Грезы андроида (ЛП)

«Все начинается с мяса», говаривал, бывало, отец Мёллера, и когда Алан вернулся с кофейной чашкой двухпроцентного молока, Мёллер размышлял над этой простой истиной. К его теперешнему положению – тому самому, в котором он вынужден был аккумулировать газы в пищеварительном тракте – он и в самом деле пришел по пути, начавшемуся с мяса. Говоря конкретно, с мяса из «Мясной лавки Мёллера», которой владело три поколения его предков. Именно в эту лавку почти сорок лет назад ворвался Фадж-вин-Гетаг, посол Ниду, в сопровождении целой свиты нидских и человеческих дипломатов.

– Что-то тут пахнет очень хорошо , – воскликнул посол.

Заявление посла примечательно само по себе. Среди многочисленных физических особенностей нидов числилось обоняние, на несколько порядков более острое, чем мог похвастаться жалкий человеческий нос. Благодаря ему, а также кастовой системе Ниду, на фоне которой Япония XVI века смотрелась образцом самого распущенного эгалитаризма, правящие касты нидов выработали язык запахов, отчасти напоминающий язык цветов, бывший когда-то в ходу у европейской аристократии.

Как и это благородное наречие, язык запахов нидских дипломатов не являлся полноценной речью, на которой можно вести содержательную беседу. Кроме того, люди были не в состоянии им овладеть; человеческое обоняние было столь неразвитым, что нид, попытайся он послать обонятельный сигнал хомо сапиенсу, мог с тем же успехом пропеть арию черепахе. Однако общаясь с себе подобными, он мог незаметно (насколько запах вообще может быть незаметным) сделать заявление, придающее всей последующей речи массу дополнительных смыслов.

Когда нидский посол врывается в мясную лавку и объявляет, что чувствует приятный запах, то это его высказывание можно прочесть на нескольких разных уровнях. Во-первых, что-то здесь просто хорошо пахнет. Во-вторых, что-то в лавке испускает запах, несущий для нидов определенную позитивную смысловую нагрузку. Джеймс Мёллер, владелец «Мясной лавки Мёллера» и отец Дирка, не был эрудитом, но знал достаточно, чтобы понять, что отношение посла Ниду могло привести как к успеху, так и к провалу его предприятия. Содержать мясную лавку в почти совершенно вегетарианском мире в принципе было непростым делом. Но теперь, когда немногочисленные мясоеды начали переходить на плоть из баков – которое Джеймс презирал так страстно, что представителю «Кингстона» пришлось бежать из лавки под страхом смерти от тесака – положение его стало и вовсе шатким. Ниды, как было известно Джеймсу Мёллеру, были убежденным хищниками. Им требовалось мясо, а Джеймс Мёллер был настоящим бизнесменом. Его было совершенно все равно, кому продавать, лишь бы покупали.

– Я ощутил аромат еще на улице, – продолжал Фадж-вин-Гетаг, приближаясь к прилавку. – Пахнет свежестью. Пахнет исключительно.

– У господина посла весьма чувствительный нос, – сказал Джеймс Мёллер. – В кладовке у меня оленина, которую только сегодня привезли из Мичигана. Это мясо оленя.

– Я знаю оленей, – сказал Фадж-вин-Гетаг. – Крупные животные. Бросаются под машины с превеликой частотой.

– Они самые, – сказал Джеймс Мёллер.

– Когда они валяются по обочинам дорог, их запах отличается от того, который я ощущаю сейчас, – сказал Фадж-вин-Гетаг.

– Уж конечно, отличается! – сказал Джеймс Мёллер. – Хотите немного оленины с идеальным запахом?

Фадж-вин-Гетаг кивком выразил согласие; Джеймс сгонял сына за порцией и преподнес ее послу Ниду.

– Пахнет восхитительно, – сказал Фадж-вин-Гетаг. – Очень напоминает аромат, который у нас по обычаю ассоциируется с сексуальной потенцией. Это мясо пользовалось бы огромной популярностью у молодых мужчин.

Лицо Джеймса Мёллера осветила улыбка шириной с Потомак.

– Для меня было бы большой честью преподнести послу немного оленины в подарок с наилучшими пожеланиями, – сказал он, пихая Дирка в спину, чтобы тот принес еще. – И я буду счастлив услужить любому представителю вашего народа. Запасы у нас изрядные.

– Я обязательно расскажу об этом моим сотрудникам, – сказал Фадж-вин-Гетаг. – Так вы говорите, вам его поставляют из Мичигана?

– Точно, – сказал Джеймс. – В центральном Мичигане расположен большой заповедник, которым заправляют ньюджентианцы. Они добывают оленей и других животных во время ритуальной охоты с луком. Легенда гласит, что основатель секты при жизни успел подстрелить из лука по одному представителю каждого из северо-американских видов млекопитающих. Его тело выставлено в заповеднике на всеобщее обозрение. В набедренной повязке. Это религиозный момент. Эти люди не из тех, с кем я согласился бы проводить свободное время, но мясо у них – лучшее в стране. Стоит повыше среднего, но совершенно заслуженно. И мы с ними совпадаем во взглядах: как и они, я считаю, что мясо – ключевой элемент любой по-настоящему здоровой диеты.

– Большинство встреченных нами людей не особенно любят мясо, – сказал Фадж-вин-Гетаг. – Если верить вашим газетам и журналам, люди находят его нездоровым.

– Не верьте, – сказал Джеймс Мёллер. – Я ем мясо за каждой трапезой. У меня больше физической и умственной энергии, чем у мужчин вдвое младше меня. Я ничего не имею против вегетарианцев – если им хочется постоянно питаться бобами, пожалуйста! Но я сохраняю бодрость еще долго после того, как они улягутся в свои кроватки. Вот что значит – мясо! Все начинается с мяса – так я всегда говорю своим клиентам. То же самое я повторю и вам.

Дирк вернулся из кладовки с несколькими крупными кусками; Джеймс уложил их в толстый пакет и выставил на прилавок.

– Все оно ваше, сэр. Наслаждайтесь.

– Вы слишком щедры, – сказал Фадж-вин-Гетаг, хватая пакет. – Нас не перестает приятно удивлять гостеприимство вашей расы, всегда готовой отдать последнее. Я счастлив от мысли, что скоро мы станем соседями.

– Что вы имеете в виду? – спросил Джеймс Мёллер.

– Ниду заключила несколько новых договоров с вашим правительством, которые позволяют нам существенно расширить свое присутствие, – сказал посол. – Мы собираемся возвести в этом квартале новую миссию.

– Это великолепно, – сказал Джеймс Мёллер. – Насколько далеко отсюда окажется посольство?

– О, очень близко, – сказал Фадж-вин-Гетаг и был таков вместе со свитой и олениной.

Джеймс Мёллер не стал тратить времени. За следующую неделю он утроил объем поставок оленины от ньюджентианцев и послал Дирка в библиотеку разузнать все, что можно, о нидах и их кулинарных предпочтениях. По результатам этих исследований Джеймс закупил крольчатину, говядину Кобэ, импортный шотландский хаггис и – впервые за всю историю существования лавки – тушенку в консервах.

– Мясо в банках, – сказал он Дирку, – совсем не то же самое, что мясо из баков.

Короче говоря, Джеймс Мёллер полностью переориентировал свою мясную лавку на нидов. Заказанная ньюджентианская оленина прибыла в тот самый день, когда Джеймс Мёллер получил официальное уведомление о том, что здание, в котором располагалась «Мясная лавка Мёллера», вместе со всем кварталом переходит в собственность правительства, чтобы освободить место для нового, расширенного посольства Ниду. С получением уведомления совпал также обширный инфаркт, убивший Джеймса Мёллера так быстро, что он умер еще в падении – письмо скомкано в руке, оленина лежит в холодильнике в кладовке.

Доктор Аткинсон пытался убедить Дирка, что самого по себе шока от уведомления было недостаточно, чтобы убить его отца. Аорта Джеймса, объяснил он, напоминала макаронину, заполненную свиным жиром – результат пятидесяти трех лет непрерывного поглощения мяса. Доктор Аткинсон уже многие годы уговаривал Джеймса перейти на более сбалансированную диету или по крайней мере пойти на введение антиплашечных ботов, но неизменно получал отказ; Джеймс чувствовал себя прекрасно, любил мясо и не собирался давать страховой компании ни единого предлога для повышения выплат. Джеймс был ходячим сердечным приступом. Не случись инфаркт в тот день, он произошел бы все равно, и скоро. Очень скоро.