Страница 5 из 22
Геннадий Николаев: На третьем курсе режиссерского факультета ГИТИСА имени А. В. Луначарского у нас должна была состояться практика в театре. И я выбрал Театр на Таганке – исключительно потому, что там работал Высоцкий, с которым я познакомился через записи на магнитных лентах, когда мне было тринадцать лет. Так как я рос без отца, то наметил именно Владимира Высоцкого своим примером для подражания, духовным ориентиром – как это делают мальчики и юноши, ориентируясь на своего отца. Моя практика должна была закончиться в театре через полгода, но я попросил Юрия Петровича Любимова продлить ее еще на полгода – и он выполнил мою просьбу. Я захотел подольше остаться в театре именно из-за Высоцкого!
Сколько юных жизней было промодерировано надрывным голосом Высоцкого! Призывающим не только к благородству и бесстрашию, но прежде всего – к выходу за рамки собственной ограниченности.
Илья Рубинштейн: Высоцкий был не просто кумиром моего поколения, но еще и просветителем, непререкаемым культурным авторитетом. Он был светским проповедником. Не просто развлекал, а именно учил: пел в своих песнях и рассказывал на своих концертах такие вещи, которые, к примеру, мне, на тот момент двенадцатилетнему пареньку, просто негде было узнать. Например, слушаешь на пленке концерт Высоцкого – он рассказывает, что сыграл Гамлета. Сразу спрашиваешь родителей: «А у нас есть “Гамлет”?! И затем – в двенадцать лет! – садишься читать “Гамлета”, именно с подачи Высоцкого! На другом концерте он упоминает фамилию Енгибаров – напрягаешь родителей, те перерывают все в надежде отыскать информацию – и вот ты уже открыл для себя этого замечательного циркового артиста. Кроме своего собственного творческого мира, Высоцкий открывал еще и другие миры, доселе тебе неведомые. И по мере того как я рос, это не заканчивалось. Узнаешь о дружбе Высоцкого с Шемякиным – и вскоре открываешь для себя авангардную живопись Ленинграда 60-х годов!
Просветительская миссия Высоцкого – отдельный серьезный разговор. Многие общественные явления, о которых полагалось тихо помалкивать, стали достоянием магнитофонной гласности (особенно для молодого поколения) именно через его песни!
Андрей Левицкий: Помню, когда стал чуть постарше, двое суток – почти не отрываясь! – сидел на даче и слушал песни Высоцкого, которые удалось записать: «Баньку по-белому», «Птицу Гамаюн» и другие. И для меня тогда эти песни стали откровением! Все мои сверстники заслушивались Высоцким. У нас висели его портреты. Именно портреты, а не плакаты: рисовали сами или просили того, кто лучше умеет, – с каких-то полуслепых, некачественных фотографий.
При этом после ухода из жизни Великого барда интерес к нему со стороны «юношей бледных со взором горящим» не только не угас, но разгорелся с новой силой. Тем более что многие его песни и стихи стали гораздо доступнее: в СССР начали понемногу выходить его книги и диски.
Сергей Ерахтин: В 1983 году я стал самостоятельно осваивать гитару – специально, чтобы петь песни Высоцкого. В седьмом классе мой классный руководитель спросила: сможет ли кто-нибудь провести классный час? На любую тему. Я сказал, что могу провести. И провел. Пел одноклассникам песни Высоцкого и рассказывал про него. Учитель была просто ошарашена! Впрочем, так же, как и большинство моих одноклассников. Потом я показал первые аккорды на гитаре нескольким мальчишкам из класса. Так и в их жизнь вошли гитара и песни Владимира Высоцкого.
Ошарашенные школьные учителя – особый разговор. Особенно после 1987 года, когда Высоцкий посмертно получил Государственную премию СССР и уже никак не мог считаться запрещенным. С одной стороны – вроде как разрешенный поэт и исполнитель, книги которого выходят огромными тиражами. А с другой – какой-то, мол, нездоровый интерес! Почему в почитание Твардовского так не заигрываются?
Первое издание знаменитой книги Высоцкого «Нерв», вышедшей в 1981 году, в открытую продажу не поступило (его нельзя было достать даже на черном рынке!). Второе издание распространялось исключительно по магазинам «Березка», предназначенных для иностранцев и вернувшейся из загранкомандировок номенклатуры. Неудивительно, что мало какой подросток в СССР мог иметь то заветное издание. Но постепенно книги Высоцкого – и о Высоцком – начали выходить массовыми тиражами, стали доступны простым советским людям, в том числе и школьникам. Например, выпущенная в 1988 году тиражом 200 тысяч экземпляров книга «Четыре четверти пути» (а потом имевшая и четыре дополнительных тиража, еще 380 тысяч копий), разбередила многие юные души и стала своеобразным цитатником прогрессивного школьника. Неким символом подросткового протеста против косности и зашоренности официоза…
Денис Гринцевич: Книга «Четыре четверти пути» о Высоцком – вообще стала в юности моей настольной! С ней я, можно сказать, ел, спал, ходил в школу… Она была настолько моей любимой, что иной раз я в старших классах на уроках алгебры или геометрии, вместо того чтобы решать примеры или уравнения, открыто читал ее, сидя за первой партой. Математичка смотрела в этот момент на меня возмущенным взглядом, вопрошающим: «Это что, мол, такое?» А я, соответственно, глядел на нее с ответно наглым выражением лица: «Да, я читаю о Высоцком. И что?» Такой диалог взглядами. И удивительно, что она мне не сделала ни одного замечания на этот счет, ни разу не отобрала у меня книжку, в то время как другим ученикам она за подобные вещи могла и просто по голове книжкой настучать. А может быть, она ее у меня потому и не отбирала, что это была именно книга Высоцкого?
Но это уже были благословенные времена, когда «кто такой Высоцкий» – знал уже, пожалуй, каждый житель СССР! Так же, как и многие факты из его биографии. Но существовал период, когда Высоцкий был некоей полумифической фигурой. Фильмы с ним показывали, даже диски можно было достать, если очень постараться. Но вот каких-то особых упоминаний в прессе, по телевидению, увы, явно недоставало. Вероятно, поэтому многие почти казусные истории происходили с его юными почитателями.
Лев Черняк: В августе 1982 года мы с бабушкой поехали к нашим дальним родственникам в Саранск. А так как дорога из Брянска в Саранск шла только через Москву, на обратном пути я решил обязательно посетить могилу Высоцкого. Узнав об этом, мордовские родственники меня заверили, что, дескать, делать там нечего: все заброшено и эту могилу ты и не найдешь даже.
Конечно, в Москве тогда про Высоцкого знали если и не все, то очень многие! По крайней мере те, кто этого хотел. Но в далекой провинции оказывается, довольствовались исключительно слухами. А что делать: интернета еще в мире не было, по телевизору ничего не показывали, по радио – не рассказывали.
Лев Черняк: На обратном пути, уже в Москве, мы остановились у наших столичных родственников. И чтобы мне все-таки попасть на могилу Высоцкого, бабушка их спросила: «А как нам проехать на Новодевичье кладбище?» В ответ мы услышали: «А к кому вы там собрались?» Я уточнил: «Ну как – к Высоцкому!» Нам объяснили, что могила Высоцкого – на Ваганьковском кладбище, подробно рассказали, как туда проехать. Когда мы вошли в ворота, мне показалось, что там по правую руку находится цветочный рынок, потому что увидели огромную толпу и очень много цветов – в руках и над головами. Я спросил бабушку: «Может, сразу купим цветов?» На что получил ответ: «Подожди, давай сначала хотя бы найдем саму могилу!» Уверенности в том, что наши поиски увенчаются успехом, не было никакой. И тогда мы решили спросить у прохожих, где же искать могилу Высоцкого. На что нам ответили: «Видите людей? Идите туда». И только тут я понял, что это не цветочный рынок, а огромная толпа с букетами – люди, желающие поклониться Поэту! Нам пришлось, как мне показалось, минут двадцать упорно протискиваться к могиле. А когда наконец-то подошли, то увидели, что высота горы возложенных цветов достигала моего тогдашнего роста! И еще я запомнил очень много плачущих людей. Та поездка стала самым сильным впечатлением, даже можно сказать – потрясением всей моей жизни! С того времени хотя бы раз в год я старался обязательно съездить в Москву на Ваганьково, к Высоцкому!