Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 9

 Прогулка

  1

  Согласитесь, нет ничего банальнее, чем начинать повествование с какого-нибудь откровенного штампа. К примеру, с такого: 'Стоял жаркий июльский полдень'. Ну, или: 'Это был обычный июльский день, и ничто не предвещало...' Банально! Но дело в том, что полдень и в самом деле был невероятно жарким, из-за чего на какие-то там предвестия, даже если они и были, никто не обращал ни малейшего внимания. Духота была такой, что создавалось впечатление, будто медленно тянущийся от раскалённого асфальта воздух по плотности не уступает круто сваренному киселю, а изнурённые прохожие, шагающие по центральной улице мегаполиса, не идут, а плывут внутри этой вязкой, тягучей жижи.

  Калмыков не был исключением. Он неторопливо брёл в толпе взмокших и тяжело сопящих людей, мечтая о том, чтобы как можно быстрее добраться до спасительной прохлады подземки и скрыться, пусть и ненадолго, в её бесконечных сквозняках от беспощадно палящего солнца. В такие минуты он часто себя ругал за лишний вес. Приходилось жадно ловить каждый кусочек тротуара, укрытый спасительной тенью, замедлять в таких местах шаг, и ускоряться на тех участках, где тени не было в помине, а под подошвами лакированных туфель проминалось расплавленное дорожное покрытие. К тому же сводил с ума галстук, почему-то завязанный сегодня туже обычного, из-за чего ворот белой рубашки начал натирать мокрую, разгорячённую шею.

  Сложно сказать, что именно вынудило Калмыкова впервые в жизни нарушить собственное главное правило, гласившее: 'Никогда не нарушай собственных правил, а тем более - правил твоего работодателя!' Но факт остаётся фактом: Андрей Семёнович Калмыков, вопреки распоряжению начальства, посмел поступить так, как поступил. Он свернул с раскалённой городской улицы в тенистую прохладу городского парка и присел на свежевыкрашенную скамейку под раскидистым вековым дубом, с которой открывался сказочный вид на широкий пруд. Удавка галстука, казалось, душила все сильнее, а растёртую докрасна шею начало жечь от пота. Калмыков ослабил узел, расстегнул ворот рубашки и облегчённо вздохнул. От воды тянуло спасительной прохладой. Мимо него по тротуару то и дело проносились молодые люди на роликовых коньках, скейтбордах и велосипедах, неспешно проходили парочки постарше, проплывало бесконечное количество бабушек с пёстро одетыми внуками. И никто из них не удостоил сидящего Калмыкова даже мимолётным взглядом. Но самого Андрея Семёновича такое положение вещей уже давно не удивляло. Мало того, он прекрасно понимал, почему его не замечают.

  Одинокий сорокалетний мужчина, имеющий явные проблемы с лишним весом, одевающийся если не старомодно, то уж точно не по моде. О причёске вообще нечего сказать. Её просто не было. Нет, волосы у Калмыкова были. Причёски не было. То есть, обращать внимание на такого человека было просто не интересно. Такой себе средний человек, среднего возраста, средней чистоплотности и средней же комплекции. Зарабатывает среднюю зарплату на средней должности в среднем банке. Он это понимал, но менять ничего не собирался. В конце концов, в том, что Андрея Семёновича никто не замечал, не было ничего плохого. Это было нормально. Даже хорошо! Комфортно. Живёт себе человек, никого не трогает. Ни своих, ни чужих правил не нарушает. Его, в свою очередь, тоже никто не трогает. Полная идиллия с окружающим миром!

  И угораздило же такого среднего, законопослушного человека взять да и свернуть в парк в самый разгар рабочего дня!

  Со стороны пруда потянуло влажной прохладой, по разгорячённой коже пробежали мурашки. Калмыков едва заметно улыбнулся и, с удовольствием, поёжился. Теперь возвращаться в офис не хотелось вовсе.

  - Надо туфли снять.

  Калмыков даже подпрыгнул от неожиданности. Голос, произнёсший эту фразу, был громким и раздавался над самым его ухом. Андрей Семёнович повернул голову, рассчитывая увидеть говорившего, сидящим рядом с собой, но на скамейке никого не было. Тогда он обернулся за спину, и его недовольному взору предстала фигура молодого человека, одетого в ярко-жёлтую футболку и с весьма хаотично, но очень стильно, торчащими в разные стороны волосами.

  - А? - растерянно протянул Андрей Семёнович.

  - Туфли, говорю, снять нужно. Тогда кайф будет несравненно круче.

  - А-а-а... - понимающе протянул Калмыков, хотя все ещё не понимал, чем привлёк внимание столь молодой и яркой личности.

  - Григорий, - незнакомец обошёл скамейку и приветственно протянул руку, - Можно просто Гриша. Ну, или Гриха. Короче, как удобно, так и называйте.

  - Андрей... - неуклюже представился Калмыков, а, чуть помешкав, добавил: Семёнович, - а ещё, чуть подумав, снова добавил: Калмыков.

  - Как скажете, - широко улыбнувшись, сказал Григорий и как-то очень уж лихо плюхнулся на скамейку рядом с Андреем Семёновичем. Затем, без особого энтузиазма, окинул взглядом окружающие пейзажи и снова обратился к Калмыкову, кивая на его ноги: - Я серьёзно, туфли снять нужно.

  - Да я как-то... - неуверенно промямлил тот, - Какое вам вообще дело до моих туфель?

  Начинало раздражать, что какой-то незнакомый человек, явно моложе его, беспардонно нарушает комфортное времяпровождение. Да, к тому же, ещё и начинает... Нет! Не советовать! Указывать, что ему - Калмыкову - делать! И Калмыков искренне понадеялся, что последняя фраза даст красноречиво понять невоспитанному наглецу, что эта его навязчивость весьма некстати.

  - Как хотите, - не меняя жизнерадостного тона, сказал Григорий и, с прежней улыбкой на лице, сбросил с ног собственные кроссовки, затем блаженно откинулся на спинку скамейки, раскинул в стороны руки и с удовольствием выдохнул: - Жизнь прекрасна!

  Понимая, что повлиять на пришельца с помощью слов вряд ли удастся, Андрей Семёнович решил пересесть от греха подальше на другую скамейку, но, окинув взглядом парк, в очередной раз испытал раздражение - все посадочные места в поле зрения были заняты. А возвращаться в духоту расплавленных улиц ещё ой как не хотелось. Понимая, что ситуация патовая, Калмыков скривился и посмотрел на непрошеного гостя. Тот продолжал сидеть, раскинув руки, с закрытыми глазами и что-то тихонько напевал себе под нос. Как только взгляд Калмыкова упал на Григория, тот открыл глаза, слегка потянулся всем телом и с неизменной улыбкой уставился на Андрея Семёновича.

  - Вот вы сейчас думаете: 'Ой, ай! Какой хамоватый молодой человек! Мешает мне отдыхать. Умничает'.

  От этих слов Калмыков заметно заёрзал задом на скамейке, словно что-то под этим самым задом зашевелилось, и нервно кашлянул.