул дорогое, «респектабельное», как называла его Юля, пальто, машинально всунул руки в рукава, дошёл до двери. Осталось только запереть офис, спуститься вниз, сесть в машину и доехать до дома. Там наверняка его ждёт Юлька. Обиженная Юлька, которая просто выключила телефон, когда он, Кирилл, окончательно перестал отвечать на звонки. До этого он умирал один. Теперь их будет двое. Вернее, трое, считая нерождённого малыша.

4 глава. Полина.

Всё утро на следующий день после похорон подруги Полина обдумывала сложившуюся ситуацию. Посетителей в торговом центре было совсем немного – будний день, первая половина, поэтому от размышлений её почти ничего не отвлекало. Когда она думала о маленьком, брошенном матерью и всеми другими родственниками ребёнке, сердце сжималось от острой, пронизывающей жалости. Чем виноват этот беспомощный комочек в том, что жизнь так несправедливо с ним обошлась? У него нет ярких игрушек и красивой одежды… У него нет мамы, папы, бабушек и дедушек… У него нет любви, заботы и ласки, сопровождающих детство большинства маленьких граждан такой большой страны. Этот ребёнок видит только чужие, казённые стены, выкрашенные в стандартный бежевый цвет, суровых тёток-воспитательниц, практически утративших жалость к своим брошенным подопечным в силу специфики работы в детском доме, общие для всех игрушки и одинаковые со сверстниками вещи.

Полина представляла себе маленького мальчика, съёжившегося на стульчике в столовой, размазывающего комковатую водянистую кашу по тарелке и получающего за это по рукам. А потом – маленькую девочку с тёмными кудряшками вокруг нежного личика, плачущую от того, что старший мальчишка-хулиган отобрал у неё красивую конфету, которую она так и не успела попробовать.

Картинки каждый раз получались грустными. Полина всхлипывала, оглядывалась по сторонам и вытирала ладонью набежавшие непрошенные слёзы. Пыталась отвлечься, разглядывая редких посетителей. Но этого занятия хватало ненадолго. Несостоявшиеся покупатели уходили, а Полина рисовала у своей голове новые страшилки, действующими лицами в которых становились маленькие, лет трёх-четырёх, мальчики и девочки.

Ближе к обеденному перерыву в магазинчик заглянула хозяйка. Она всегда относилась к Полине по-доброму, поэтому увидев распухшее лицо, красные глаза и поникшие плечи своего «менеджера по продажам», поинтересовалась, что случилось. Всхлипывая и стараясь не разреветься в голос, Полина рассказала и о вчерашнем печальном событии, и о своих переживаниях по этому поводу, и о неотступных мыслях о маленьком существе, брошенном на произвол судьбы неизвестно где. Хозяйка, женщина энергичная и боевая, покачала головой.

– Так ты себя, Полинка, в депрессняк загонишь. Нельзя распускаться. Ну, поплакала, и хватит. Слезами, ты знаешь, горю не поможешь. Понимаешь?

– Понимаю, Светлана Викторовна, – всхлипнула Полина. – Я только поделать с собой ничего не могу-у-у. Оно само плачется.

– Ты плачешь оттого, что решение принять не можешь, – хозяйка уверенно прошла в глубину магазина, присела на стул, похлопала по соседнему стулу рукой. – Присядь, давай поговорим, разберёмся в твоих переживаниях.

Полина послушно присела рядом с ней, достала бумажный платочек из уже подходящей к концу пачки, вытерла остатки слёз и приготовилась слушать.

– Ответь мне, ты о своей подруге, которую похоронили, часто вспоминала?

– Нет, – растерянно пробормотала Полина. – Я долгое время вообще о ней не думала. Было полно других забот.

– Вот! – Светлана Викторовна подняла указательный палец вверх. – Ты о ней не вспоминала, значит, она в твоей жизни не играла основную роль. Так?

– Так, – хлопая глазами, но постепенно успокаиваясь от неторопливости беседы и уверенного голоса собеседницы, проговорила девушка.

– Значит, плачешь ты не о ней. Это раз, – хозяйка загнула один палец. – Следующее. Ребёнок остался без родителей, без родственников, живёт в детском доме. Ты о нём не знала. Так?

– Так, – Полина завороженно смотрела, как хозяйка загибает второй палец.

– Раньше ты о таких фактах даже не задумывалась, тебе это и в голову не приходило, – Светлана Викторовна внимательно посмотрела в глаза девушке и покивала сама себе в ответ на свои же слова. – Задумываться об этом ты начала после разговора с другой подругой… Люсей, кажется?

– Да, Люсей, – подтвердила Полина, продолжая сжимать в руках бумажный платочек и не решаясь выкинуть его в урну.

– Люся замужем, устроена в жизни, у неё есть ребёнок, – перечисляла Светлана Викторовна.

– Два ребёнка, – поправила Полина. – Близняшки, девочки.

– Значит, два ребёнка, – согласилась хозяйка. – Так что, милая моя, в тебе плачет не жалость к умершей подруге-наркоманке, не жалость к её ребёнку, который, ты даже не знаешь этого точно, есть ли на белом свете, а элементарная жалость к себе и зависть к подруге, у которой это всё есть.

– Не-е-ет, – Полина покачала головой, – я не завистливая. Да и о жалости к себе не думала. Мне же не себя жалко.

– Себя, себя, – Светлана Викторовна взяла девушку за плечи и заглянула ей в глаза. – Тебе только кажется, что ты не себя жалеешь, а подругу и её ребенка. На самом деле, это целиком твоя проблема. Проблема твоего отношения, твоих чувств.

Полина задумалась. Она, в принципе, всегда критически относилась к своему внутреннему миру, любила покопаться в своих мыслях и переживаниях. Подумав немного, Полина поняла, о чём пытается ей сказать хозяйка. Она действительно жалеет СЕБЯ. Сожалеет, что не могла вовремя помочь подруге, что у неё у самой нет ни мужа, ни малыша, что родители не являются поддержкой в жизни, а только попрекают и указывают на ошибки, что не они, а совершенно посторонний человек выслушал её и помогает разобраться в происходящем, отдаёт частичку того тепла, которое большинство людей получают от своих родных, дома.

– Спасибо Вам, Светлана Викторовна! – Полина подняла голову и встретилась глазами с сидящей напротив неё женщины. – Спасибо. Вы правы. Мне действительно жаль в первую очередь саму себя. Я…

– Тебе нужно разобраться в своих мыслях и чувствах, – перебила её хозяйка. – А потом принять решение. Чего ты на самом деле хочешь, Полин? Не задумывалась? Я давно за тобой наблюдаю. Ты же умная девочка, а ведёшь себя, как нашкодивший котёнок.

– Котёнок? – Полина улыбнулась такому сравнению. – Почему?

– Потому что живёшь, съёжившись. Стараешься всем угодить и занимать как можно меньше места, не привлекать к себе внимания. Такое ощущение, что ты, как описавшийся котёнок, постоянно ожидаешь удара тапком по голове. Прости, конечно, если я тебя обидела. Но впечатление ты производишь именно такое.