Страница 11 из 72
– Проезжайте, – солдат отошел от автомобиля, потеряв интерес к пришельцам.
Въехав в расположение республиканской милиции, автомобиль ещё некоторое время покрутился, объезжая многочисленные палатки и костры, пока наконец не остановился у длинного бревенчатого здания, которое венчал красно-золотой флаг Республики. Хименес, выйдя сам, галантно отворил двери перед журналистами, водитель остался сидеть в машине.
Внутри здание оказалось довольно тесным и неуютным. На заваленном сеном полу тут и там были разбросаны неаппетитные коричневые куски, а запах, старый и ядреный, подсказывал, что венчанное республиканским флагом здание в прошлом было простой овчарней. Сейчас же в центре помещения стоял массивный, заваленный картами и папками стол, за которым задумчиво покусывала пустой мундштук худощавая женщина лет пятидесяти, одетая в такую же, как у Ольги, кожаную куртку шагоходца. Обернувшись на вошедших, она расплылась в улыбке.
– Снорри? Наконец-то ты явился, старый бездельник. Я уже решила, что ты так и не начнешь заниматься делом! Подумать только, приехать в раздираемую войной страну и целыми днями пьянствовать в отеле! – женщина порывисто встала и сделала несколько шагов по направлению к Бьорсону, обвиняюще тыча в него пальцем.
Норжец только закатил глаза и грустно вздохнул.
– Прекрати, Лаура. Мой фотограф и так готова проломить мне голову своей фотокамерой за тот месяц безделья, что я торчу здесь по твоей милости. Мы оба знаем, что ты пригрозила мне не высовываться из отеля под страхом изъятия аккредитационной визы.
Генерал Урути расхохоталась, красиво откидывая голову назад. Ольга пожалела, что не успеет достать фотокамеру из сумки, – уж очень красива была эта высокая старая женщина в кожаной куртке шагоходца и неизменном милицейском красном берете, из-под которого выбивалась черно-седая непокорная прядь.
– Ты даже не попытался нарушить мой приказ, старый ты трус, – обвинительный перст коснулся груди Бьорсона.
– Я навел справки и узнал, что нарушающих твои приказы ты имеешь обыкновение расстреливать, старая ты фурия!
Лаура снова расхохоталась, а затем посерьезнела.
– Лаура Анна Гильермо Урути, – кивнула она Ольге, – возглавляю здешний бардак, но это ты, наверное, уже поняла, девушка.
– Цветана Ванева, – привычно соврала Ольга. – Её порядком допекло это обращение ещё в устах Бьорсона. – «Девушка», – повторила она. – Это что какая-то стариковская мода так называть почтенных сеньор за тридцать?
Бьорсон хмыкнул, Урути снова расхохоталась. Хименес сделал вид, что его здесь нет.
– На прошлой неделе меня укусила лошадь, – сказала вдруг Лаура, делая вид, что обращается к Бьорсону, но Ольга сразу поняла, кому конкретно адресованы эти слова, – славная офицерская кобылка, сбежавшая к нам после атаки седьмого драгунского. Я как раз думала о формировании кавалерийского подразделения, но глупый поступок лошадки навел меня на другую мысль, – тон генерала Урути стал холоден, как зимний морской ветер, – мысль поощрить моих людей за успешно отбитую атаку. Кавалерийского подразделения у нас не получилось, зато одиннадцатая рота в тот вечер ела мясо.
– Ты всё такая же, – вздохнул Бьорсон, – пожалуйста, не ешь Цветану, она поняла намек. Зачем ты позвала нас сюда, старый друг? Готовитесь наступать?
– Лисабские мальчики поведали нам по радио о своём желании встретиться со мной и иностранными журналистами. – Лаура вернулась к столу, разворачивая одну из карт. – Сказали, что гарантируют безопасность. Я решила им поверить. Эти лисабские мальчики действительно честные парни.
– Лисабские? – переспросила Ольга. Намек она поняла, но молчать не собиралась. Ещё пять лет назад ей о готовности своих подразделений докладывали командующие Государственной Гвардии. Что ей какая-то ополченка?
Урути пожала плечами.
– Я помню, кто был врагом Республики двадцать пять лет назад. Я знаю, кто остается им поныне.
– Но Директория борется за изменение политики Республики, а не за возвращение к лисабскому господству, – начала Ольга.
– Они борются за то, чтобы снять штаны и принять привычную позу, – резанула Урути. – Нет земельным реформам, давайте оставим всё как есть! Землю и фабрики богатым ублюдкам, и пусть дальше овцы едят людей, а мы, как встарь, будем продавать их шерсть Лисабе, всё больше увязая в экономическом кризисе! Директория – это старые богатые кроты, девушка, которые не видят дальше своего носа и отправляют своих детей умирать за собственные капиталы верхом на белых генеральских кобылках.
Хименес отошел к сиротливо стоящему шкафу и, не спросив разрешения, достал оттуда пыльную бутылку вина. Миг – и красная жидкость поползла по стенке жестяной солдатской кружки.
– Ах, да, – Урути покосилась на майора, – не хотите и вы вина? Вино – это все, что я сейчас могу предложить. Лисабские мальчики обещали нас всех накормить горячим ужином, и я решила не перебивать себе аппетит.
– Может, уже поедем, Лаура? – поморщился Бьорсон. Он весь как-то подобрался, словно бы даже втянул огромное пивное пузо, на глазах превращаясь из смешного увальня в напряженного профессионала. – Твои рассуждения я слышал ещё двадцать пять лет назад, и тогда тебе аккомпанировали лисабские гаубицы. Сейчас ты такого эффекта не добьешься. Поедем к твоим мальчикам, узнаем, что им от нас нужно.
Генерала не пришлось долго уговаривать. Уже через полчаса черный автомобиль с двумя мотоциклами сопровождения пересекал линию фронта. Урути заняла переднее сидение. Хименес, к удивлению Ольги, остался в штабе.
1) Алькальд - мэр.
2) Выдержка из "Наставлений Людям от Людей" - одного из програмных документов Церкви Верховного Существа.
Глава 6. Лавр
Уже три года прошло с тех пор, как Лавр ушёл с действующей службы на борту легкого крейсера «Гневливый», но для самого себя он до сих пор оставался старшим матросом. Это было неудивительно, если учесть, что большая часть участвовавших в экспедиции склавийцев состояла из бывших и действующих военных, поэтому над экспедицией неустанно витал дух старой доброй армейской дисциплины.
Десять минут хватило Лавру, чтобы обежать все шесть палаток, в которых проживал личный состав экспедиции. Перед заходом в седьмую, свою собственную, он заскочил в расположенную на «Выдре» оружейную.
– Здорово, Кремень, – поприветствовал его Савва Енчев, стоявший в карауле при оружейной, – курить есть у тебя?
Лавр отрицательно помотал головой. Он не пил и не курил, и Савва это знал, но каждый раз дразнил Лавра своими вопросами.
– Эх, а ведь, верно, я и запамятовал! – хмыкнул Савва, – курить – Бога гневить! – процитировал Енчев слова хладоморских проповедников, смешно понизив голос и поглаживая рукой воображаемую бороду, – а также мыться, бриться и ругаться! Бог от того печалится зело и плачет!
Енцев рассмеялся собственной шутке, Лавр вежливо улыбнулся, но промолчал.
В Хладоморье, где он родился, порядки были строже, чем где бы то ни было. Местные проповедники весьма своеобразно толковали учение о Верховном Существе. В общем-то, и слова такого «Верховное Существо» на севере всегда избегали, до сих пор употребляя давно забытое в остальной стране слово «Бог». Бог, в отличие от Верховного Существа, имел свои желания и устремления, указывая людям, как им жить через своих проповедников. Курение, алкоголь и азартные игры, например, были у местных под строгим запретом, ибо «Бог не велит». Выращенные в строгих правилах и привыкшие подчиняться старшим деревенские жители Хладоморья инстинктивно принимали строгий армейский устав, за что всегда были любимы склавийскими генералами, старавшимися при любой оказии набрать в свои подразделения побольше выходцев из этого сурового края. Любовь эта была взаимной, ибо для молодых хладоморов армия и флот были единственным шансом вырваться из холодной пасторали родных мест. Лишенные строгих ограничений многие хладоморы принимались вкушать греховные на родине радости с прытью, недостижимой для простых склавийцев. Таким был и Савва Енчев, уроженец Восточного Хладоморья, славившегося своими рыбными промыслами. За папиросы он взялся сразу, как оказался в армии. Смолил он раза в четыре чаще обычного курильщика, видя в табаке эдакое воплощение свободы и сопротивления ненавистным северным порядкам. При виде любого земляка Савва всегда старался совратить его плодами свободы и приучить к запретному в Хладоморье курению. В остальном он был хорошим парнем. К тому же еще и земляк. В общем, Лавр приятельствовал с ним с первых дней экспедиции, что не мешало Енчеву регулярно дразнить терпеливого Камнева.