Страница 56 из 70
– Ну, ну¸ Маргарита Ивановна, успокойтесь. – Бормотал несуразицу. Как ребёнку: – У меня тоже отец храпел. Тоже выпивал. Ну-ну!
Кузичкина всё извинялась, всхлипывала, а Табак срочно плескал ей водку в большую рюмку. Тут уж – никак, Маргарита Ивановна. Нужно выпить. Как лекарство. Чокнулся, проследил, чтобы глотнула, и сам жахнул полную. Чёрт возьми, такая встряска! Вот так Кузичкина. Удивляет больше и больше.
Опять заползал мобильник. Вот ещё привязался!
– Ну, чего тебе?.. Да всё нормально, нормально. Не звони пока. – Опять заткнул неуёмного.
Подмигнул Маргарите Ивановне:
– Выпить не дают. На велотренажёре педали крутит.
Кузичкина сразу забыла всё, с готовностью рассмеялась. Тоже юморная. Прямо начала закатываться. Глаза и от слёз, и от смеха – размазанные чёрные цветки. Захотелось как-то помочь женщине. Потащил даже платок из кармана. Но опомнился:
– У вас на глазах, это, тушь поползла. (Потекла, идиот!) Потекла, я хотел сказать.
С извинениями женщина сразу бросилась в ванную, закрылась.
Передышка. Негаданная. Надо быстро убрать всё лишнее со стола и подать жаркое на чистых тарелках. Украсить веточками укропа и петрушки. Вот так.
Кузичкина ахнула перед новым блюдом. В восхищении. Сама тоже новая. С новыми глазами. С глазами – как синяя ночь. Умеют преображаться женщины. Мгновенно. Прямо не узнать.
Полилась водка в гранёные большие рюмки. Уже без возражений, без тормозов. «Ну, Маргарита Ивановна!» И так далее.
К полуночи, к курантам достаточно окосели. Оба. Телевизор был забыт. Скованность – побоку. Каждый говорил, перебивая другого. Кузичкина смеялась, неслась по-прежнему – уже как лихая лыжница с горы. Почище Табашникова недавно. Только круто заворачивала, со смехом обдавая мужчинку снежной пылью. Табак, словно задохнувшись на миг, открывал рот и глаза и сразу вклинивался. Бубубукал вроде тетерева. Распускал, что называется, перья. Только не на току, а тоже летя на лыжах: бу-бу-бу, Маргарита Ивановна! Бу-бу-бу! Лихая лыжница и токующий тетерев. О чём говорили – вспомнить потом было невозможно.
Появившегося Президента в телевизоре встретили удивлённо. Откинутыми на стулья. О чём это он? После своей реформы осмелился появиться на экране? Да мы тебя! Кузичкина пьяно качнулась к плазменному, замахала тощими кулаками. Долой! Немедленно в отставку! Табак перехватывал руки революционерки. Оттащил, наконец, посадил на диван:
– Тише, тише, Маргарита Ивановна, – услышат.
Сам уже тоже безумный. Оглядывался.
Но тут забили куранты на Спасской. Оба ринулись обратно к столу. Табак к бутылке с шампанским. Никак не мог сорвать ловушку и освободить пробку. Выстрелил в стену, чуть не убив Кузичкину. Но не раcтерялся:
– Скорей загадайте желание, Маргарита Ивановна! – наливал из хлещущей бутылки и совал бокал в руку женщине.
Кузичкина, как кукла, хлопала синими ресницами, покачивалась с бокалом. Как бы считала удары. Как бы загадывала. Но обрушившийся гимн добил её, опрокинул в ночь…
Ночью тракторная бригада Табашникова работала на колхозном поле. Перепахивала его. Подсвечивая фарами, трактора ползли один за другим. Взрёвывая, резко поворачивали, пёрли, вспахивали поле поперёк. Ночной дружный тракторный балет. «Бригада, обедать!» – прокричал Табашников. И бригада, подчиняясь бригадиру, сразу поехала в ночную деревню. Но оказалась почему-то в большой тёмной комнате самого Табака. Трактора разом превратились в детские тракторишки. Однако загремели громче во много раз. Жарко, близко. Лязгая гусеницами, проползали прямо возле дивана. Лезли на стены, некоторые акробаты уже ползали по потолку, бросив неудачников урчать в углах. Но те тоже взрёвывали и тоже лезли на стены.
Никак не могла проснуться. Металась, мучилась.
Вдруг все машины заглохли. Разом. (Солярка кончилась?) На цыпочках пробежал Табашников. Сыграл на унитазе. Обратно пробежал. Чтобы руководить бригадой. Но та, пока бегал, умчалась на тракторах в деревню, настоящую, и там мгновенно уснула на жёнах. «Проснитесь! – кричал в далёкую деревню бригадир. – Проснитесь, мать вашу! Поле ждёт!»
Проснулась и села, как плед разом сбросив кошмар. Испуганно слушала. В спальне – ни звука. Затаился. Тоже слушает. Храпун чёртов. Так напугать! Ощупала себя. Была в одной комбинации! Пьяную обработал. Ну что тут надо сделать! Убить теперь себя!
Потихоньку прошла на кухню и дальше. Закрылась в ванной. Свет не включала. Под журчание в фаянсе пыталась хоть что-то вспомнить. Но – глухо. Ночь. Провал. Только трактора храпуна в голове эхом отдают. Уже безопасные. Ездят где-то вдалеке. Затихают.
Вернулась, легла. Натянула плед. До горла. Сколько времени сейчас? Ночь глубокая? Утро? Храпун – как умер. Ни звука.
Как ни странно, задремала.
Вдруг почувствовала руку на своём бедре. Еле слышимое прикосновение:
– Вы не спите, Маргарита Ивановна? – Нежный ангел склонился в темноте. Со светящейся головой, прилётный.
Зацепила голой рукой и прижала к себе. Ведь ангел. Бедный. Бестелесный.
– Почему ты так храпишь?
Вместо ответа ангел бестелесный накрыл её всю, и как будто зарыдал на ней.
<p>
<a name="TOC_id20252276" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>
<a name="TOC_id20252277"></a>2