Синий, который красный

— А как теперь найти дверь?

Ковальски ответил на это сквозь зубы и по-немецки. Нецензурно.

Он действовал так быстро, что Кристо не то что понимать — наблюдать не всегда успевал. Поднял Дару на руки, быстро понес ее куда-то влево, к боковому дому, кивком указал Кристо на подвал:

— Открой.

Не вытаскивать же из-за пояса «беретту» — местных можно переполошить.

От недоумения Кристо справился с замком только с третьего рывка. Открылось какое-то бродяжье подвальное помещение, полное хламом чуть ли не по колено, с кособокой тахтой, стоящей в центре, и подслеповатым окошком на улицу. На тахту Ковальски сразу же опустил Дару, прошипел сквозь зубы: «Повезло, что хоть с мебелью», коротко взглянул на Кристо:

— Браслет не забыл?

Кристо еще кивнуть не успел — такое забудешь, как же! — а Ковальски уже пошарил по карманам, что-то отыскивая. Потом бросил:

— Ушел.

И взбежал по ступеням.

— Кто? — не понял Кристо. Потом дошло. — То есть, куда это ты намылился?!

— Куда нужно.

— А мы как же?

Вместо ответа дверь захлопнулась, и они остались в темноте.

[1] Sklep (польск.) — магазин.

Глава 8. Далеко до покоя

Ну, не совсем в темноте. Из оконца прямо под потолком лился свет. Серенький, не целестийский, там-то на небе всегда радуга в какой-нибудь из семи фаз. Свет падал прямо на бледное лицо Дары, скользил по русым волосам, выделял и без того выступающий подбородок и почему-то отпрыгивал от глаз: лицо артемагини светилось, как лунный камень, а глаза казались мертвыми, тусклыми.

Первым делом Кристо занялся дверью, но Макс сумел ее то ли запереть, то ли подпереть. Вышибить? В секунду, только звук может привлечь сюда нежить. Ну, а дальше-то что?

Ничего дальше. Дару он отсюда на руках не утащит. То есть, утащит, если направит магию в мускулы рук (внутри соображалки кто-то скептически хмыкнул). А чем от нежити отбиваться? А далеко он уйдет?

Вот же…

С досады шибанул кулаком по стене, хотел ругнуться, сдержался. Может, ей нельзя такого слышать? И вообще, что с ней делать? Кристо вообразил себе картинки из старых книжек: юноша держит на руках прекрасную умирающую деву. А если она заговорит, завернет что-нибудь такое вроде «Не оставляй меня» или за руку подержать попросит, или (Витязь не приведи) поцеловать… что он предпримет?

Наверное, опять ее вырубит. Больше выходов как-то в голову не лезет, и потом — что ей приспичило жалеть окружающий народ? Задача артефактора — уничтожить артефакт или доставить его в Одонар.

А они, кажется, ни того и ни другого…

— Кристо. Он не вернется.

Он чуть не подскочил от испуга, потом понял, что это очнулась Дара и что говорит она про Ковальски.

— Знаю, — буркнул он. — Сбежал, гад.

В своем уме — значит, целовать не придется. Подошел к девушке шагов на пять и с минуту сопел да соображал, что бы спросить:

— Ты помирать не собираешься? И это… жрать там или пить…

Дара отрицательно дернула уголком губ. Потом заговорила опять, почти весело:

— Умру я еще нескоро. У нас такого времени точно нет.

Малахольная. А он-то начинал в этом сомневаться. Кристо раскопал в хламе колченогий стул, выпрямил его и уселся — на безопасном расстоянии, на случай, если она совершенно слетит с катушек. Но пока было только тихое помешательство, с вот такими вопросиками:

— Интересно, тут есть крысы?

— А на кой они тебе сдались?

Помолчала. А потом уже совсем другим тоном:

— Да чтобы тебя хоть чем-нибудь занять. А то, знаешь ли, сидишь тут… — и вдруг как прорвалось: — Я не думала… я мечтала, что, когда буду умирать, рядом будет…

— А-а, рыцарь на белом драконе?

— Да уж не ты.

Надо же, и огрызаться не разучилась. А может, ничего, не так уж и плоха? Поваляется тут часика три, потом на ноги встанет…

— Я, может, тоже мечтал, чтоб рядом со мной кто-нибудь другой помер, — пробурчал Кристо.

Артемагиня вяло, замедленно хмыкнула:

— А-а, ты наверняка толпу народа себе намечтал. Чтобы рядом умерли…

— И ничего не толпу. Ну там, из Одонара с полдюжины, из Кварласса — все преподы, потом еще из деревни человек восемь, ну, и… вот Бестия еще, это точно.

Луч света сквозь окошко стал тускнее, а лицо Дары — ярче, и на этом лице засветилась странная полуулыбка.

— Бестия? Да-а… а в деревне… так плохо?

У Дары речь пропадала, а у Кристо она начала появляться, да еще сколько — сам удивлялся. Он только вообразил: она замолчит, и станет в маленьком подвале совсем тихо — и слова посыпались изо рта горохом:

— Чего плохо, совсем даже неплохо. Можно в лес сбежать, на нежить нарваться, можно в горы смотать, там у нас контрабандисты селились. И Прыгунки тогда были недалеко, это деревня ихняя. Я раз удрал, так зашел, ух, каких штук навидался. Человеческих, из этого мира. Это там научился и микроволновки включать, и музыку слушать, курить вот тоже…

Опять заговорил по-сельски. Вытряхивал из себя деревню всеми силами: и прическу оформил, и крутой прикид подобрал, но происхождение упорно проскакивало и показывало: точно не граф и не рыцарь. Ладно, Даре, наверное, все равно.

— Сбежал?

— Чего?

— Ты… сбежал?

— Ага. У нас многие сваливали. А что, дома свиней пасти? Еще и папаня у меня был — сбежишь от такого: всю жизнь клялся с честными глазами, что в магии ничего не смыслит, а как напьется — полдеревни мог разнести. С округи собирались смотреть, говорили, красиво работает. Твой, небось, был артемагом?

— Нет… отца, — почти незаметно пошевелила она губами. — Война… росла… в Одонаре.

— Ха, так и нечего сопли развешивать. Мой батя еще и подзатыльники с расстояния умел давать, как напьется. А то еще бывает, найдет на него, глаза красные сделаются, как прямо форма у Приласса. И пошел за мной гоняться, еще орет: «Выродок! Опять сливки сожрал!»

Кристо мечтательно облизнулся, вспомнив те самые сливки.

— Так что лучше сиротой, чем с кой-какими родичами. Мой еще был ничего, но вот пока я в Кварлассе до практиканта доучился — навидался такого… Одни родители приезжали в выходные, получали отчет от учителей — и начинали по этим отчетам ребят пороть! И девчонок, кстати, тоже. Да, мамашу одну видал, она силовые потоки для этого приспособила. А учителям — на… плевать, — он выбрал выражение помягче. — Да чего я рассказываю, к вам мелкота тоже не все из ужас каких хороших семей попадает.

Это кроме тех, кому после войн некуда идти, или тех, у которых с рождения дар артемагии. Кристо уж за семерницу сумел наслушаться: если родители считали, что ребенок безнадежен, его спихивали в Одонар. Причем, без предварительных страшилок вроде «Придет страшная Бестия и заберет тебя в мешок!»

Красноречие пропадало зря. Непонятно было, слышала его Дара или нет, но вопрос она задала совсем не к месту:

— А в Прыгунках… много интересного?

— Ну, еще б! — обрадовался Кристо. — Во всей Целестии такого нету, чтобы, значит, в эмельхатинах дома делались. Видала такую тварь хоть раз? Улитища размером с дом, а панцирь — ну вот как ракушка, или вот как жемчужина блестит. Здоровые такие улитищи, усами шевелят, да у них еще и зубы! Я когда туда в первый раз в Прыгунки забрел — думал, сердце из штанов вывалилось, то есть… ладно. Так у них в этих улитках дома, и дома-то ползают, пасутся! Видок, конечно, тот ещё… Возле нашей деревни у них было только весеннее пастбище, а потом они в другое место кочевали. Так там в каждом доме, в смысле, эмельхатине, просто куча техники. Почти ваша Большая Комната. И телевизоры, и мобильные, проигрыватели тоже разные… Один раз стиральную машину видел. Не поверишь: во такая здоровая, белая, внутри все само собой крутится…

Ну, понеслось.

Если что-то Кристо любил в своей жизни — так это контрабандные штуковины. С ними было весело, они не драли за уши и очень облегчали жизнь. Хотя иногда он попадался с ними учителям, тогда контрабанда начинала жизнь осложнять. Взять тот случай, когда он, еще теориком, подвернулся преподу по боевым чарам с «Тетрисом». Пропал же «Тетрис»! И препод тоже: заигрался, а потом на уроки перестал ходить, а когда у него попытались отнять игрушку — такое учинил… ну, так он ведь был по боевым чарам! Наверное, сейчас где-то лечат. Принудительно.